ЧОП «ЗАРЯ». Книга третья

Высоченный потолок с толстой бронзовой люстрой, висящей на уровне внутреннего балкона на втором этаже, который шел вдоль боковой стены. Наверху видны двери, и еще несколько на первом этаже: кабинет Дантиста и что-то типа кладовок.

Вдоль высоких занавесок стоял длинный, узкий стол (или широкий подоконник) с инструментами и сваленной на подставках-полочках медициной. Перед ним три рабочих кресла, накрепко привинченные к полу толстыми болтами. Пара медицинских тележек на колесиках со свернутыми, еще чистыми полотенцами, и двойной конторский стол. Стулья к нему сейчас горкой стояли у стены возле тлеющего камина.

В прошлый раз, когда я был здесь, все мое внимание перетянул зубодерный процесс. Уж больно это напоминало жуткую пыточную безумных медиков. Грязно-белые халаты, заляпанные кровью, судороги лаптей, выглядывающих из-за спин докторов. Жалобный вой и тяжелый запах кровавого гноя.

Сейчас хоть пахло терпимо и не витало в воздухе смертельное отчаяние людей, добровольно пришедших на пытки во имя здоровья.

Бр-р-р, не люблю стоматологов! А противный визг бормашины, словно прокладывающей путь прямо в твой мозг, просто ненавижу.

Нечаев будто прочитал мои мысли.

Мы как раз сместились так, что у него за спиной оказались рабочие места. Пыточные кресла с кожаными ремнями на ручках, тазики с засохшими грязными бинтами и ватными тампонами и окровавленные инструменты. Не считая зеркальца на ножке, самым безобидным там был овальный пинцет для выдирания зубов с крестовой ручкой для фиксации зажима.

Но Дантист подобрал не его, а странную штуку, похожую на длинную трубку с толстым моторчиком на конце. Щелкнул там чем-то, и на стальном боку зажглись магические символы, а из трубки выехал длинный острый бур, очень похожий на сверло. Щелкнул еще раз – и вся конструкция пришла в движение. Загудел встроенный моторчик, а сверло начало вращаться с бешеной скоростью.

Диалог, подгоняемый этим шуруповертом, явно сворачивал в какую-то не ту сторону.

Я отбросил «будьдог» и скинул рваный ватник. Достал из-за спины штык от винчестера и поправил запасной нож, который приобрел во время неудержимого шопинга. Практически та самая легендарная финка НКВД от тех самых кизлярских мастеров!

На финку указал Муха. Он чуть из душелова не выпрыгнул, своим нетерпением распугав других покупателей. Его мнение я уважал. Да и Ларс похвалил, что было для него не свойственно. Хотя мы, даже по моим меркам, отдали за нож целое состояние, а Захару и вовсе лучше об этом не знать, а то его кондрашка хватит. Но клинок был хорош. Таким и колбасу перед Исаевым нарезать не стыдно, и в рукопашную на химеру броситься не страшно.

Мы опять сшиблись с Дантистом, получилось что-то типа разведки боем: подскочить, кольнуть или порезать, увернуться от контратаки, отскочить, еще раз отскочить и уже самому контратаковать.

Дантист был в прекрасной форме. Муха славился боксерскими боевыми танцами, но в лице Нечаева он встретил не просто достойного противника, а мастера высочайшего уровня. Это тоже был танец: прыжки и развороты, выпады бормашиной и четкие, резкие вертушки перемежались с полетом шубы, которая будто жила своей жизнью.

Я не успевал. Муха не успевал. Когда я умудрялся достать Нечаева: зацепить локтем, коленом или кончиком штыка, он возвращал урон в двойном размере. Почти любой мой удар штыком либо высекал искры из магического шуруповерта, либо пролетал совсем далеко не только от жизненно важных органов, но и вообще от каких-либо органов.

Я смог сблизиться, отбил сверло в сторону, попробовал пырнуть, но потерял контроль над своей рукой. Мы сцепились в замке, не давая друг другу воспользоваться оружием. Я выгнулся и, раскачавшись на амплитуде, пробил лбом в лицо Дантиста.

Но в следующий момент уже летел по полу, отброшенный неизвестным приемом. Скользил на заднице, не успевал встать, но давил пятками в плитку, стараясь отскочить от Нечаева, тыкавшего в меня сверху бормашиной. Я скрылся под столом и призвал Ларса. Квадратный кусок столешницы со скрежетом и грохотом оторвался от ножек и, врезавшись в Дантиста, протащил его несколько метров, пока не развалился в щепки.

– Вот это другое дело! – Нечаев встряхнулся, отбросил бормашину с погнутым сверлом, вытащил из-за спины два тонких стилета и, раскинув руки в стороны, начал строить из себя дирижера. – Ты наконец разогрелся? Готов потанцевать, пока нам никто не помешал?

Я не стал отвечать, мне и внутренних монологов было достаточно. А Дантист, похоже, расстроился, не получив ни хейта, ни агрессивного троллинга в виде остроумных ответов, и стал сам себя раскачивать, продолжая дирижировать и что-то бубнить себе под нос. «Калинку-малинку», что ли?

«Я хотел ему его же бур в зад запихнуть, но дирижманская палка тоже подойдет…» – Муха повел меня в сторону, чтобы подобрать штык.

«Плохому танцору и яйца мешают… Но эффективней сломать ногу. Поверьте опытному ученому, я такое исследовал, когда вы еще под стол пешком ходили. Хотя о чем это я? Только что из-под него выбрались…» – проворчал Ларс.

– Сюда иди, плохого танцора из тебя сейчас будем делать! – шутливо поклонился я и сделал кривой пируэт штыком, изобразив в воздухе два круга, а потом проткнул их, типа это воздушные шары.

Дантист рванул на меня. На танец это больше не было похоже, больше на фигурное катание: он прыгнул вперед и вбок, резко сменил траекторию, попытался опять уйти с линии возможного огня. Но дернулся, будто его за задницу ущипнули, вытянулся по стойке смирно, замер с застывшим удивленным лицом и медленно завалился вперед, грохнувшись лбом об пол.

Спина Нечаева, как у дикобраза, была утыкана стальными «иглами». Плешивый, правда, дикобраз попался: иголки и все те инструментально-пыточные фиговины, похожие на скальпели и заточенные шпатели, шли по периметру спины, огибая бронежилет. Несколько штук впились по бокам, с десяток торчали в заднице, и еще несколько – в шее. Еще где-то дюжина рассыпалась по полу, так и не пробив бронированный жилет под шубой.

«Тоже вариант! Я чутка подправил: там над лопаткой точка есть одна интересная, парализует ненадолго, а потом все – привет, оттанцевался…» – По мне прошла волна гордости, распиравшая Ларса.

«Ха! Это я чутка подправил, а то вы ниже пояса-то и не целились…» – хихикнул Муха.

Нечаев был жив. Его скрючило, изо рта шла кровь. Он силился что-то сказать, но только хрипел, пуская слюни и судорожно дергал щекой. Сегодня, похоже, не день диалога. Да и чтобы я ему сказал? Он сделал свой выбор, я – свой.

Я сгреб в кучу выпавшие кортики и нагнулся все-таки сказать пару слов на прощание.

Дантист скривился, пытаясь что-то изобразить, скосил взгляд куда-то вверх за мою спину, и наконец его лицо замерло в гаденькой ухмылке. Гаденькой и очень злорадной.