Чистилище

— Вам не холодно, синьор? Может, прибавить отопление? — Возле него стояла полная женщина и подавала пиццу. В нос ударил запах теплого дрожжевого теста, тунца и лука.

— Нет. Спасибо, — ответил Энрико и почувствовал, что в горле пересохло. — Вы не могли бы принести еще кока-колу, одну большую?

Он съел все быстро, без настроения, хотя пицца была неплохая. Его взгляд блуждал по площади, по выкрашенным в желтый и белый цвета фасадам домов. Цветники на верхних этажах и навесы перед магазинчиками внизу создавали удивительную атмосферу родины. В конце площади, куда смотрел Энрико, возвышалась церковь Мадонна-ди-Пие-Пьяцца. Рядом с ней стоял дом без навесов и всего с одним балконом на втором этаже, на котором не было ни одного ящика для цветов. В остальном это здание песочного цвета с закрытыми зелеными ставнями выглядело так же, как и прочие жилые дома. Вывеску у широкой входной двери Энрико не мог разглядеть, но припаркованная патрульная машина наводила на мысль, что это местный полицейский участок. В этот момент из здания вышел полный мужчина в униформе и, сунув руки в карманы, не спеша направился к маленькому табачному киоску, который стоял как раз напротив участка. Это был Фульвио Масси, и Энрико показалось, что у него угрюмый вид.

Хотя Энрико еще не расправился с пиццей и кока-колой, он положил на стол пятнадцать евро — сумма включала в себя и неплохие чаевые — и вышел из пиццерии. Возле табачного киоска он встретил комиссара, который как раз пытался открыть ногтем пачку сигарет.

— Сигарета для успокоения, комиссар?

Масси удивленно взглянул на него и сдвинул фуражку на затылок.

— Одной сигареты вряд ли хватит, чтобы развеять мою печаль. Скажем так, это одна из многих моих успокоительных сигарет. Закурите? — Он протянул Энрико пачку, но тот поднял руки, отказываясь.

— Нет, спасибо, хронически воздерживаюсь от курения.

— Я тоже когда-то пытался отделаться от этой привычки, но так и не вышло. Собственно, почти все полицейские, которых я знаю, курят. Этот факт достоин медико-психологического исследования. — Масси указал на бар неподалеку. — Не хотите? Или вы к тому же хронический трезвенник?

Они вошли в бар, и Масси заказал два бокала немецкого пива еще до того, как успел присесть за один из узких столиков.

— Алкоголь на службе? Это разрешено?

— Вы говорите как персонаж какого-то криминального сериала, синьор Шрайбер. Сегодня я себе это разрешаю. А что остается делать, когда теряешь самого необычного убийцу, да еще в камере?

Подали пиво, и комиссар поднял бокал.

— За дона Умилиани, горит его душа в аду или покоится на Небесах!

Энрико тоже поднял бокал и выпил, но не присоединился к тосту. Ему казалось странным, что комиссар поднимал бокал за убийцу своего шурина. Наверное, это был своеобразный черный юмор.

— Значит, подтвердилось сообщение по телефону? — спросил Энрико. — Священник таки повесился в камере?

— Да, бесшумно и вполне успешно.

— И в объяснение ничего не оставил?

— Оставил — нас в дураках и кучу записей, которые теперь нужно просмотреть. Мой коллега, оставивший священнику пояс, не попадет под дисциплинарное расследование. Если дело не дойдет до обвинения в убийстве по неосторожности. Но никакого прощального письма или записки не было.

— Обвинение против ваших коллег? Разве такие вещи не расследуются внутри полиции?

Масси ухмыльнулся:

— Обычно — да. Но не в том случае, когда речь идет о мертвом священнике.

— Кажется, что вы сожалеете о смерти Умилиани, комиссар.

— А почему нет? Погиб человек.

— Но он ведь был убийцей вашего шурина. Человек, который сделал вдовой вашу сестру и наполовину осиротил ваших племянников и племянниц.

— Хм, странно. — Масси вздохнул, отпил глоток пива и вытер пену с усов. — Можно было бы подумать, что за все время своей службы я должен ненавидеть Умилиани больше, чем любого другого убийцу. Но это не так. Напротив, я еще никогда не был уверен в вынесенном приговоре, как в деле отца Умилиани.

— Думаете, не он убил вашего шурина?

— Нет, не это. Я предполагал, что священник убил Бенедетто. Иначе самоубийство Умилиани ничем нельзя объяснить. Но после всего, что я знал об Умилиани, могу сказать, что он был добрый человек. Не очень сообразительный, но и не тщеславный. Но ведь не каждый священник должен быть амбициозным гением, чтобы дорасти до кардинала или епископа. Умилиани был очень доволен своим местом.

— Вы хотите сказать, что убийство не соответствует его характеру.

— Да, примерно, как Муссолини с голубем мира.

— И все же вы считаете его убийцей?

— Убийцей — да, но не обязательно виновным.

— Теперь я понимаю вас, комиссар. Вы думаете об инспираторе и о том, что мы, юристы, называем опосредованной причастностью к делу.

— Точно. Кто-то использовал священника, как инструмент.

— Но это означает, что опосредованный исполнитель, то есть человек, действующий как инструмент, вследствие ошибки, принуждения или невменяемости, поступал не противозаконно, — перебил его Энрико, заговорив на языке юристов. — Мне показалось, Умилиани очень переживал из-за своего поступка, когда осознал, что он сделал.

— Для вас закон что дышло! — проворчал Масси, презрительно махнув рукой. — Я не имею понятия, есть ли в этом деле опосредованный исполнитель или нет. А после смерти Умилиани мы этого, наверное, и не узнаем. Я говорил о фактической цепочке событий. Я не могу представить, что священник ни с того, ни с сего посреди бела дня додумался до того, чтобы убить Бенедетто.

— Но если вы правы, кто же тогда мог подстрекать его, кто ответствен за убийство вашего шурина?

— Как сказал бы Шерлок Холмс, это дело не на одну трубку. — Комиссар затушил сигарету в пепельнице и прикурил новую. — А может, даже не на одну пачку сигарет.

Помолчав, он поинтересовался здоровьем Елены, и Энрико рассказал ему о странном излечении, которое иначе как чудом и не назовешь. Но и Масси Энрико ничего не сказал о крылатом существе из своего кошмара. К тому же у него совершенно не было настроения.

— Странная птица этот Анджело, — произнес комиссар. — Пожалуй, я немного расспрошу о нем жителей Борго-Сан-Пьетро. Впрочем, боюсь, что жители деревни будут не особо разговорчивы.

— Может, узнаете еще что-нибудь от вашей сестры.

Масси состроил гримасу, будто у него разболелись зубы.

— Я бы не стал на это рассчитывать. Кроме того, возможно, она действительно ничего не знает об отшельнике. В конце концов, ведь она родилась не в Борго-Сан-Пьетро, она всего лишь приезжая. Люди с гор очень своеобразны. — Он допил свое пиво и спросил: — Вы уже открывали картонную коробку, которую вам привез синьор Писано?

— Нет, руки не дошли.

— Если там вдруг будет что-то, что поможет пролить свет в расследовании убийства, сообщите мне, хорошо?