Чингисхан. Пядь земли
Шрифт:
— Я толкую о том, что остготу даже не пришлось бы спрашивать, — усмехнулся Виссарион. — У них истинная община, где все действуют сообща, а не переживая только о своих интересах. В тяжёлые годы все стоят за всех, потому что все свои, без разделения на Антониев, Марциев, Клавдиев и Валериев. Семьи формально разделены, но в случае беды остгот посчитает уроном собственной чести и чести предков, если не поможет собрату посильно...
— Ты, это... — Хрисанф опёрся о дверной косяк. — Голову мне не морочь, вино давай!
— Думаю, мы возьмём вино и откликнемся на твоё любезное предложение,
/25 ноября 408 года нашей эры, провинция Паннония/
Вечером и ночью ни с кем серьёзно поговорить не удалось. Зевта где-то к полуночи стал мертвецки пьян, отец Григорий тоже, как и старейшина Торисмуд.
Эйрих хотел поговорить с Тулием Венноном Гамалой, тем самым примипилом городской когорты, который пытался уничтожить отряд Эйриха в ущелье. Римлянин стал совсем своим среди остготов, раз его допустили до попойки в бражном доме и даже наливали как равному.
Ни одного трезвого человека, кроме разносящих выпивку и снедь женщин, но с них нечего брать и узнавать.
Поэтому сегодня, с полудня, Эйрих посадил за стол страдающего похмельем отца и начал разговор.
— Что происходит в деревне? — спросил он у Зевты. — Почему я вижу крепкие здания, будто мы остаёмся тут навсегда?
— Не обращай внимания... — махнул рукой страдающий отец. — Это римские торговцы из Сирмия, приехали сразу же, когда узнали о миролюбии нашего племени...
«Миролюбие остготов?» — удивлённо подумал Эйрих. — «Поверю, что человек может измениться за полгода, но не племя...»
— К нам же римские послы приезжали, где-то через месяц после твоего ухода... — припомнил Зевта, приложив ко лбу прохладный серебряный кубок. — То есть не послы, а... как их там?.. «Торговые представители», да... Человек патриция Децима Валерия Паката прибыл с щедрыми дарами и договорился со мной о торговле...
— Чем торгуют? — поинтересовался Эйрих.
— Покупают золотые и серебряные украшения, ценные шкуры, уголь... — поморщившись, припомнил отец. — Взамен предлагают железо в слитках, но это я поставил условие, ещё платят серебром, ну и вино везут, много...
— Оружие? — уточнил Эйрих.
— Разводят руками... — вздохнул Зевта. — Но оно нам и не надо, у нас своих кузнецов в достатке...
— Еда, — принесла Тиудигото серебряный поднос с нехитрой снедью.
Для Эйриха, за это время уже привыкшего к красивым резным столам Большого императорского дворца, было несколько удивительно видеть дорогое серебро на таком обшарпанном и потемневшем от старости столе.
— Вина налей мне, женщина... — потребовал отец.
— Вчера мало было? — недовольно спросила Тиудигото.
— Поговори мне тут! — раздражённо прикрикнул на неё Зевта. — Где Фульгинс?
— Стирает на реке, — ответила мать.
— Неси вино, у меня голова трещит... — повторил приказ консул и вождь.
Тиудигото поджала губы, но пошла за вином.
— Ты говаривал когда-то, что консулом быть сложно... — произнёс Зевта. — Я тогда ещё подумал:
«Да что ты можешь об этом знать?» Оказалось, что ты был прав... Простым дружинником быть легко — маши топором, принимай удары на щит, пей, сколько влезет, приноси домой добычу... А тут это старичьё... А тут они задумали расширять дружину... Кого можно поставить ответственным? Зевту, сына Байргана...— Бремя повелителя, — едва усмехнулся Эйрих. — Ты сам этого захотел.
— Так и есть... — вздохнул отец. — Так и есть... Женщина, где моё вино?!
Эйрих взял жирную ножку куропатки и откусил от неё кусок.
— Ты там римлян привёл... — припомнил вчерашние события Зевта. — Слышал от тебя вчера... или не от тебя?.. Слышал вчера, что ты собираешься создавать новое воинство, помимо дружины.
— Это я тебе говорил, — кивнул Эйрих. — Но ты не очень-то меня слушал.
— Вчера были другие дела... — прикрыл глаза отец. — Не до того было...
Пир удался на славу: четыре покойника, семнадцать раненых. Под самый конец подрались две семьи, по восемь человек с каждой стороны, а дальше присоединились остальные. Эйрих тогда предусмотрительно ушёл, чтобы не зашибли ненароком...
— Буду собирать новиков, — произнёс мальчик. — Инструкторы говорят, что уже готовых воинов учить — только портить, поэтому нужны юноши не державшие в руках копья. Вот из них сделаем настоящих легионеров, но это потребует денег. Много денег.
— Это ты сам, с Сенатом... — вновь, словно от зубной боли, поморщился отец. — Если сумеешь убедить их, то выделят деньги... Денег у нас много...
Насколько знал Эйрих, введение налогов обещало пройти тяжело и кроваво, поэтому едва ли Сенат успел принять закон за какие-то там пять месяцев. Значит, деньги появились откуда-то ещё.
— Откуда? — спросил мальчик.
— А, ты же не знаешь... — Зевта увидел недовольную Тиудигото, несущую малый кувшин. — Благодарю тебя, любовь моя...
Мать бросила на него насмешливо-скептический взгляд и пошла по своим делам.
— Чего я не знаю? — спросил Эйрих.
Зевта налил в пустой кубок живительной влаги и начал пить вино, как воду.
— Видел гуннов на вчерашнем пире? — поставив кубок на стол, спросил он.
— Видел, — кивнул Эйрих, отставивший обглоданную ножку куропатки.
— Это ведь не проезжие и не простые люди, — произнёс отец, наливая в кубок новую порцию.
Самочувствие его резко улучшилось, он как-то повеселел.
— Так кто эти непроезжие и непростые люди? — спросил Эйрих.
— Руа, сын Улдина, — произнёс Зевта. — Приехал с младшим братом — Мундзуком, а также двумя его сыновьями — Аттилой и Бледой.
Глава восемнадцатая. Мнение сенаторов
/25 ноября 408 года нашей эры, провинция Паннония/
Зевта довольно улыбался, видя на лице сына нешуточное удивление.
— Зачем они тебе? — не понял Эйрих.
— А вот теперь закрой рот и цепко внимай, — Зевта навалился на стол, сдвинув поднос с куропатками и приблизился к Эйриху.
Говорил он тихо, даже огляделся по сторонам, опасаясь, что кто-то услышит.