«Чингизово право». Правовое наследие Монгольской империи в тюрко-татарских ханствах и государствах Центральной Азии (Средние века и Новое время)

Возведение на трон Монголии потомка Угедэя объясняется теми же причинами, что и приход к власти его родичей в других улусах Чингизидов: противоборствующим потомкам Тулуя был противопоставлен представитель другой ветви – более «захудалый», не имевший прочных связей и владений в монгольских степях и потому вынужденный всецело подчиняться своему покровителю. Таким покровителем являлся ойратский племенной вождь Угэчи-Хашига (некоторые авторы даже склонны отождествлять его с Гуйличи). Однако, как и в случае с Али-султаном в Мавераннахре, происхождение Гуйличи, поначалу приведшее его на трон, в конечном счёте сыграло против него: он был убит своими противниками именно как не имевший права на трон, поскольку не принадлежал к роду «традиционных» хаганов [266] . Любопытно отметить, что, например, в монгольском историческом сочинении XVII в. «Шара туджи» («Жёлтая история») упоминание о Гуйличи вообще отсутствует: после умершего в 1399 г. Элбэг-хана трон переходит к его старшему сыну Гун-Тэмур-хану, а затем к его младшему брату Улдзэй-Тэмур-хану, после него к сыну последнего – Дэлбэгу [267] . Вполне вероятно, что Гуйличи / Ак-Тэмур являлся соперником Гун-Тэмура и, возможно, Улдзэй-Тэмура в начале его правления.

266

Бичурин Н. Я. (Иакинф). Историческое обозрение ойратов или калмыков с XV столетия до настоящего времени. – Элиста, 1991. – С. 25.

267

Шара-туджи. Монгольская летопись XVII века / пер. Н. П. Шастиной. – М., 1957. – С. 143; см. также: Цендина А. Д. Монгольские летописи XVII–XIX веков. – С. 27–28.

9. После гибели Гуйличи / Ак-Тэмура в год земли-мыши (1408 г.) власть в Монголии на некоторое время вновь полностью оказалась в руках потомков Хубилая, которых поддерживали восточномонгольские племенные князья. Однако в год дерева-змеи (1425 г.), после гибели Дэлбэг-хана, на монгольском троне оказывается ещё один Угедэид – Агсагалдай, принявший тронное имя Адай-хаган [268] и являвшийся, согласно «Шаджарат ал-атрак», сыном Ак-Тэмура [269] . Как и его отец, он был противопоставлен западными монголами – ойратами, своим восточным соперникам, поддерживавшим потомков Тулуя. Покровителем Адая был ойратский Аруктай-тайши, вскоре после гибели которого, в год земли-лошади (1438 г.), был свергнут и убит и сам Адай-хаган, и власть в Монголии окончательно закрепилась за потомками Хубилая и сохранялась за ними вплоть до нач. ХХ в. [270] Обратим внимание на то, что в упомянутой «Шара туджи» Адай-тайджи (после восшествия на престол – Адай-хаган) упоминается как «потомок Эдзэна (т. е. Чингиса)» [271] : с одной стороны, автор сочинения не относит его к потомкам Тулуя, но вместе с тем и не упоминает о его происхождении от Угедэя. Сообщение «Шаджарат ал-атрак» о его происхождении, таким образом, представляется уникальным, но, в силу приведённых выше аргументов, достаточно достоверным.

268

Базарова Б. З. Монгольские летописи – памятники культуры. – М., 2006. – С. 229.

269

Shajrat ul atrak. – P. 220.

270

Чернышев А. И. Общественное и государственное развитие ойратов в XVIII в. – М., 1990. – С. 21–22.

271

Шара-туджи. – С. 144.

Таким образом, практически одновременно (30–40-е гг. XV в.) завершилось царствование потомков Угедэя в Мавераннахре – улусе Чагатая, и Монголии – улусе Тулуя.

Итак, подводя итоги нашего исследования, можно сделать следующие выводы:

1. Угедэиды, официально лишившиеся права на трон Монгольской империи в сер. XIII в., а затем и собственного улуса в нач. XIV в., оставались, тем не менее, законными претендентами на трон в любом государстве Чингизидов как прямые потомки Чингис-хана по мужской линии.

2. Выбор претендента на трон именно из рода Угедэя представлял собой попытку найти политический компромисс в междоусобной борьбе представителей разных ветвей Чингизидов. И если первый случай такого выбора (Хайду) представлял собой компромисс с семейством самих Угедэидов, то все последующие случаи – попытки возведения на трон нейтрального кандидата, а не одного из представителей более влиятельных семейств «золотого рода». Такими же соображениями нередко руководствовались влиятельные фигуры на монгольском пост-имперском пространстве в разные времена, например, ещё в XVIII в. башкирская знать пыталась сплотить население вокруг «внеклановой фигуры» монарха, призывая последнего из числа крымских, казахских или каракалпакских Чингизидов и даже из джунгарского правящего рода [272] .

272

См.: Трепавлов В. В. Белый царь. Образ монарха и представления о подданстве у народов России XV–XVIII вв. – М., 2007. – С. 152.

3. Привлекательность претендентов из рода Угедэя в глазах их покровителей (всесильных временщиков в Мавераннахре, Иране и Монголии) объяснялась тем, что Угедэиды принадлежали к захудалой, можно сказать, находящейся в забвении ветви рода Чингис-хана, не обладали в этих государствах ни владениями, ни связями с влиятельными эмирами и потому всецело находились в зависимости от своих покровителей и не имели возможности претендовать на какую бы то ни было реальную власть. Зависимость их от временщиков была тем больше ещё и потому, что в качестве номинальных правителей на трон возводились представители тех ветвей дома Угедэя, которые прежде вообще никогда не занимали трон, тогда как потомки Гуюка, Ширэмуна, Хайду, являвшихся великими ханами, в качестве претендентов на трон даже не рассматривались.

§ 2. Равенство происхождения как причина многовластия в государстве Шайбанидов

Тот факт, что все Чингизиды (по прямой мужской линии) имели право на трон, приводил к многочисленным переворотам, междоусобицам и гражданским войнам, в результате которых тюрко-монгольские государства ослабевали, раскалывались или вообще исчезали. Однако в ряде случаев своеобразным компромиссом становился одновременный приход к власти нескольких правителей с равным статусом в одном государстве. Естественно, между ними возникала конкуренция, и одни старались возвыситься над другими (в т. ч. и с помощью военной силы), однако в целом такая ситуация несколько отличалась от обычных междоусобиц. Постараемся показать это на примере исследования феномена многовластия в государстве Шайбанидов, известном также как Бухарское ханство (1500–1601 гг.).

У власти в этом государстве находились родственники его основателя Мухаммада Шайбани-хана (дети, племянники, дядья и их потомки), и сложные, запутанные родственные отношения между ними приводили к тому, что Бухарское ханство в XVI в. неоднократно сотрясали смуты, на власть в государстве одновременно претендовали несколько правителей, носивших ханские титулы. Эта эпоха довольно скудно и при этом односторонне освещена в научной литературе, поскольку исследователи базировались преимущественно на письменных источниках – официальных придворных историях и хрониках. Между тем ни для кого не секрет, что авторы этих сочинений были весьма субъективны и обычно излагали в них официальную идеологию своих патронов – «заказчиков» указанных сочинений [273] . Соответственно, исследователи, имеющие в своём распоряжении только такие труды, формируют не вполне объективное представление о ситуации в государстве Шайбанидов и склонны представлять междоусобную борьбу представителей династии как мятежи некоторых амбициозных султанов против законных правителей – именно так эта ситуация излагается в исторических сочинениях, создававшихся при дворе ханов-победителей.

273

Султанов Т. И. Заказчики исторических книг и воля заказчика (по материалам персидских и тюркских сочинений) // XX научная конференция по историографии и источниковедению истории стран Азии и Африки. Санкт-Петербург. 6–7 апреля 1999 г. – СПб., 2000. – С. 153–155.

Однако сегодня, когда в научный оборот вводятся не только письменные памятники, но и другие исторические источники – официальная документация Шайбанидов, а также богатый нумизматический материал Бухарского ханства, имеется возможность существенно пересмотреть сложившуюся точку зрения. Значительная работа в этом направлении проделана Е. А. Давидович, весьма подробно и всесторонне проанализировавшей монетный материал Шайбанидов, которым сегодня располагают исследователи. Использование результатов её исследований, их соотнесение с данными письменных источников и официальной точкой зрения историографов позволяют внести существенные уточнения в вопрос о расстановке сил и причинах борьбы за власть тех или иных претендентов на трон, равно как и о степени законности их претензий [274] .

274

Сразу оговоримся, что здесь речь пойдёт именно о претендентах на ханский титул и верховную власть в Бухарском ханстве, а не о султанах-«сепаратистах», которые стремились всего лишь проводить независимую политику в рамках своих уделов.

В истории Бухарского ханства можно выделить несколько периодов обострения борьбы за верховную власть: 1510–1512, 1550–1551, 1556–1557, 1570-е – 1582 гг. Эти события довольно скупо и однобоко освещены в исторической литературе, поскольку придворные историки ханов-победителей отнюдь не были заинтересованы в сохранении памяти о тех ханах и султанах, которые были побеждены их повелителями в борьбе за власть. Тем ценнее в таких условиях «независимый» источник – монеты Бухарского ханства XVI в.

Первый этап многовластия в Бухарском ханстве относится к нач. второго десятилетия XVI в., когда после гибели Мухаммада Шайбани-хана (28 или 30 ноября 1510 г.) его родичи никак не могли поделить его наследие. В результате в 1512 г. на ханский трон в государстве Шайбанидов претендовали сразу четыре хана! Первым был Суйундж-Ходжа, сын Абу-л-Хайра, которого объявили ханом ещё в 1510 г., сразу после гибели своего племянника. Затем Мухаммад-Тимур, сын Мухаммада Шайбани, имевший основание претендовать на трон как наследник своего отца по завещанию (валиахд). В 1512 г. он захватил Герат, повелел читать хутбу со своим именем и даже успел отчеканить собственную монету, но сорок дней спустя вынужден был оставить Хорасан под натиском персов. Тем не менее первенец Шайбани-хана юридически считался ханом, пусть и очень короткое время [275] . Его двоюродный брат Убайдаллах-султан в то же время отвоевал у Бабура Самарканд и по настоянию местной знати также принял ханский титул. Но вскоре под давлением своих старших родичей ему пришлось отказаться от верховной власти, сохранив, впрочем, за собой Бухару и даже ханский титул. Сам Суйундж-Ходжа также отказался от титула старшего хана, передав его своему старшему брату Кучкунджи – старейшему из оставшихся в живых потомков Абу-л-Хайра [276] .

275

Ср.: Султанов Т. И. Чингиз-хан и Чингизиды. – С. 302.

276

См.: Семёнов А. А. Первые Шейбаниды и борьба за Мавераннахр // Труды академии наук Таджикской ССР. – 1954. – Т. XII. – С. 114, 134, 142; Horikawa T. The problem of the four khans in the early Sheybanid dynasty // XI Turk tarih Kongresi’nden ayribasim. – Ankara, 1994. – Р. 1708–1711.

Казалось, на этом период многовластия прекратился, и все Шайбаниды признали власть Кучкунджи-хана. Однако нумизматический материал убеждает нас, что всё было не так просто: бухарский правитель Убайдаллах, как оказалось, не собирался отказываться от ханского титула и проводил совершенно независимую политику, на что указывает тот факт, что в правление Кучкунджи-хана в Самарканде и Бухаре чеканились монеты разных стандартов [277] . Таким образом, бухарский Убайдаллах-хан не считал себя подчинённым самаркандского Кучкунджи-хана и проявлял это даже в форме такого явного атрибута суверенной власти, как монета собственного чекана!

277

См.: Давидович Е. А. История денежного обращения средневековой Средней Азии (медные монеты XV – первой четверти XVI в. в Мавераннахре). – М., 1983. – С. 227, 244.