Чик (Гуд бай, Берлин!) (др.перевод)

Чик поднял солнечные очки на лоб, сел на водительское место и обеими руками влез в пучки проводов.

– Так, сюда бросаем плюс от аккумулятора, пятнадцатую клемму соединяем с тридцаткой. Вот этот толстый провод. Да, он должен быть толстый. Зажигание, значит, включается. Теперь пятидесятку бросаем, это к реле стартера – и все.

– А что, с любой машиной так можно?

– Ну, лично я только с этой знаком. Но брат говорит – да. Главное – пятнашка, тридцатка и пятидесятка.

– И все?

– Нужно еще замок на руле убить. Но это вообще фигня. Ногой шмяк – и готово. Ну и запитать бензонасос, конечно.

Конечно, «запитать бензонасос». Я не стал ничего говорить. На физике мы кое-что изучали про электрический ток. Что там есть плюс и минус, что электроны бегут по проводам и всякое такое. Но, судя по всему, все это не имело никакого отношения к тому, что происходило внутри нашей «Нивы». Все эти «бросить плюс от аккумулятора» и «соединить пятнашку с тридцаткой» звучали так, будто в машине тек какой-то совсем другой ток, не такой, как в проводах на уроках физики, словно мы оказались в каком-то параллельном мире. Хотя, наверное, это уроки физики были в параллельном мире. Потому что у Чика все работало, а значит, он был прав.

23

Чик снова рулил. После того как мы проехали мимо кафе-пекарни в какой-то деревушке, нам обоим страшно захотелось кофе. Мы припарковали машину в кустах за деревней и пешком вернулись к пекарне. Там мы купили кофе и булочек с сыром и ветчиной. Но в тот самый момент, когда я как раз собирался откусить от своей булочки, кто-то за моей спиной произнес:

– Клингенберг, как тебя сюда занесло?

Лутц Хеккель, слон на спичечных ножках, сидел за столиком сзади нас. Рядом с ним – еще один необъятный слон на спичечных ножках и слониха чуть поменьше с ногами-колоннами.

– Ой, и монгол тоже тут! – удивленно воскликнул Хеккель. Его тон не оставлял никаких сомнений в том, какого он мнения о монголах вообще и о Чике в частности.

– Родственников навещаем, – бросил я и тут же отвернулся. Пускаться в объяснения не хотелось.

– Не знал, что у тебя тут родственники.

– У меня, – объявил Чик и поднял стакан с кофе в его сторону, типа «твое здоровье». – Тут в Цвитове лагерь для мигрантов.

Не припомню, чтоб Хеккель был на вечеринке у Татьяны, но следующее, что он спросил, это – как мы сюда добрались. Чик стал заливать что-то про велопоход.

– Однокашники что ль? – услышал я голос большого слона, а потом долго ничего больше не слышал. Через несколько минут по столику лязгнули ключи от машины, скамейка с шумом отодвинулась, и Хеккель-отец проковылял на своих спичках мимо нас внутрь кафе. Вышел он с огромным пакетом булочек с сыром и ветчиной, четыре штуки положил нам на столик и гаркнул:

– Перекусите хорошенько, и чтоб все спорилось у наших доблестных лисапедистов!

Он постучал костяшками пальцев по дереву, и вся слоновья семья заковыляла через площадь прочь.

– Уф, – выдохнул Чик, а я даже и не знал, что сказать. Мы еще долго сидели перед этой пекарней. Кофе после этого был очень в тему, да и булочки тоже.

Каждые полчаса на площадь заруливал автобус с туристами. Где-то на холме над деревней была небольшая крепость. Чик сидел спиной к остановке, а мне приходилось смотреть на толпы стариков, которые вываливались из этих автобусов. Сплошь старики. Все в коричневой или бежевой одежде, со смехотворными панамками на голове. Проходя мимо нас – там был небольшой подъемчик, – они пыхтели так, будто только что пробежали марафон.

Мне никогда не удавалось представить, что я сам когда-нибудь стану таким бежевым стариком. А при этом все старики, которых я знал, были такими бежевыми. И старухи тоже. Все бежевые. Ужасно сложно вообразить, что эти старушки когда-то были молодыми. Что когда-то им было столько, сколько Татьяне, что они прихорашивались по вечерам и ходили на танцы, где их называли, скажем, красотками или еще как-нибудь в этом духе – лет пятьдесят или сто назад. Ну, не всех, конечно. Некоторые, наверное, и тогда были скучными и уродливыми. Но даже эти скучные и уродливые, наверняка, чего-то хотели от жизни, строили какие-то планы на будущее. И нормальные, не уродливые, тоже строили планы на будущее и уж точно не собирались превращаться в бежевых старушек. Чем дольше я думал об этих стариках, которые приезжали сюда на автобусах, тем хуже мне становилось. Больше всего меня угнетала мысль о том, что среди этих пенсионерок должны быть и те, которые в юности не были ни скучными, ни уродливыми. Наверное, среди них есть и бывшие самые красивые девчонки в параллели, в которых все были влюблены и из-за которых кто-то семьдесят лет назад сидел на своей индейской башне и ждал, когда в их комнате загорится свет.

Эти девушки тоже сделались бежевыми пенсионерками, и их стало невозможно отличить от других бежевых старушек. У всех теперь была одинаково серая кожа, толстые носы и уши, и это так загрузило меня, что мне стало совсем плохо.

– Псст! – шикнул Чик, глядя куда-то мимо меня. Я проследил его взгляд и обнаружил двух полицейских, которые шли вдоль ряда припаркованных машин и внимательно разглядывали номера. Ни слова не говоря, мы взяли свои картонные стаканы с кофе и, стараясь не привлекать внимания, прогулочным шагом направились обратно к кустам, где стояла наша «Нива». Из деревни мы выехали той же дорогой, что приехали утром, выбрались на шоссе, разогнались под сотню и рванули прочь. Спорить о планах на ближайшее будущее не приходилось.

В каком-то перелеске мы нашли парковку, где люди оставляли машины, чтоб пойти погулять. К счастью, там стояло довольно много машин. Однако найти машину, с которой можно скрутить номера, оказалось не так просто – у большинства номера вообще не на винтах крепились. В конце концов, мы отыскали старый «Фольксваген Жук» с мюнхенскими номерами, и на их место прикрутили железки с «Нивы» в надежде, что хозяин не сразу заметит подмену.

Мы пронеслись пару километров по узкой дорожке через поля, потом завернули в какой-то бескрайний лес и припарковали «Ниву» около заброшенной лесопилки. Упаковали рюкзаки и пошли бродить по лесу.

Мы вовсе не собирались бросать машину на произвол судьбы, но ехать было как-то стремно, хоть мы и сменили номера. Поэтому мы решили, что лучше, чтобы «Нива» некоторое время не появлялась на дорогах. Провести денек-другой в лесу, а потом вернуться и посмотреть, как дела – план был такой. Хотя до настоящего плана это не дотягивало. Мы ведь даже не были уверены, что полиция искала именно нас, и не знали, будут ли продолжаться поиски через пару дней.

Мы долго взбирались в горку. Наверху лес стал редеть. Там была обнесенная невысокой стенкой смотровая площадка, откуда открывался классный вид на окрестности. Но самое классное было то, что там стоял киоск, в котором можно было купить воды, или шоколадку, или мороженое. В общем, с голоду тут не умрешь, и мы решили остаться где-нибудь неподалеку от этого киоска.

Чуть ниже по склону горы мы заметили поляну, где отыскали тихое местечко за огромными кустами бузины. Там мы загорали и дремали – так прошел весь день. На ночь мы как следует подкрепились сникерсами и колой, а потом залезли в спальники и стали слушать, как стрекочут цикады. Целый день мимо шастали походники с велосипедистами, и даже автобусы проезжали – куча народу хотела насладиться окрестным пейзажем. Но как только стало смеркаться, никто больше не появлялся. Мы остались одни на горе. Все еще было тепло, чуть ли не жарко. Чик, щедро нагелив себе волосы, все-таки выцыганил у продавца в киоске две бутылки пива и теперь отковыривал с них крышки зажигалкой.