Чистые струи

— Нет, само собой получилось.

Значит, шеф упоминал свои возможные инфаркты не только в кругу коллег.

Коля стоял у костра. Очень близко. Ноги его начинали наливаться краснотой огня. Он смотрел на костер и о чем-то думал: глубоко, сосредоточенно. Я жарил на крышке котелка рыбу. Жарил на воде, но так, чтобы она была вкуснее, чем на масле. Животы у карасей раздулись. В них были лук и мелкий лавровый лист.

— Одевайся, — еще раз попросил я, — пора к столу.

Он молчал. Не шевелился. Мне непонятно было его молчание.

— Я… не хочу есть.

И тут я заметил, как он сглотнул слюну. Меня пробило жаром. Не от костра.

— Вот что, Коля, у настоящих рыбаков есть такое правило: кто бы ни поймал рыбу — едят все. Если кто-нибудь отказывается, его больше не берут с собой. Значит, он не уважает товарищей.

Коля метнулся к одежде. Господи! Как он одевался. Он не мог попасть ногой в штанину.

— Есть будем из одного котелка. Ты не против?

Он был не против. Он мотал головой и пронизывал меня счастливым взглядом.

— Держи ложку. Ешь!

— А вы?

— Потом я. Да ешь, я ведь люблю с перцем. Я насыплю много перца. А ты пока ешь так.

— Я тоже буду с перцем.

— Ну хорошо! Тогда ты начинай с жарехи. С жарехи начинать даже лучше. После нее хочется пить, а тут тебе — уха.

— Давайте вместе начнем с жарехи!

Мы начали с жарехи.

— Ой! Подождите!

— Что такое? — заботливо спросил я.

— Я сейчас, подождите!

Он вернулся со своим рюкзачком.

— Вот!

В руках у него поблескивала бутылка водки, В горло мне проскочила кость. Я зашелся в припадке кашля. Коля испуганно садил мне кулачками по спине.

— Ты… Это… Сам купил?

Он не ожидал вопроса. Наверное, Коля думал, что я буду просто рад его подарку. Он, отвернувшись, смотрел на розовую воду залива.

— Ешь, Коля, ешь. Просто не надо было тратить на это деньги. Ты, наверное, думал, что я очень уважаю эту штуку?

— Я не покупал. Она стояла в холодильнике…

— Ну, это еще хуже! Отец подумает…

— Он сам сказал…

— Что сказал?

— Чтобы я взял.

— Нет, серьезно?

Коля повернулся. У него был удивленный взгляд.

— Вы думаете, что я украл?!

— Я и не думал так.

— А что же тогда вы…

Он что-то пробубнил.

— Извини, я не расслышал.

— Вы же сами сказали, что на рыбалке не считаются… Или… с этим считаются?

Вот и попался! Я почувствовал себя карасем на крышке котелка.

— Ты прав. Извини, старик, если обидел! Только сегодня обойдемся без нее. Сегодня нет нужды ее открывать, правда?

Коля засмеялся.

Мы подчистили все, что было сварено и сжарено. Мы выпили целый котелок чаю. Солнце село, кругом было розово и желто. «И-ди в За-гон! И-ди в за-гон!»— кричала вечерняя птица. Совсем рядом, на мелководье, тяжело шевельнулась вода. Выходили на пастбище сомы.

— Курить хотите? — спокойно спросил Коля.

— Я не курю.

— …Я тоже брошу. Вы только отцу не говорите.

— Я уже давно разучился ябедничать. А тебе легко бросить. Вот сегодня целый день не курил — и хоть бы что.

— Курил. Когда червей копал…

— Слушай, Коля! Если ты дашь слово, что больше не будешь курить… Я все же подарю тебе спиннинг.

— Я и так брошу…

Я отыскал в банке толстых черных червей, насадил на крючки. Теперь я не старался сделать ошеломляющий заброс — легонько взмахнул удилищем и придержал большим пальцем катушку. Еще не совсем стемнело. Метрах в тридцати от берега расходились тонкие круги. Там упало мое сорокаграммовое грузило.

Я медленно-медленно выбирал лесу. Катушка шла мягко, грузило скользило по дну.

Сом взял недалеко от берега. Я почувствовал, когда он подошел. И перестал выбирать лесу. Он неторопливо засасывал червя. Тут спешить нельзя.

Леса пошла к глубине. Я отпустил сома метров на пять, потом рванул удилище. Темнеющая вода всполошилась.

Коля дико взвизгнул и подпрыгнул.

— Держи! — я притянул его к себе за плечи и сунул в руки удилище.

И пошел к костру.

Коля подошел минут через пять. Молча сел рядом. Штаны у него снова были мокрые.

— Ну? Что случилось?

— Оборвал…

— Не расстраивайся. Их здесь много. Поймаешь!

— Да он крючки утащил! И грузило…

— Привяжи новый поводок. Сейчас достану.

— Нет, не надо.

— Почему?

— Я буду ловить своей закидушкой.

— А почему ты не хочешь ловить своим спиннингом?

Он быстро взглянул на меня.

— Это не мой спиннинг.

— Так ты не хочешь принять от меня подарок?

— …Я его не заслужил.

— Это что же! Когда-нибудь ты придешь ко мне и скажешь: я заслужил подарок!? И я должен буду тебе что-то подарить? Ну, ты, старик, загнул!

— Сказать правду?

— Ради бога!

— Вы, наверное, хотите подлизаться к моему отцу… Над нами прошумел ветерок. Я тоскливо подумал, что ночью будет холодно.

— Мне незачем к нему подлизываться. Не такая уж он шишка, чтобы перед ним гнуться. Это раз. Второе, старик. Я не хотел тебя брать с собой. Я не люблю таких компаний… Твой отец знает, что я не хотел тебя брать. Я ему говорил об этом.

— А я пошутил! А-я пошутил! — Коля вскочил и стал бегать от кострища к мотоциклу и обратно. По-моему, ему еще не было двенадцати лет. — Что вы делаете?

— Ты же видишь — привязываю поводок.

— Я бы мог и сам привязать…

— Себе я привяжу сам!

— Вы же… подарили его мне.

— Ты отказался.

— Но я же сказал, что пошутил!?

— Этим не шутят.

— Вы обиделись, да?

— Может быть.

— Если бы я за все на вас обижался…

Ты погляди!..

— То что бы?

Он пожал плечами, но смолчал. Он стоял так долго. Я привязывал поводок с тремя крупными крючками, потом перемотал на катушке лесу — натянул поплотнее. Он отошел, взял свою закидушку и пошел по берегу. Темнота была легкая. Я видел, как он пытался сделать заброс. В конце концов он, с грузилом в руке, пошел в воду. Он не забросил, а просто занес крючки в воду. Он не разувался и не раздевался. Я не выдержал.