Чингисхан. Пядь земли

— Да-да, ты, безусловно, права, — не стал спорить Соломон. — Поможем.

— Буду безмерно благодарен, — кивнул ему Эйрих.

— Но тебе нужно отправляться в Константинополь, дабы не заставлять консула ждать, — викарий вновь залпом выпил вино. — Флавий Антемий — это очень опасный человек, Эйрих. Не знаю, чего он хочет от тебя, но будь предельно осторожен.

— Я буду, — пообещал Эйрих.

Примечания:

1 — Прокуратор диоцеза Фракия — прокураторов в Римской империи назначали на провинцию, что отражалось в полном наименовании их должности. Важно понимать, что прокураторы в Древнем Риме — это, изначально, назначаемые принцепсом госслужащие, имеющие происхождение из рабов или вольноотпущенников. Но время шло, значение прокураторов росло, поэтому рабов назначать императоры перестали, взамен них назначая людей из класса эквитов, читай всадников. Отвечали они, опять же, изначально, за казну принцепса, но затем полномочия расширялись и прокураторам передали в ведение сбор различных налогов в казну (fiscus), читай в федеральный бюджет, а затем и судебные функции. К V веку н.э. полномочия прокураторов были очень широкими и они активно участвовали в цветущей коррупции, так как были приближёнными к провинциальной или диоцезной казне. Любопытный факт: Понтий Пилат, принявший решение казнить некоего И. Христа, не мог быть прокуратором Иудеи, а был её префектом, вопреки данным, приводимым аж самими Тацитом, на основании которых Булгаков написал свой роман «Мастер и Маргарита». Обнаруженный в 1961 году в Кесарии кусок камня сообщил нам о том, что Пилат существовал не только в нарративных источниках, плотно аффилированных с христианством, но и являлся важным должностным лицом в Иудее, причём не прокуратором, как все говорили, а целым префектом. Булгаков об этом знать не мог, ибо камень обнаружили слишком поздно, но это ничуть не умаляет ценности его гениального произведения. Видите? Рано или поздно, но правда всё равно всплывает — не мытьём, так катаньем. В этом случае на помощь историкам пришла археология, но могло быть что-то ещё. Также это говорит нам о важности осторожного обращения с нарративными источниками. Тацит назвал Пилата прокуратором, мы не знаем, почему, Иосиф Флавий называл его то прокуратором, то претором, видимо, сам точно не знал, а Филон нарёк Пилата наместником Иудеи. Последнее, в случае если Пилат всё-таки префект, большей частью правда. Но тут вылез камень, который и поставил точку в этом непонятном споре. И смотри, уважаемый читатель, какая штука. Историки иногда склонны приводить сведения из множества нарративных источников к общему знаменателю, но в данном случае это было бы ошибкой, потому что отчасти прав оказался бы Филон, находящийся в этом споре в меньшинстве.

2 — Алмазы и огонь — если кто-то не знал, то алмаз можно сжечь на хорошем огне. Углерод — он такой. Естественно, в костре его полностью не сжечь, но зато можно очень легко превратить в нечто обугленное и малоценное.

3 — Худесуту хуяг — это общее название ламеллярных (пластинчатых) доспехов, применяемых монголами. В 00-е годы был анекдот: Вчера на президента Монголии было совершено покушение, но стрела киллера не сумела пробить бронежилет из бараньей шкуры. Так вот, это, конечно, прикол, намекающий на техническую отсталость Монголии, но надо знать, что в вопросе экипировки воинов монголы были как минимум не отстающими вплоть до появления первых массовых регулярных армий. Вот так выглядел этот хуяг, упомянутый в тексте:

Глава седьмая. Пол, устеленный золотом

/3 сентября 408 года нашей эры, Восточная Римская империя, диоцез Фракия, среди полей/

— Разбивайте лагерь, — приказал Эйрих, — мы не успели.

До Константинополя осталось часов восемь пути, но Солнце уже зашло за горизонт, а идти по темноте небезопасно и неудобно. Эйрих думал, что если ускориться, то можно добраться до столицы к закату, но они смогли только устать и не успеть.

Когда окончательно опустилась ночная тьма, они уже сидели перед кострами, ужиная вяленым мясом и римским хлебом.

— Ну-ка, подвинься, вождь, — пришёл к костру Эйриха Ниман Наус.

От вспотевшей лысины его отражались блики костра, лицо его было уставшим — все дружинники и воины участвуют в разбитии лагеря, а Наус уже не так молод. Возможно, Эйриху следует рассмотреть возможность введения иммунов, (1) на манер старых римских легионов. От воинских тренировок, которые ввёл Эйрих, это их не освободит, но зато подчеркнёт особый статус в воинстве. Пока что приходится мириться с дружинной вольницей, но, рано или поздно, надо будет с этим кончать.

Эйрих подвинулся.

— Я тут с Феомахом болтал по дороге, — произнёс старший дружинник.

— И что говорит наш римлянин? — поинтересовался Эйрих.

— Спрашивал я его о преторианцах и вообще устройстве римских легионов, — сообщил Ниман. — Иоанн говорит, что с преторианцами покончили что-то около до жопы зим назад, при каком-то Константине, прозванном Великим.

— Так, — кивнул Эйрих.

— И этот Константин заменил их на дворцовую ауксилию, (2) набираемую из таких, как мы, — продолжил старший дружинник.

— Это правда, — подтвердил Эйрих.

— А мы, считай недавно, побили всамделишных дворцовых ауксилариев, ну, тогда, когда Брета ушёл в Валхолл, — Наус снял с пояса маленький бурдючок с креплёным вином.

Это ещё одно послабление для старших дружинников — остальным нельзя, а им можно. Эйрих не собирался отдавать приказы, которые не будут исполнены, поэтому закрыл глаза на такое нарушение установленных им правил, а старшие дружинники, взамен за это, не надираются вусмерть. Тоже вещь, которую надо будет менять.

— Ты к чему это всё? — спросил Эйрих.

— Я это к тому... — Наус отпил из бурдюка. — ... что мы, выходит, лучше, чем эти изнеженные дворцовые ауксиларии.

— Столкнись мы с ними в чистом поле, думаю, всё сложилось бы несколько иначе, — вздохнул Эйрих.

— Но мы победили их, ведь так? — спросил Наус.

— Да, — кивнул Эйрих.

— Может, наймёмся к восточному императору в дворцовую ауксилию? — Ниман Наус повернулся к нему и посмотрел прямо в лицо.

— Да, там же платят много денег! — вдруг вышел из тьмы Хумул.

— Слушайте римлянина побольше, — произнёс Эйрих. — Вы не знаете о том, что творится в Константинополе, но золото застилает вам глаза...

— Думаю, надо узнать, что там да как, а уже потом делать выводы, — выдал неожиданно рациональную позицию сидящий с противоположной стороны костра Бадвин.

Бадвин — это один из опытных воинов, пожелавших присоединиться к новой дружине. Сам он родом из деревни Вунжо Старого, родичей у него не осталось — брата и отца убили римляне, во время памятного Кровавого пира. Он носит короткую бороду, которая успела поседеть, на лице есть несколько ожогов — до того, как бросил всё и ушёл в воины, он пробовал себя помощником кузнеца. На войне он обзавёлся серией шрамов на лице и на теле, а также пару раз ломал правую руку, поэтому отлично разбирается в изменениях погоды. Жену и детей он так и не завёл, единственное, что имеет для него смысл — война. Таких, как он, много, но мало кто решился бы пойти за Эйрихом. Уж больно молод он как предводитель, чтобы по-настоящему опытные воины посчитали его достойным командовать собой. За таких, как Бадвин, как Ниман Наус, как Хумул, надо держаться. Но и терпеть их своеволие тоже неприятно. Эйрих знал, как надо поступать в таких случаях, но не хотел терять хороших воинов.

— Я под руку римлян не пойду и вас не поведу, — отрезал Эйрих. — Хоть пол передо мной пусть золотом устилают, моя цель — благополучие готского народа, а не какие-то там деньги.

Истинная цель Эйриха заключается в собственном величии, в создании такого, о чём будут говорить следующую тысячу лет. Достижение того, чего ещё никто не достигал и больше не достигнет. Правда, говорить такое дружинникам бессмысленно.

«Умный и дурак не могут беседовать, верблюд и коза не могут бодаться», — вспомнил он поговорку, услышанную когда-то от своей первой матери, Оэлун.

— Ладно, пока говорить не о чем, — вздохнул Ниман Наус. — Завтра посмотрим на Константинополь, вдруг тебе там понравится?

/4 сентября 408 года нашей эры, Восточная Римская империя, г. Константинополь/

Великий город.

Эйрих смотрел на него с холма в восхищении, потому что не видел доселе настолько больших городов. Афины казались маленькими, если сравнивать их с этим городом-гигантом. Самые крупные города Мавераннахра казались теперь захолустными деревеньками... даже стольный град, жемчужина хорезмшахов, Кёнеургенч.

Крыши бесчисленных домов, практически все из красной черепицы, большая круглая площадь с некой колонной, мощёная белым камнем, выглядящая чужеродно посреди сплошной застройки, большой ипподром, знакомый Эйриху лишь из описаний — ему было трудно поверить, что всё это построили люди.

Вдыхаемый им воздух пах солью и рыбой, а со стороны города доносился оживлённый гомон. И в этот улей, где вместо муравьёв люди, предстояло войти Эйриху.

— Нам точно надо туда? — обеспокоенно спросила стоящая рядом Эрелиева. — Он меня пугает... А что если я потеряюсь?