Чиж: рожден, чтобы играть. Авторизованная биография
Шрифт:
Сессия началась 29 сентября и продолжалась две недели в режиме жесткой экономии. Чтобы не платить за гостиницу, Чиж с Михайленко несколько дней ночевали на полу у знакомых, а Чернецкого, который записал вокал, сразу же отправили домой.
— Перед сном, помню, долго курили, и Чиж говорит: «Знаешь, Саня, мне уже четвертый десяток пошел, и я хочу от жизни одного: выходить и играть концерты. Много концертов». Говорю: «Ну, Серега, мы же достаточно много играем по украинским меркам. Нас приглашают, конечно, не так часто, как “ДДТ”, но ведь такие супергруппы можно по пальцам пересчитать». — «Да нет, “ДДТ” играют мало концертов». Иметь в графике много концертов — это была
В октябре 1992-го, сразу после записи «РЛ. 1992», Чернецкий снова уехал в Санкт-Петербург, чтобы заменить протезы. На несколько месяцев группа вновь оказалась в «простое». Именно в этот период Чижу позвонил старый знакомый Андрей Бурлака. «Почему бы тебе не записать свой сольный альбом?..» — предложил он.
К тому времени Бурлака уже три года совмещал рок-журналистику с работой на питерской «Мелодии» в качестве выпускающего редактора (западный аналог — executive producer) и крепко набил руку на дебютных пластинках «АукцЫона», «ЧайФа», «Крематория», «Облачного края» и, кстати сказать, нижегородского «Хронопа».
В конце 1992 года, по словам Бурлаки, сделать любую запись было легко как никогда: «Мелодия» стояла на грани финансового краха.
— Студия перестала быть государственной структурой и боролась за выживание: никаких денег из Москвы уже не приходило, — рассказывает Андрей Петрович. — Чтобы платить за аренду помещений, она была вынуждена заниматься коммерческими записями. Редактор больше не занимался поиском талантов. Теперь он искал клиентов с деньгами. Приходили люди с улицы, платили наличные и записывались. Что они дальше делали с этой записью, студии было абсолютно безразлично.
Вначале Бурлака пытался заинтересовать Чижом саму «Мелодию». Но студия, которая сама никогда не была продюсером, боялась рисковать. Выпуск пластинки и продажа тиража заняли бы несколько месяцев. При бешеной инфляции и зверских налогах вкладывать деньги в такие долгосрочные проекты (как и в любое производство) было заведомо убыточно.
Тогда Бурлака предложил компромиссный вариант: записать альбом Чижа на «Мелодии», продать его издателю, а полученным гонораром рассчитаться со студией. В роли покупателя ему виделся московский лейбл «FeeLee». С помощью Дмитрия Гройсмана он решил прощупать там почву на предмет заключения договора.
— Гройсман тогда был директором «Бригады С», но уже присматривался к «чайфам», уже пытался с ними дружить. Я поставил ему кассетку с Чижом: «Согласись, что, по крайней мере, это не менее успешный проект!» Когда я сказал, что хочу привлечь к записи звезд рок-н-ролла, Гройсман ответил: «Вот если Шевчук, Гребенщиков что-то напишут от себя на обложке — как офигенно, как всем Чиж нравится! — вот тогда можно будет попробовать в Москве что-нибудь сделать». Короче, он тоже не поверил в эту затею...
Питер всегда был рок-н-рольной «санта-барбарой», где многие годы подряд пересекались одни и те же персонажи. Нет ничего удивительного, что вскоре Бурлака нашел союзника, который испытывал к Чижу такую же симпатию. Этим человеком — как тесен мир! — оказался Игорь Березовец. Вместе с Бурлакой они открывали клуб «ОсоАвиаХим» в Доме культуры работников пищевой промышленности (Бурлака был там арт-директором, а Березовец хозяином).
К тому времени стало очевидно, что опекаемые Березовцом группы «Кошкин дом» и «Стиль и Стюарты Копленды» не способны собирать большие залы.
— Адекватно воспринимаемые на узких концертах, — говорит Сергей Наветный, — мы с нашей «странной» музыкой были обречены на коммерческий провал. Соответственно, Березовец
искал, как все продюсеры, коммерчески успешные проекты. Летом 1992-го на фестивале в Новой Каховке он увидел группу Colney Hatch из Кривого Рога, которая играла в модном стиле а-ля Red Hot Chili Peppers. Он попытался привезти их в Питер, начал заниматься их делами. На этом он наработал основы, научился знакомиться с нужными людьми, вник в производство пластинок.После разговора с Бурлакой Березовец решил параллельно с Colney Hatch заняться еще и Чижом. Выпуск его сольника требовал немалых затрат (билеты, гонорары приглашенным музыкантам, проживание в Питере и т. п.), и Березовец пообещал «открыть финансирование».
В январе 1993-го, вспоминает Чиж, «Березовец позвал к себе на день рождения, и они с Бурлакой начали меня вдвоем обрабатывать — давай! сольник пиши... Я не знал, удобно ли это будет по отношению к группе». Во всяком случае, он не хотел записывать сольник раньше, чем выйдет пластинка «РЛ. 1992».
— Чиж был раздираем противоречиями, — говорит Бурлака. — Но это решение было неизбежно. Жизнь завела его в такой тупик, что дальше было некуда. К тому же у нас с Березовцом появился единомышленник в лице Бори Гребенщикова.
Действительно, после знакомства с «Разными» БГ не оставлял Чижа своим вниманием. Например, передал с оказией в Харьков свой «Русский альбом». На обложке пластинки стоял автограф: «Моему любимому Чижу, песни которого петь — радость для меня».
Здесь Борис Борисыч не лукавил. Вот лишь один пример, который зафиксирован в прессе: в питерском Доме кино на премьере фильма С. Соловьева «Дом под звездным небом» БГ с Дюшей Романовым спели чижовскую «В старинном городе О.» (газета «Вечерний Петербург» по неведению назвала песню «народной»). Если учесть, что БГ никогда не исполнял песен своих современников — за исключением Майка Науменко, — такое проявление симпатий говорило о многом.
Когда в январе Чиж приехал в Питер, на квартире Березовца его нашел телефонный звонок Гребенщикова: «22-го мы будем играть в “Горбушке”. Надо, чтобы ты вышел и спел пару песен». Для Чижа это был отличный шанс «оказаться в нужное время в нужном месте» — из обычного зала, где в конце 1980-х можно было «ништяцки слабать рок-н-ролл», московский ДК им. Горбунова уже успел превратиться в культовое место: выступить здесь рокеры считали за особую честь.
— Мне бы радоваться, — говорит Чиж, — что я еду в Москву, в «Горбушку», а у меня мысль о том, что в Харькове жена с дочкой сидят без копейки денег. И, видя мой унылый вид, Березовец спрашивает, в чем дело. «И это всё?.. Говно-вопрос. Решим». Когда мы с ним подошли к служебному входу «Горбушки» и увидели огромную толпу народа, я встал и думаю: «Ну и кому я сейчас скажу, что мне надо пройти? Мне любой в лицо рассмеется: “Ты кто вообще такой, мальчик?!”»
В середине концерта Гребенщиков вывел Чижа на сцену, представил публике, и тот, переждав жидкий свист (москвичам Чиж был незнаком, но протеже БГ заслуживал внимания), спел под гитару «Мышку» и «Хочу чаю». За кулисы special guest уходил под аплодисменты.
— Я тогда заболел, у меня была жуткая температура. На последние деньги Березовец взял места в мягкий вагон. Он так вздрючил проводницу, что та чуть ли не каждые пять минут прибегала в наше купе с градусником. В Питере я свалился у него дома, и его мама, Наталья Адольфовна, меня лечила, отпаивала-откармливала всем, чем могла... Игорь тогда, на самом деле, меня очень тронул. С его стороны это была такая нормальная мужская забота. И я тогда подумал: хорошо, если бы такой человек стал моим директором...