«Чингизово право». Правовое наследие Монгольской империи в тюрко-татарских ханствах и государствах Центральной Азии (Средние века и Новое время)

Тем не менее именно Угедэиды оказались наиболее «востребованы» в качестве кандидатов на трон в различных государствах Чингизидов в Смутные времена. Их воцарение, по нашему мнению, являлось своего рода компромиссом, способным примирить представителей более легитимных и более влиятельных ветвей Чингизидов и установить в раздираемом смутой государстве какое-то подобие прежнего порядка с соблюдением паритета противоборствующих кланов. Представляется интересным проанализировать примеры их восхождения на трон и выяснить причины выбора в качестве ханов представителей именно этого рода.

1. Первый пример относится ещё к 1250-м гг. и, собственно, не привёл к возведению на трон потомка Угедэя – речь идёт о статусе царевича Хайду, внука Угедэя, при хане Мунке. Ещё в 1908 г. Э. Шаванн опубликовал монгольскую грамоту китайского письма, датированную 1257 г. Её адресант гласил: «Предвечного Бога силою / Монке великого хана благоденствием / Хайду наследного принца (тай-цзы) указ» [232] . Вероятно, не следует понимать титул «тай-цзы» таким образом, что Хайду являлся единственным официальным наследником: этим титулом в рассматриваемый период обладали владетельные Чингизиды, имевшие некоторый приоритет в наследовании верховной власти в Монгольской империи. Несомненно, Хайду был не единственным «тай-цзы» среди Чингизидов, но тот факт, что он, потомок Угедэя, обладал этим титулом, говорит о многом – учитывая, что большинство Угедэидов в этот период были либо сосланы в дальние провинции или действующую армию, либо казнены.

232

Chavannes E. Inscriptions et pieces de chancellery chinoises de l’epoque mongole // T’oung Pao. – 1908. – Ser II. – Vol. 9. – P. 368–371. См. также: Григорьев А. П. Монгольская дипломатика XIII–XV вв.: чингизидские жалованные грамоты. – Л., 1978. – С. 9, 24, 119.

На наш взгляд, этот документ свидетельствует о своего рода компромиссной политике Мунке, который, с одной стороны, пришёл к власти в противовес Угедэидам и даже вскоре после воцарения обрушил на этот род репрессии, но, с другой, вынужден был пойти на мировую с этим всё ещё влиятельным родом и признать его представителя своим потенциальным наследником. Интересно отметить, что наследный принц был сыном Кашина, сына Угедэя, т. е. относился не к роду Гуюка или Ширэмуна, а к той ветви потомков Угедэя, которые не занимали трон, и, следовательно, Хайду должен был быть благодарен хану за своё возвышение, поскольку формально не имел на него никаких оснований. Ближе к концу правления Мунке, тем не менее, Хайду был лишён статуса «тай-цзы» и сослан в Тарбагатай (по мнению исследователей, за заговор против хана [233] ). Но вполне вероятно и другое объяснение: Мунке, чьи позиции существенно укрепились, уже не чувствовал необходимости идти на компромисс с ветвью Угедэидов, официально отрешённой от власти.

233

Караев О. К. Чагатайский улус. Государство Хайду. Могулистан. Образование кыргызского народа. – Бишкек, 1995. – С. 20.

Тем не менее надо полагать, что именно статус наследника трона (хотя и отнятый позднее) позволил Хайду в дальнейшем претендовать не только на самостоятельный улус, но и на трон великого хана, за который он не без успеха боролся с Хубилаем, братом Мунке, в 1271–1301 гг. [234] Впрочем, этот этап его биографии нами в рамках данного исследования не рассматривается.

Таким образом, Хайду в статусе наследного принца можно считать первой компромиссной фигурой из рода Угедэидов – хотя трона в результате данного «компромисса» он и не занял.

234

См.: Джамал ал-Карши. Ал-Мулхакат би-с-сурах / введ., пер. с ар. – перс., комм.: Ш. Х. Вохидова, Б. Б. Аминова. – Алматы, 2005. – С. 124. См. также: Biran M. Qaidu and the rise of the independent Mongol state in Central Asia. – Richmond, 1997. – Р. 37.

2. Следующий пример относится уже к истории государства Чагатаидов, в котором в 740 г. по х. (1339 г.) к власти приходит Али-султан б. Урук-Тимур (или Исан-Тимур) б. Йайа б. Кадан б. Угедэй [235] . Он управлял северо-восточной частью Чагатаева улуса и чеканил монеты в Отраре и Алмалыке вплоть до 742 г. по х. (1342 г.). Источники донесли до нас не так уж много информации об Али-султане, тем не менее сохранились весьма интересные подробности, связанные с его деятельностью.

235

Му’изз ал-ансаб («Прославляющее генеалогии») / пер. с перс., пред., прим. Ш. Х. Вохидова. – Алматы, 2006. – С. 59.

Так, например, Хондемир сообщает следующее: «В это время Али-султан, который происходил от Огодай-каана, восстал, захватил власть в Улусе Чагатая и упразднил пакт (ахд-наме) Кабул-хана и Качулай-багатура, который был украшен ал-тамгой Нумьен (читай: Туменен) – хана и подписан Чингис-ханом и Карачар-нойоном. После этого Али-султан какое-то время правил, а потом был убит, подобно своим предшественникам» [236] .

Другое важное сообщение принадлежит итальянскому миссионеру середины XIV в. Д. Мариньоли, который при описании событий 1339–1340 гг. сообщает: «А когда миновала зима, мы, изрядно откормленные и одетые, с множеством отменных подарков, получив от императора лошадей и деньги на возмещение дорожных издержек, прибыли в Армалек [Алмалык], что в Срединной Империи. Здесь мы построили церковь, купили участок земли, вырыли колодец, справили мессы и многих окрестили, проповедуя невозбранно и открыто, невзирая на то, что за год до этого епископ и шесть братьев приняли во имя Христа мученическую кончину [в Алмалыке]. То были: брат Рикардус, епископ, бургундец родом, брат Франческо из Алессандрии, брат Пасхалий, испанец (а был он пророком, и виделись ему разверстые небеса, и предсказал он своё и своих спутников мученичество, и гибель от потопа татар Сарая, и разорение Армалека, и смерть императора спустя три года после их мученической кончины), брат Лоренцо из Анконы, брат Пётр, один индийский брат, их драгоман, и Гилоттус, купец» [237] . Несомненно, речь идёт именно о деяниях Али-султана, который приказал разрушить католический храм в Алмалыке, а затем, три года спустя, был убит [238] .

236

Histoire des Khans Mongols du Turkistan et de la Transoxiane. Extraite du Habib Essiier de Khondemir. Traduite du Persan et accompagnee de notes par M. C. Defremery // Journal Asiatique. – 1852. – Serie IV. – T. XIX. – P. 274–275 (перевод наш. – Р. П.). Ср.: Shajrat ul atrak, or Genealogical tree of Turcs and Tatars / transl. and abridged by Col. Miles. – London, 1838. – P. 373.

237

Хроника флорентийца Джованни Мариньоли, епископа Базиньянского / введ., пер., комм. Я. М. Света // После Марко Поло. Путешествия западных чужеземцев в страны трёх Индий. – М., 1968. – С. 197.

238

См., напр.: Бартольд В. В. Двенадцать лекций по истории турецких народов Средней Азии. – С. 165.

На основании приведённых сообщений возникает предположение, что Али-султан оказался компромиссной фигурой не в результате соглашения с самими потомками Угедэя (как это было с Хайду при Мунке), а своеобразным «нейтральным» кандидатом в условиях соперничества за трон представителей разный ветвей рода Чагатая. Надо полагать, что силы, возведшие его на трон, рассчитывали, что его воцарение сумеет примирить противоборствующие группировки и установить мир в стране. Кто именно стоял за Али-султаном, источники не сообщают. Возможно, что он опирался, во-первых, на мусульманское духовенство, что подтверждается его отношением христианам-католикам. Во-вторых, его опорой могли также стать и влиятельные сановники или племенные предводители не монгольского, а местного, тюркского, происхождения. На это указывает упразднение «пакта» между Кабул-ханом и Качулай-багатуром, который давал юридическое основание представителям монгольской знати претендовать на ведущую роль в государственном управлении, командовании войсками и другие привилегии [239] . Кроме того, Али-султан поощрял браки монголов с представителями местного населения [240] , что также подтверждает наше предположение о его близости с местной знатью.

239

См.: Скрынникова Т. Д. Харизма и власть в эпоху Чингис-хана. – С. 217–218.

240

Shajrat ul atrak. – Р. 373.

Очевидно, поддержка была довольно сильной, поскольку позволила Али-султану сохранять власть в течение трёх лет. Тем не менее в 742 г. по х. (1342 г.) он был убит – причём именно потому, что принадлежал к роду Угедэя и воспринимался Чагатаидами как узурпатор власти в их родном улусе. В связи с этим следует отметить, что Али-султан всячески подчёркивал свою принадлежность к роду Угедэидов – на это указывают чеканенные им монеты с тамгой, являющейся разновидностью тамги Дома Угедэя. Поэтому не приходится удивляться, что в конце концов сторонники более «легитимной» ветви Чингизидов – потомки Чагатая в лице Мухаммад-Пулада б. Мухаммада сумели одержать над ним победу и на короткое время вновь объединить Чагатаев улус под своей властью [241] .

241

См.: Петров П. Н. Нумизматическая история Чагатаидского государства 668/1270 – 770/1369 гг.: автореф. … канд. ист. наук. – Казань, 2007. – С. 8, 18.

Воцарение Али-султана стало, тем не менее, прецедентом, который эффективно использовался и в других государствах Чингизидов.

3. В частности, в государстве Хулагуидов в 745 г. по х. (1344 г.) «Малик Ашраф […] поставил ханом некоего Сулаймана, выходца из Кипчака, назвал его Нуширван-и Адил и вознёс в Азербайджане и Арране знамя независимости» [242] . По-видимому, в данном случае имеет место такой же компромисс, как и в Чагатаевом улусе: борющимся представителям одной ветви рода (в Иране – Хулагуидам) был противопоставлен представитель Дома Угедэя, что должно было способствовать затуханию междоусобной борьбы. Как оказалось, отчасти этот шаг оказался эффективным: при поддержке Малик Ашрафа Нуширван продержался на троне около 12 лет, после чего умер (или был убит), и на смену ему пришёл Газан II.

242

Шараф-хан Бидлиси. Шараф-наме / пер., предисл., прим. и прил. Е. И. Васильевой. – М., 1976. – Т. II. – С. 72. Ср.: Shajrat ul atrak. – P. 333.

Примечательно, что ряд источников ничего не сообщает о принадлежности Нуширвана к Дому Угедэя. Так, Шараф-хан Бидлиси называет его «выходцем из Кипчака», что даёт основание отнести его вообще к Джучидам – властителям Дешт-и Кипчака (Золотой Орды). Абу Бакр ал-Ахари отмечает лишь, что «Малик Ашраф привёл одного [человека] из племени торклийан, посадил на трон и велел читать в Арране хутбу с упоминанием его имени. Кроме имени Ануширван, у того ничего больше не было». Некоторые историки (в частности, Зайн ад-Дин б. Хамдаллах Казвини и Хафиз Абру) вообще не относят его к представителям «Золотого рода», а склонны причислять его к кипчакам из рода кавийан [243] . Абу-л-Гази считает его потомком Хулагу-хана [244] . В «Муизз ал-ансаб» же фигурирует единственный Нуширван, который назван сыном Данишмандча-хана [245] . Подобная генеалогия может вызвать некоторые сомнения: сам Данишмандча (о котором речь пойдёт ниже) был ханом, но в Мавераннахре и несколько позже, чем его предполагаемый сын вступил на трон Ирана. Впрочем, вряд ли это обстоятельство даёт основания отвергать данную генеалогию: в истории Чингизидов встречается немало случаев, когда ханами провозглашались царевичи при живых родителях. Примером тому может служить приход к власти, например, Юмадук-оглана в Тюменском юрте в XV в. [246] или целого ряда казахских султанов, возводившихся на трон Хивинского ханства в XVIII в. (Каип б. Батыр, Нурали б. Абу-л-Хайр и др.) [247] .

243

Абу Бакр ал-Кутби ал-Ахари. Тарих-и шейх Увейс / пер.: М. Д. Кязимова и В. З. Пириева. – Баку, 1984. – С. 80, 122, прим. 152.

244

Абуль-Гази-Бахадур-хан. Родословное древо тюрков / пер. Г. Саблукова // Абуль-Гази-Бахадур-хан. Родословное древо тюрков. Иоакинф. История первых четырёх ханов дома Чингисова. Лэн-Пуль Стэнли. Мусульманские династии. – М.; Ташкент; Бишкек, 1996. – С. 97.

245

Му’изз ал-ансаб. – С. 60.

246

См.: Ахмедов Б. А. Государство кочевых узбеков. – М., 1965. – С. 43.

247

Shir Muhammad Mirab Munis & Muhammad Riza Mirab Agahi. Firdaws al-iqbal: History of Khorezm / transl. from Chagat. & annot. By Yu. Bregel. – Leiden; Boston; Kцln, 1999. – Р. 66–76.

Таким образом, мы вновь имеем дело с компромиссной фигурой на троне, чьё происхождение от Угедэя в какой-то мере примирило с его воцарением все противоборствующие силы. Безусловно, важную роль в этом примирении сыграл и тот факт, что покровитель Нуширвана, эмир Малик Ашраф, являлся весьма могущественным племенным предводителем и контролировал значительную часть бывшей державы Хулагуидов. Отметим, впрочем, что власть Нуширвана (и Малик Ашрафа), признаваемая в Азербайджане и Арране, на протяжении всего их правления продолжала оспариваться в других областях, в частности, потомками Хасара в Мазандеране и Джалаиридами в Багдаде, которые, однако, не выдвигали других претендентов-Чингизидов. Сохранились монеты Нуширвана, чеканенные в Тебризе [248] .

248

Френ Х. М. Монеты ханов Улуса Джучиева или Золотой Орды. – СПб., 1832. – С. 67–68; Савельев П. Монеты Джучидов, Джагатаидов, Джалаиридов и другие, обращавшиеся в Золотой Орде в эпоху Тохтамыша. – СПб., 1858. – Вып. II. – С. 264.