Чище воды, острее ножа

Впрочем, для таких моментов у меня есть мои любимые косточки. Я достала замшевый мешочек, вынула додекаэдры, закрыла глаза, сосредоточилась и метнула их на стол. Выпало 13+6+25, что означало — «Вас посетит минутное увлечение». Тьфу ты! Наверное, плохо сосредоточилась. Увлечение меня уже посетило — Венька мне определенно понравился. Да и я ему тоже, судя по всему. А будет ли увлечение минутным — время покажет. Но я-то, обращаясь к магическим двенадцатигранникам, вовсе не об этом узнать хотела, а о деле. Попробую еще раз, хоть в гадании такое и не приветствуется.

Я снова закрыла глаза, постаралась как можно лучше сконцентрироваться на начатом расследовании и снова бросила кости, да так, что одна из них свалилась со стола и укатилась под диван. Между прочим, само по себе это плохая примета. Вытащив укатившуюся косточку из-под дивана и положив ее рядом с двумя другими, я увидела такую комбинацию: 7+36+17. Ага… «Пока вы медлите, будущие удачи могут пострадать, а тайные замыслы врагов возмужают». Ну вот, теперь все ясно. Судьба вполне определенно дает мне понять, что вместо того, чтобы пить кофе и думать о всяких там увлечениях, нужно заниматься делом. Что ж, значит, обойдусь без завтрака.

Приняв такое решение, я пошла к выходу из квартиры, вышла и заклеила дверь бумажкой, полученной от Данилова. Теперь квартира будет опечатана до тех пор, пока не приедет судмедэксперт, а я пока пойду и вместо завтрака в каком-нибудь близлежащем кафе пообщаюсь с соседями. Надеюсь, беседа с ними не займет много времени, а то ведь люди ждут. Но ничего, подождут.

Глава 4

Опрос соседей не принес почти никакой полезной информации. Все спали, ничего не видели и не слышали. Только уборщица Зинаида Петровна, которая вышла на работу в половине шестого утра, сказала, что заметила, как в каком-то из окошек то ли пятого, то ли четвертого этажа погас свет, а потом отдернулась занавеска. Она еще удивилась, что люди так рано проснулись, а раз свет горел, то, выходит, и до того не спали. Но в каком именно окошке она видела свет, Зинаида Петровна была не уверена. Судя по тому, куда она показывала, это вполне могло быть окно кухни интересующей меня квартиры.

Я навестила и соседние с ней квартиры и выяснила, что никто в них рано утром не просыпался, на кухне при свете не сидел и занавесок не отдергивал. В одной квартире на четвертом этаже на мой звонок никто не среагировал. Словоохотливая уборщица, сопровождавшая меня во время хождений по подъезду под предлогом того, что она, может быть, еще что-нибудь вспомнит, а на самом деле наверняка из чистого любопытства, пояснила, что в ней живут двое студентов и что они часто приходят домой среди ночи, а потом до двух-трех часов дня отсыпаются. Так что сейчас они, скорее всего, дома, но или звонка не слышат, или открывать не хотят, к ним нужно вечером заходить. Я решила, что студентов навещу потом, а пока нужно заняться другими делами.

Когда я уже совсем собралась уходить, уборщица мимоходом упомянула, что баба Маша с третьего этажа сказала ей, что рано утром видела незнакомого парня, выходившего из подъезда. Я немедленно пожелала увидеть эту самую бабу Машу, и уборщица отвела меня к ней.

Баба Маша оказалась очень толстой пожилой женщиной, которую я, кажется, видела утром во дворе. Она долго изумлялась тому, что такая молодая и красивая женщина работает в прокуратуре и расследует убийство, и все пыталась узнать у меня подробности происшедшего, да так профессионально, что в какие-то минуты становилось непонятно, кто кого из нас допрашивает. Но с превеликим трудом мне все-таки удалось выяснить, что бабуля всегда просыпается рано и садится к окошку, потому что делать ей нечего, а телевизор включать, пока домашние спят, нельзя. И сегодня она, сидя у окошка, видела, как в начале восьмого из подъезда вышел молодой парень, который тут не живет. Я долго выспрашивала у бабули приметы парня, и в результате получилось следующее: он высокого роста, с темными, коротко стриженными волосами, очень широкими плечами и со спортивной, как выразилась бабка, походкой и фигурой. Одет незнакомец был в светлую рубашку и брюки. Еще бабке показалось, что он слегка прихрамывал, правда, на какую ногу, она не запомнила.

Чем дальше я слушала бабу Машу, тем тоскливее мне становилось. Среди тех, кто был вечером и ночью присутствовал на вечеринке у Димы Лягунова, не было никого, кто бы под ее описание подходил. Значит, мимо цели, не имеет этот парень никакого отношения к моему делу. Да и время, кстати, слишком позднее — в начале восьмого Лисовский был мертв уже как минимум два часа. Ну и ладно, отрицательная информация — тоже информация.

На всякий случай я оставила Зинаиде Петровне и бабе Маше номер своего сотового и попросила позвонить, если они вдруг вспомнят или узнают что-нибудь интересное. Шансов на это, конечно, было мало, но вдруг. Я все-таки опросила не всех жильцов подъезда, а дотошные бабки из чистого любопытства весь дом перетрясут и про соседние не забудут. Вдруг да выяснят что-нибудь, что я упустила. У них ведь произошедшее убийство станет главной темой разговоров надолго.

Я попрощалась с женщинами и вышла из подъезда, гадая, ждут ли меня еще Беляковы или уже уехали, не выдержав.

Они ждали. Не успела я и двух шагов сделать от подъезда, как из белой «Волги» вышел Беляков-старший и призывно замахал мне рукой. Я кивнула и подошла к машине. Беляков услужливо распахнул дверцу, и я села на заднее сиденье, а сам он и его сын расположились впереди.

— Удалось что-нибудь выяснить? — с надеждой глядя на меня, спросил Константин Петрович.

Мне очень хотелось чем-нибудь порадовать клиента, как-никак он ждал меня с половины десятого до… — я взглянула на часы, — до половины первого. Кошмар какой!

— Удалось, — вполне честно ответила я. — Правда, я не знаю пока, что из того, что я выяснила, мне пригодится в расследовании, но информации к размышлению много. Кстати, для дальнейшей работы мне нужно задать тебе, — я посмотрела на младшего Белякова, — несколько вопросов. Только, чур, отвечать честно, это в твоих же интересах, сам понимаешь.

Сергей кивнул и с надеждой посмотрел на меня:

— А вы меня не подозреваете?

— Пока я всех подозреваю, — отмахнулась я. — И тебя тоже. Но есть человек, которого я подозреваю больше, чем тебя.

— Кого? — нетерпеливо спросил Сергей.

— Диму Лягунова. Постой! — Я подняла руки перед грудью, прерывая Белякова, явно собиравшегося разразиться какой-то пламенной речью. — Разговаривать мы будем так: я спрашиваю — ты отвечаешь. Итак, вопрос первый: как ты полагаешь, были у Лягунова причины желать Лисовскому смерти или нет? Еще раз предупреждаю, что отвечать нужно честно. Если ты таких причин не знаешь, но начнешь их сейчас в спешном порядке изобретать, чтобы отвести подозрение от себя, то, поверь мне, добьешься только противоположного результата. Я ведь все равно проверять буду твои слова. Итак?

Сергей был несколько обескуражен моим заявлением, но я ничуть не жалела о сказанном. Не пригрози я ему, он мне сейчас таких сказок наплетет, что не разберусь до пенсии.

— Были у него такие причины, — несколько опомнившись, начал Беляков. — Честное слово, не вру, — он нервно прижал руки к груди, словно давая мне страшную клятву. — Во-первых, Сашку все в группе терпеть не могли, кроме Олега, а во-вторых, из-за Женьки!

— Погоди, не так быстро, — осадила я Сергея. — Еще раз, но медленно, подробно и по пунктам. Сначала про группу и почему его там не любили.

В ответ Беляков разразился пространной речью, в общих чертах повторявшей то, что я слышала от Димы Лягунова. Сначала они все были друзья и единомышленники, а потом в Лисовском проснулся талант организатора, он обнаглел и начал всех «подминать» под себя.

— У него звездная болезнь началась натуральная, — рассказывал Сергей. — Сашка решил, что он самый умный и только он будет решать, что нам играть и как. Мы долго терпели, а потом я его послал подальше.

Я про себя усмехнулась. Судя по тому, что я до сих пор слышала, скорее Лисовский Сергея Белякова послал, а не наоборот. Ну да ладно, это не столь важно. Важно то, что, кажется, я Сергею верю. Глаза у него не бегают, говорит без длинных пауз, руками не машет. И, что мне особенно нравится, не пытается сделать вид, что они с Лисовским были друзьями и все их ссоры — просто мелкие недоразумения. Он честно признается, что Александра не любил, а значит, почти наверняка в смерти его невиновен. Вот если бы он был убийцей, то тогда точно попытался бы создать у меня обратное впечатление, мол, они с Лисовским были друзьями не разлей вода. Конечно, кое-где Сергей в своем рассказе взаимоотношения с Александром по мелочам приукрашивал, а кое-где недоговаривает, но, по большому счету, говорил правду.