Чм66 или миллион лет после затмения солнца

Фая мне нравилась, а разговоры с Хаки и Саяном о зяминой неразборчивости я поддерживал исключительно для маскировки.

…Опасения оказались напрасны. Наличие отбывающего срок брата не оставило меня за бортом круиза. За две недели до намеченного отплытия из Ленинграда дизель-турбоэлектрохода "Балтика" позвонили из "Спутника" и попросили оплатить путевку.

Мама сообщает знакомым:

– Бектас курьезга баражатыр.

– Ситок, не курьез, а круиз. – поправляю ее я.

– Ай, кайдан блем. – машет рукой матушка.

Перед дорогой меня опекает Фая. Напоминала: это не забудь, и о том всегда помни. Она чувствует, а это никак не скроешь, как бы ты не таился, как я к ней отношусь. В свою очередь, я не чувствую, но могу только предполагать, что в последние дни происходит с ней.

– Обязательно возьми с собой фотоаппарат. – сказала она и предложила. – Хочешь, я дам тебе свою "Смену"? Аппарат простенький, но надежный.

Таня Ушанова присела рядышком.

– Счастливчик… Копенгаген, Стогкольм… Увидишь Ленинград…

Там прошла моя юность… Гостиница по Чапыгина? Так это на

Петроградской стороне…

Накануне Фая принесла баночку красной икры.

– Продашь и что-нибудь купишь.

Зря я устроил на работе отвальную. С другой стороны без отвальной нельзя. Чай, не в Баканас еду. От водки ли с вином, но наутро зазудилось лицо и вновь высыпали прыщи. Как знать, но утром 29 сентября 77-го случилось возможно так, что вульгарным прыщам суждено было изменить течение моей жизни бесповоротно и навсегда. Страшно подходить к зеркалу. И думать нельзя появляться с такой пачкой перед

Власенковой.

Забегая вперед. Таня являлась ко мне до декабря 77-го. Позже я и сам вызывал ее из памяти. Но это было уже не то. С началом 80-х о

Власенковой я и вовсе перестал ее вспоминать.

В аэропорт вызвалась отвезти тетя Рая. Мама посмотрела на подкатившую с тетей машину и сказала папе:

– "Волга" белая. Бектас счастливым будет.

…В вестибюле гостиницы меня остановила спортивная девушка.

– Ты из Казахстана?

– Да.

– Привет. Меня зовут Нина. Я раньше жила в Джамбуле.

– Ни за что бы не подумал, что в Джамбуле могут жить такие интересные девушки.

– Ладно врать! – землячка зарделась. – Ты сам-то из Алма-Аты?

– Из Алма-Аты. А ты?

– Живу в Череповце.

– А… Вологодская область? Слышал.

– Ладно. Еще увидимся.

В Стогкольме принимающая сторона свозила круиз на фильм малоизвестного в Союзе Вилгота Шемана "Веселые дети природы".

Начинается кино со сцены в сауне. Главный герой Чарли с друзьями обсуждают, как помочь Кубе прорвать блокаду экспорта сахара на

Запад. Чарли живет на барже на озере Меларен в центре Стокгольма, по ходу действия друзья подселяют к нему беременную женщину. У беременной где-то есть муж, с ним она в ссоре и сейчас до родов ей надо где-то перегодить. Натурально самого соития в фильме не показывают. Ходят голые, и в момент акта между Чарли и беременной камера крупным планом показывает глаза женщины. Играет глазами беременная выразительно.

…Взлетающее с карканьем воронье над взгорком и валкий бег Любы

Байкаловой. Байкалова бежит, расплескивая из пригоршней воду, и причитает сердцем.

Год назад в Швеции "Калина красная" прошла под названием "Судьба рецидивиста". Наши критики обиделись за Шукшина, но, по сути, шведы оказались безжалостно точны. Рецидивист – это аллегория на тему бесконечного сюжета о России. Сюжета, повествующего о том, что вновь, когда после долгого одоления тропы снежного перевала, когда, казалось бы, все выправляется, – на самом интересном месте, как всегда, опять все срывается, летит верх тормашками в тартарары. Да, это не трагедия, не театральный ход, а именно рецидив – нескончаемое повторение одних и тех же попыток.

И когда Егор Прокудин с веселой злостью, клацая зубами, как затвором трехлинейки Мосина, спрашивает себя и нас: "А есть ли он – праздник жизни?": то он, как будто, подмигивает нам – не мыльтесь, бриться не придется.

Праздника опять не будет.

Не будет праздника, может быть еще и потому, что праздник жизни – это и есть та самая чеховская "общая идея", тоска по которой – наше единственное сожаление, воспоминание о котором и заставляет всегда и везде из последних сил цепляться за жизнь, сколь бы пресыщенно горька она ни была.

Показушными прокубинскими демонстрациями, тем как Чарли равнодушно воспринимает происходящее с ним и вокруг него, Вилгот

Шеман внушает зрителю мысль: человеческая жизнь не стоит того, чтобы ее можно было принимать всерьез. Словом, никогда не оглядывайся, живи и радуйся.

По Шеману сама жизнь и есть праздник.

Говорят, великим простительна глупость. В свою очередь нам ничего не остается, как бездумно повторять ахинею гигантов. Льву Толстому принадлежит немало откровенных в своей простоте суждений. В том числе и знаменито известное – "Человек рожден для счастья".

Предвзятость к Толстому возникла после прочтения воспоминаний

Горького. "Зашел разговор о Достоевском, – писал Алексей Максимович,

– "Он сумасшедший", – сказал Лев Николаевич про Федора

Михайловича". Ей богу, в "зеркале русской революции" есть что-то от Сатыбалды. По Толстому счастье это как у Пьера Безухова: жить с

Наташей Ростовой, девочкой не сумасшедшей, но с симптомами прогрессирующего слабоумия.

"Кто ты такой? Ну, кто ты такой?! Бумажная твоя душа!".

Х.ф. "Чапаев". Сценарий и постановка братьев Васильевых.

Безухов напомнил Болконскому о фразе князя, сказанную им на прогулке в Лысых горах.

– Да, я сказал, что падшую женщину надо простить. – сказал князь Андрей. – Но при этом не сказал, что я могу простить.

Что верно, то верно. Попользовался падшей женщиной, верни туда, откуда взял и при этом не забудь простить.

Шкодные автор и его герои.

…В книжном магазине в Хельсинки я провел полдня.

"Один день Ивана Денисовича", издательство "Посев". Пролистал за полчаса и неизвестно почему запомнилось слово "возносчиво". Это так молится Иван Денисович, возносчиво обращаясь к небесам. Где