Чокнутые

–  Слушаемся, вашбродь… Бусделано!

В третьем вагоне тот же Тихон замер от ужаса - там сидел Бенкендорф. Что-то шептал ему на ухо Булгарин. Увидев Родика, Булгарин всплеснул руками:

–  Родион Иванович! Дорогой!.. Я как раз хотел показать вам рукопись моей новой статьи во славу…

–  Виноват. Не имею чести… Приятного путешествия, - сухо поклонился Родик и вышел.

Иронически глядя на Булгарина, Бенкендорф одним движением пальцев отпустил остолбеневшего от почтения Тихона.

В третьем вагоне Меншиков, Воронцов-Дашков, Бутурлин, Татищев смотрели в окно на проселочную дорогу…

…по которой, безнадежно отставая от поезда, скакал в дрожках граф Потоцкий…

–  Этот идиот поспорил со мной, что обгонит паровоз на обычной лошади,

–  усмехнулся Бутурлин.

–  В карете прошлого - далеко не уедешь, - глубокомысленно заметил Меншиков и потерял интерес к Потоцкому.

В пятом вагоне сидел почетный гость Царскосельской дороги Арон Циперович с кучей детей и женой необъятных размеров.

–  Уже зима, а снега нету!!!
– находясь в сильном подпитии, закричал Арон и рванулся навстречу Тихону с бутылкой в руке.

–  И лето было без дождя!..
– Тихон расцеловал всех детей Арона, но бутылку отстранил: - Не могу, Арончик… Не могу. На службе.

С риском для жизни перелезая в шестой вагон, Тихон объяснил Родику и Пиранделло:

–  Наш резидент в Австрии… Грандиозный разведчик!

Шестой вагон произвел на наших героев потрясающее впечатление!

В углу у окошка сидел сам Иван Иванович! Но в каком виде!.. На нем была розовая вышитая шелковая косоворотка, шелковые голубые плиссированные порточки, щиколотки охватывали парчовые выучи, а солнечно-желтенькие лапоточки были подвязаны серебряными шнурами! На голове лисий треух со страусовым пером и медным двуглавым российским орлом. На золотой перевязи - знакомая длинная шпага.

Иван Иванович нежно, по-девичьи, прижимался к бывшему меншиковскому лакею Васе. У здоровенного Васи были подбриты бровки и намазаны ресницы. На шее завязан рекламный платок…

У Родика, Тихона и Пиранделло даже рты открылись от такого зрелища. Но тут Иван Иванович поприветствовал их ручкой и послал воздушный поцелуй. А Вася очень мило передернул плечиками и кокетливо им улыбнулся. Тут наши герои очнулись от оцепенения, сплюнули и бросились вон из вагона…

Седьмой открытый вагон с оркестром Преображенского полка они проскочили насквозь и, отдуваясь, заняли свои места на тендере рядом с Фросей и Машей.

–  Ну как?
– крикнул им Герстнер, ведя поезд.
– Все о'кэй?

–  О'кэй, - мрачно сплюнул Федор.

–  Кошмар!..
– прошептал Тихон.

–  Действительно, все в порядке?
– спросила Маша у Родика.

–  Да, Машенька… Конечно. Не волнуйся. Все путем…

Маша внимательно оглядела каждого, погладила Фросю.

–  Ну что ж… Теперь я за вас спокойна. А мне пора. Как говорится, спасибо за компанию, извините, если что не так. Уж больно я вас всех полюбила. А тебя, Родик, особенно…

В чистом небе неожиданно сверкнула молния. Маша встала. Раскинула руки в стороны, подставила лицо встречному ветру.

–  Уже, уже… - печально проговорила она куда-то вверх.

Контуры ее фигурки вдруг заполыхали синим пламенем, да таким сильным, что все в испуге отшатнулись! А потом на глазах у наших героев Маша стала растворяться в воздухе. Свет, излучаемый ею, слабел и слабел и вовсе погас. И Маша исчезла…

Осталась на ее месте только шляпка с искусственными цветами.

–  Нет! Нет! Нет!..
– в отчаянии закричал Родик и вскочил на ноги.
– Машенька! Я люблю тебя!.. Я люблю тебя, Машенька!..

–  Вознеслась… - прошептал Тихон и перекрестился.

Перекрестился и Федор. Фрося неотрывно смотрела в небо.

–  Этого не может быть..
– еле выговорил Герстнер.

–  Значит, может, - тихо заплакал Пиранделло.

–  За что?!.. За что?.. За что?..
– рыдал Родик.

Но в эту секунду в открытом вагоне у самого тендера полковой капельмейстер взмахнул дирижерской палочкой, и оркестр во всю мощь грянул победный военный марш!

Мчался первый русский поезд, громыхая на рельсовых стыках. Гремел оркестр, покачивались вагоны. Дудели в рожки кондукторы, мелькали придорожные деревеньки…

Герстнер сквозь слезы посмотрел на манометр, крикнул:

–  Падает давление пара! Давайте брикеты!..

Встали плачущие Пиранделло, Тихон и Родик. Выстроились цепочкой от тендера до паровозной топки.

–  Внимание! Начали!..
– скомандовал Родик и проглотил комок.

И пошли горючие брикеты от Федора к Тихону, от Тихона к Родику, от Родика прямо в паровозную топку… Быстро и слаженно работали они втроем. Замечательно управлялся Антон Герстнер с рычагами паровоза!

От подброшенных в топку брикетов поезд сильно увеличил скорость. Так сильно, что Федор шмыгнул носом и улыбнулся:

–  Прямо не едем, а летим…

–  Хватит! Хватит брикетов, а то правда взлетим на воздух!
– крикнул Герстнер.

–  А что, если… - Тихон вытер мокрое лицо и выпрямился.

–  Точно!
– сказал Родик.
– А что, если вот к такой машине приделать крылья и… И взлететь! А?.. И лететь, лететь, лететь, куда хочешь!..

–  А нам, агентам, насколько было бы удобней!
– подхватил Тихон.

–  Нет, Родик, это невозможно!
– прокричал Герстнер.

–  Подумай, подумай, Антон!
– крикнул ему Родик сквозь грохот колес и гром оркестра.
– По-моему, это грандиозная идея!..

И поезд все мчался и мчался по рельсам…

И если посмотреть на него спереди - мы увидим мчащийся на нас паровоз с высокой трубой… Увидим клочки дыма, рвущиеся из этой трубы… Увидим овеваемых встречным ветром Герстнера, Родика, Тихона и Пиранделло… Увидим и сидящую на тендере козу Фросю.

Но самое главное - мы увидим икону, укрепленную на паровозе.

На ней, вместо привычного иконописного лика пресвятой Богородицы, мы узнаем прелестное лицо Маши! А младенец, сидящий у нее на руке, будет как две капли похож на Родика. На Родиона Ивановича Кирюхина!..

1988 г.

Владимир Кунин