Чистое золото
Шрифт:
— Нет, нет, мама! Никогда не взгляну на Тоню чужими глазами!
— Что же, если ты будешь благодарно и ласково вспоминать о ней, это хорошо. Хорошо сохранить добрую память о своей первой мечте. Но долго жить одной мечтой человек не может. Ты ведь понимаешь, что жизнь твоя только началась…
— Понимаю… Я хочу жить и работать. Знаю, что делаю только первые шаги… И ты права, наверно, что это мечта. Но почему же…
— Почему она приносит тебе боль? Это бывает… Но не стоит ничего человек, который сломается оттого, что первая мечта его не осуществилась. Где же воля твоя, где характер? Почему так
Анатолий задумался.
— Вот ты восхищался подвигом Саши Матросова, искал книги о нем. Скажи, можно себе представить, чтобы Саша вел себя, как ты сейчас?
— Нет, конечно… — тихо сказал Толя. — Он выдержанный был.
— Ты сам нашел нужное слово. Подумай, а каково же мне сознавать, что мой сын никогда не будет способен на подвиг!
— Почему ты так говоришь? — обиделся юноша. — Может быть, и я в исключительный момент…
Чтобы совершить подвиг в исключительный момент, надо быть собранным и в обыкновенное время, в будни. Почему ты считаешь, что надо быть сильным только в особенные дни? Ты презираешь будни? А я вот люблю их. В будни как будто ничего приметного не случается, но именно в будни человек растет, идет вперед… И в буднях этих много героизма, Слабости они не терпят…
— Стыдно быть слабым, это я понимаю. Я, как говорится, поддался своему настроению.
— А это ведь легче всего. Сегодня ты грубо говорил со мной, завтра перестанешь учиться, потом.
Анатолий встал:
— Мама, не продолжай! Я сорвался… Может, не сразу возьму себя в руки, но так распускаться больше не стану. Я буду бороться… Веришь мне?
— Я верю, сын. И, пожалуйста, не обижай Тоню. Ты ведь ее уважаешь. Зачем же срывать на ней досаду за то, что она не так относится к тебе, как ты хочешь?.. Ну, и довольно об этом.
Они еще поговорили о Толиных школьных делах.
— Математику ты подгонишь в ближайшие же дни. Договорились?
Зинаида Андреевна заставила Толю поесть и отправила спать, а сама еще долго думала о сыне. «Я буду бороться», — вспомнила она наивные слова и улыбнулась.
«Да, он понял, понял… Я, кажется, никогда с ним так горячо не говорила. А как бы сейчас был нужен отец!»
Зинаида Андреевна вздохнула, вспомнив последнее письмо мужа. После войны майора Соколова оставили работать в Германии. И вот он пишет, что раньше чем через год-два не сможет приехать.
А Толе казалось, что он уже не чувствует себя одиноким. Чудесный человек мама! Она все понимает… Да, он сильный, он докажет это. И Тоня должна увидеть его силу.
Глава десятая
Как ни готовилась Тоня к беседе с молодыми горняками, но, идя после уроков в общежитие, чувствовала себя неуверенно. В сумке у нее лежал аккуратно переписанный и проверенный Надеждой Георгиевной доклад, примеры были подобраны, характеристики героев ясны. Как будто все в порядке, а страшно…
Она распахнула дверь в барак и сейчас же увидела, что ее ждали.
Посередине знакомой Тоне длинной комнаты с жарко топящейся печью был приготовлен стол, накрытый листом чистой бумаги, перед ним полукругом расставлены табуретки.
Уже отдохнувшие после ночной смены, подтянутые, аккуратно одетые ребята приветливо встретили Тоню.
Все уселись, и она уже откашлялась,
собираясь начать, но в сенях послышались возня и сдержанный смех.— Девчата, никак, пришли! — сказал кто-то.
— Какие девчата? — не поняла Тоня.
— А из женского общежития. Тоже хотели послушать.
— Заходите, девушки, да не галдите так! — крикнул белокурый староста Савельев.
Девушки, размотав платки и шали, скинув полушубки, шумно расселись. В комнате остро запахло снегом.
Тоня, смущаясь, поглядывала на это пополнение. Тех, кто жил в мужском бараке, она уже не раз встречала на лекциях и беседах, устраиваемых школьниками, а в женском общежитии ей бывать не приходилось. Но на лицах девушек отражалось такое искреннее любопытство и ожидание, что она успокоилась. Однако первая фраза доклада, подготовленная еще вчера, показалась ей сухой и напыщенной, и она просто спросила:
— Ребята, что вы читали за последнее время?
— «Радугу» Василевской!
— «В окопах Сталинграда»!
— «Народ бессмертен» Гроссмана!
— «Я вот замечательную старинную книгу прочитал: «Обрыв»!
— Лучше «Чапаева» книги нету!
— Мне Горький нравится!
Выяснилось, что большой и неуклюжий парень-забойщик, с сердитым и в то же время сонным лицом, знает наизусть множество стихов, а подвижным чернявым братьям Сухановым так понравился «Сын полка» Катаева, что они ничего другого и читать не хотят.
— Уж мы нарочно проверяли, — со смехом говорил Савельев. — Ежели у Кости или Димки в руках книга, то непременно «Сын полка». Даже дрались из-за нее. Наизусть заучивают, что ли?
— Выдумает тоже — наизусть! — обиженно отозвался младший Суханов. — Хорошую книгу лишний раз почитать охота.
— Ты вот над другими смеешься, — в упор обратилась к Савельеву худенькая, бледная девушка с прозрачными голубыми глазами, — а сам почему не расскажешь, что читал?
— Могу, — ответил, не смущаясь, Савельев. — «Как закалялась сталь» прочел.
— Понравилась?
— Чудной вопрос! Как такая книга может не понравиться! — настороженно ответил парень, видимо чувствуя какой-то подвох.
— А Корчагин-то? — допытывалась девушка. — Павка? Признаешь, что молодежь на него должна походить?
— Еще бы! Конечно, признаю.
— Поймала я тебя, Иннокентий! — с торжеством, без улыбки сказала строгая девушка. — Павку Корчагина признаешь, а сам что делаешь? Разве Павка пришел бы на работу выпивши, как ты вчера? Пить-то он не умеет, — так же серьезно обратилась она к Тоне, — расслаб весь, смеется все время, тычется без толку туда-сюда. Сколько раз тачку перевернул… Забойщик не понял, в чем дело, говорит: «Ты, верно, сегодня нездоров». Мыто сообразили, какое у него нездоровье!
— Смотри, куда повернула! — изумленно сказал Савельев. — У нас же о литературе разговор, а ты об чем?
— Нет-нет, это тоже к литературе относится! — закричали девушки.
— Литература учит, как жить.
— Книгу хвалишь — поступай, как она говорит.
— Ты ответь: Павка Корчагин поступил бы так?
Савельев должен был признать, что никогда Корчагин так бы не поступил.
— Ясно! Да он покраснел бы за тебя, если б узнал!
— Так я же случайно… — оправдывался Савельев. — В привычке нет у меня выпивать.