Чпр 3

— Его дети? Думаешь, он из-за них приедет? — он почти рычит. Правда, тут же выдыхает: — Прости. Прости, я просто не представляю, как все это соединить. Дети не понимают, что происходит. Они ждут нас с тобой, Аврора. Нас, как семью. Неужели ты не видишь, что ты побыла в Рагране совсем недолго, и все снова рассыпается осколками? Такого будущего ты для них хочешь? Он ведь всегда был таким. Всегда все разрушал.

От него волнами расходится ярость, я даже обхватываю себя руками.

— Элегард, он будет видеться с ними. Это не обсуждается.

— А жаль, что не обсуждается. Представляешь, каково им будет рвать себе нервы? И во что превратились мы? Ты будешь ходить с Ларом, я с близнецами?! Это же парадокс!

Он прав, но и неправ тоже. Я действительно хочу, чтобы у детей была семья, я понимаю, как это для них важно. Не только для них. Для меня тоже. Но как быть, если все в самом деле перевернулось с ног на голову?

— Нам придется привыкать жить в новой реальности, — говорю я. — Пока так.

— Пока так? Ты поэтому от него сбежала? Чтобы сейчас вот так просто все забыть?

Я фыркаю. Это не смешно от слова совсем, но мне почему-то смешно. Именно сейчас.

— Так я и забыла. Помнишь? — пожимаю плечами. — К счастью. Кем бы он ни был, каким бы он ни был, он — отец моих детей. Если ради того, чтобы забыть всю ненависть и все обиды мне потребовалось потерять память, значит, пусть так и будет. Я рада этому. Мать и отец не должны ненавидеть друг друга, даже если они живут не вместе. Я хочу, чтобы мои дети были счастливы.

— Они были счастливы, — произносит Элегард. — С нами.

— Да, были, но все изменилось. Я сейчас делаю все, чтобы они были счастливы после того, как все изменилось. Если ты думаешь, что мне легко, ты ошибаешься.

Он вздыхает. Глубоко вздыхает, хмурится.

— Ты права. Права, Аврора. Прости меня.

— Не извиняйся, — я беру его за руки. — Лучше помоги мне. Помоги им. Лар себя чувствует отделенным… я даже не знаю, как это объяснить. Я думала, что дело в том, что мы были в Рагране, и что у него другой отец, но здесь все продолжается. Близнецы избалованы, я это вижу, и они привыкли, что всегда все так, как хотят они. Я хочу, чтобы Лар тоже чувствовал, что он важен. Чтобы понимал, что я люблю его не меньше, что его чувства столь же важны. Его желания столь же важны.

Элегард неожиданно улыбается:

— Он как был твоим любимчиком, так и остался.

— Это неправда.

— Это правда, Аврора. Ты не помнишь, зато помню я. Близнецы всегда были друг у друга, а с Ларом носилась ты. С самого детства. Это ты его отделила. Потому что между вами особая связь, в которой нет места никому больше. Ни мне. Ни им.

Я качаю головой, хочу возразить, но вовремя себя останавливаю. Я действительно не помню, как было до, но если было так, как говорит он, мне и только мне это исправлять в настоящем. Как же много мне надо исправить в настоящем! Того, о чем я не имею ни малейшего представления. Хорошо хоть, что, благодаря случившемуся, оно все вылезло на поверхность.

— Я буду благодарна, если ты мне в этом поможешь. Поможешь объединить их. Меня. — Я чуть было не говорю «нас», но вовремя себя останавливаю, потому что «нас» не вписывается в мои представления о семье. Мои представления о семье остались в Рагране, но там тоже все сложно. Гораздо сложнее, чем здесь.

— Хорошо.

— Хорошо? — выдыхаю с явным облегчением.

— Да. Разумеется, я помогу. Я все для вас сделаю, Аврора, и ты это прекрасно знаешь. — Он удерживает меня за локоть, когда я направляюсь к дверям. — Но и ты помоги мне, пожалуйста. Давай договоримся во всем друг друга поддерживать, тем более что сейчас нам нельзя разделяться.

С этим я абсолютно согласна, поэтому киваю.

— И насчет побережья. Не стоит сейчас появляться в таких людных местах, Аврора.

— Почему? У нас охрана, как у…

— Просто поверь мне. Не стоит. Аквапарк закроют для нас, — Элегард складывает руки на груди. — Побережье для нас не закроют.

От такого заявления мне становится не по себя.

— Закрытый аквапарк? Почему мы не должны появляться на побережье? Что вообще происходит?

— Сейчас все знают, чьи это дети. Тебе этого недостаточно? — он прищуривается.

Мне-то, может, и достаточно. Было бы. Раньше. Но сейчас я чувствую, что он чего-то не договаривает. Если это касается меня и детей, я должна знать! Поэтому складываю руки на груди, повторяя его позу, и интересуюсь:

— С чем это связано, Элегард? Если ты хочешь, чтобы мы были семьей, между нами не должно быть никаких тайн.

— Это не моя тайна, Аврора.

— Нет?

— Нет, — он качает головой.

Я резко разворачиваюсь и иду к дверям. Когда слышу:

— Тебе знакомо имя Кроунгард Эстфардхар?

Глава 23

Мериуж, Рагран

Черное пламя Раграна

Сложнее всего было ее отпустить. Ее и детей. Когда он отпускал Аврору тогда, в первый раз, запретив себе думать о том, что вырывает эту женщину с корнями из сердца, Бен понятия не имел, как невыносимо отпускать любимую женщину вместе с детьми. В город, который позволил ей раскрыться и подарил давнюю мечту — балет и большую сцену, в страну, из которой она, возможно, не захочет возвращаться. Никогда.

В прошлом Аврора ревновала его к Лауре, но она не имела ни малейшего понятия, каково ему было расстаться с Лаурой и расстаться с ней. Хотя общие черты все же были: оттолкнув ту, что была безумно дорога, он пытался ее ненавидеть. С Лаурой это сработало, с Авророй… Как же просто трансформировать любовь в ненависть, когда всеми силами пытаешься ее задушить! Перекрыть подменами, связями, в которых нет никаких чувств. Все это ощущалось как фальшивка еще на подлете, исключением была разве что Дейан. Но с Дейан изначально все было основано даже не на близости, а на партнерстве. Возможно, ударь она в спину тогда, когда Аврора была далеко, это получилось бы гораздо больнее. Он считал ее если не другом, то партнером как минимум. Он правда собирался сделать ей предложение, и сделал бы. И, возможно, прожил бы рядом с ней долгую жизнь, сосредоточившись на политике и обязательствах. Возможно, у них даже была бы семья, и он бы поверил в это. В то, что получил то, что хотел.

Так и не узнав, что такое семья по-настоящему. Семья, в которой совершенно невероятные дети, которые не готовы его принять. Которые понемногу начинают принимать. И которые так легко и с такой радостью уезжают, а точнее, возвращаются к тому, кого считают настоящим отцом.

Вот это было по-настоящему больно. Гораздо больнее, чем все закулисные игры кого бы то ни было. Именно в этот момент Бен осознал, что вся эта наблова возня, именуемая политикой, все эти встречи, пресс-конференции, вся эта сосредоточенная в его руках власть, которую Халлоран считает своим подарком с председательского плеча — это не более чем ширма, за которой так легко прятаться, когда нет настоящих чувств.