Чрезвычайный и полномочный

Догадываясь, о чем судачат родичи, Офигильда подмигивала им и поигрывала громадным мечом. На всякий случай. Чтобы ни у кого сомнений не оставалось, что теперь все в ее руках. В том числе и судьба Диккарии.

Однако никто и не спорил.

Отпустив последнего разведчика, вернувшегося из Рыгус-Крока, Офигильда погрузилась в ту самую задумчивость, что так свойственна государственным деятелям и полководцам, стоящим на пороге нелегкого выбора.

Был бы здесь Бычье Сердце, то мог бы что-нибудь посоветовать. У него в политических делах опыта побольше. Зато Офигильда могла руководствоваться женской интуицией, и она-то подсказывала королеве, что лезть на рожон и играть мускулами перед лицом врага сейчас преждевременно. Слишком сильна хунта, слишком решительно настроена. Город в ее власти – разведчик видел своими глазами, что там происходит, и рассказывал о трудовых армиях и армиях обычных, проходящих ускоренный курс переподготовки прямо на улицах столицы. Изменники учились драться в городских условиях, повышали дисциплину и слаженность. Болтали, что «Офигильда» строит новую армию, свободную от клановых предрассудков и различий. В ней все воины будут выполнять приказ в независимости от желания или нежелания, и – главное – во имя Великой Цели. Называлась эта цель чудно – «Светлое Будущее». И еще было слово, которое в городе повторяли постоянно. «Революция». Что оно значит, разведчики пояснить не смогли. Слово это было намалевано на стенах, растяжках, транспарантах, которые таскали с собой орущие всякую чушь ненормальные, сбивающиеся в большие толпы. Такие толпы именовались «митингами и мирными шествиями», но почему-то больше походили на штурмовые колонны, вычищающие из Рыгус-Крока остатки «контрреволюционных недобитков». Кто это такие, тоже оставалось загадкой, однако Офигильда не сомневалась, что придумавший это явно не дружит с головой.

Соотнеся свои нынешние возможности с тем, что докладывают лазутчики, королева решила повременить с массированным наступлением. От идеи армии, в целом, отказываться было глупо, особенно в такой ситуации, но основную ставку, очевидно, придется делать на скрытность. Скрытность и быстроту, если говорить точнее. Офигильде было очевидно, что время играет против нее, ведь зараза, которой охвачена столица, не удовлетворится Рыгус-Кроком. Что будет, когда революционные идеи охватят диккарийскую провинцию? Вот именно. Тогда предыдущие междоусобицы между кланами всем покажутся детским лепетом на лужайке.

Офигильда с шумом опустила кулак на подлокотник трона. Находящиеся в зале охранники и некоторое количество хрюрлов вздрогнули. Выяснилось, что вся эта вооруженная братия на самом деле чувствует себя не в своей тарелке. Неизвестное и мрачное будущее пугало даже бывалых головорезов, загоняя их в темные лабиринты депрессии и неуверенности. Присутствие духа сохраняла только королева.

Без лишних слов она направилась к выходу и вскоре уже месила сапогами грязь во дворе. Из ворот поместья она вышла на солнце. Прищурилась, озираясь, и довольно крякнула.

Вооруженные ополченцы стекались на равнину со всех сторон, причем вместе с теми, кто носил гордое звание Топорище, как ни в чем не бывало вышагивали и сыны других кланов (иногда кланы появлялись в полном составе, большие или маленькие), а также чморлинги, извечные враги «морских крыс». Слухи о том, что творится в Рыгус-Кроке, распространились со скоростью лесного пожара и не могли не взбаламутить гордые и воинственные сердца варваров. Как только до них дошел клич, они снялись с места и двинулись в путь. Глядя на все возрастающую мощь, на которую она даже не рассчитывала, Офигильда на секунду ощутила, как щиплет в носу. Однако быстро изгнала из себя непозволительную сентиментальность. Чтобы лучше видеть, что происходит, королева взобралась на возвышение. Ветер трепал ее светлые длинные волосы, похожие на знамя.

«Пнилл хотел объединить все кланы и покончить с враждой… – подумала богатырша на волне патриотического воодушевления. – Но не знал, как это сделать. Достаточно ли общей угрозы? Не распадется ли этот союз после победы, как было не раз?»

Лагерь, возникший стихийно и никем пока не управляемый, все рос. Ставили палатки, разводили костры. Кланы в полном составе – это не только воины, а также и многочисленный скарб и, главное, семьи. Жены и отпрыски воителей тут же принялись заниматься своими делами. Стало шумно. Быстренько, совместными усилиями, сварганили кузницу, где уже вовсю чинили и затачивали оружие. Готовясь к худшему, варвар традиционно берется за меч.

«Целый город, – подумала Офигильда. – Чего доброго, мы тут построим новую столицу!»

– Какие будут приказания, королева? – Задрыг по прозвищу Змеюк, троюродный братец Офигильды, нарисовался справа от нее.

Он был единственным, кто осмелился подойти к ней и заговорить. За это тут же удостоился чести стать ее ближайшим помощником. Офигильда неплохо разбиралась в родственниках и знала, что Змеюк не в пример многим умен и сообразителен. А это иной разу куда важнее умения эффектно выпускать ливер из брюха противника.

Сделавший такой стремительный карьерный взлет Задрыг аж зарделся, став похожим на красный флаг.

– Собираем военный совет, – сказала королева. – Всех вожаков кланов и хрюрлов ко мне. Но сначала пускай организуют патрулирование окрестностей и выставят охрану. Посмотрим, способны ли они на совместные действия.

– Слушаюсь!

– Да! И отбери среди наших тех, у кого есть хоть какие-нибудь мозги. И чтобы не старые пердуны. – Офигильда смерила родственника королевским взглядом. – Мне нужны молодые амбициозные командиры, способные мыслить нестандартно. Понял, нет?

– Да! Такие найдутся! – Давным-давно ждавший возможности проявить себя в каком-нибудь важном деле, Задрыг помчался исполнять приказ.

Глава 6

Из личного дневника Черныша:

«Надобно отметить, что помимо прочего, в виконте всегда была сильна страсть к авантюрам. Думаю, в конечном итоге, именно ей мы обязаны своей жизнью, ибо дар провидения сам по себе не может гарантировать результата, когда речь идет о схватке с чудовищем.

Изменившись, точнее, переродившись в результате обрушившихся на него потрясений, господин избавился от многих своих прежних привычек и, начиная спуск в пещеру к Гренделю, был, скорее, дикарем, чем прежним утонченным аристократом. Невозможно описать, как ярко блестели тогда его глаза, одно скажу: даже многоопытные в ратных и героических делах рубаки были смущены. Наверное, не преувеличу, сказав, что каждый из них чувствовал себя в тот момент ущербным слабаком рядом с виконтом. Великая сила окружала Талиесина, и не почувствовать ее мог разве что слепоглухонемой. Выходя на бой с чудовищем, стал мой господин орудием Рока, а, как известно, северные варвары с почтением относятся к самой идее трагической предрешенности.

Что будет дальше? Что ждет всех нас? Такие вопросы мы задавали себе в тот момент и холодели от ужаса. Запах чудовища, страшный, звериный, запах смерти и разложения, доносился до нас из зева пещеры. Он заставлял даже самых крепких из дружинников бледнеть и шептать охранные заклинания.

Наступил час суровых испытаний…»

Талиесин помахал варварам и шагнул в зев пещеры. Если сказать точнее, то до пещеры надо было пройти еще приличное расстояние, и шагнул посол всего-навсего в туннель.

Уходил туннель вниз под углом примерно в десять градусов. Пола в привычном смысле в нем виконт не заметил. Там, где громадное чудовище просто проползло по торчащим в беспорядке обломкам, ему пришлось приложить немало сил, чтобы не переломать себе кости.

Посол скакал с одного камня на другой с невиданной резвостью. Солнечный свет становился все более тусклым, пока не исчез вовсе. Так передвигаться было куда сложнее.

Прижавшись к влажной каменной стене, виконт взял время на раздумье.