Что делать, если твой классный руководитель – Сатана
Шрифт:
Держу пари: Князю это тоже безумное удовольствие доставляет, наблюдать, как я выгибаюсь под его руками и вздрагиваю от каждого прикосновения пальцев, словно от удара...
Мне десять раз уже казалось, что умру. Не выдержу просто.
А ему, наверное, тоже нелегко справиться с собой было. В особенности этой ночью.
По телу волнами прокатывался жар, будоража нервные окончания, заставляя, задыхаясь в полупьяном бреду, голову запрокидывать, беспомощно подставляя под
Интересно, он ждет, что я выдохнусь? Проиграю? Что чувства, дрожащими нитями натянутые уже до самого предела, разорвутся, оставив за собой такую равнодушную и отрешенно-пустую душу?
Этого ждет?
Да только как бы не так...
А дышать-то тяжело. И снова не так.
Дышать нечем. И незачем.
Упираюсь ладонями в его обнаженную грудь, что-то блаженно мурлыкая на ухо.
Сейчас уже можно ни о чем не думать.
Не говорить.
Не спрашивать.
Ведь ясно и так. До предела и рези в глазах. Которая от слез обычно бывает...
Судорожно вздыхаю, отдаваясь в жаркий опиум Дьявольской постели.
Безумно, жарко и... зачем же ты так смотришь?
Я эту ночь никогда не забуду, светловолосый Князь.
***
В окно шестнадцатого этажа сквозь занавески сочился тускло-серый свет. Тихо было и хмуро как-то.
Я сопела в объятиях Дьявола, пока сердце отсчитывало последние свои удары. А он успокаивающе волосы мои перебирал, прикрыв глаза.
Мне – там, в душе, – было уже не больно. Это вряд ли можно болью было назвать. Агония скорее. Да неважно. Я знаю: просто вернуться надо, это ведь оставшаяся часть души так зовет, верно же? Верно, разумеется. Кончики пальцев покалывает будто иглами – это тоской из-под самого сердца.
Боль такая сильная, что почти материальная. А значит, от нее можно и кричать.
Но кричать я не буду. И даже скулить не буду.
Дьявол глубоко вздыхает и, чуть оборачиваясь ко мне, устало говорит:
– Пора.
Сколько бы я ни готовилась в душе к этому злосчастному «пора», а все равно нервно сжалось сердце, и как будто бы на полном серьезе, мешая дышать.
– Хорошо, – внезапно охрипшим тихим голосом соглашаюсь я, начиная одеваться. Ай, проблематично, руки дрожат, как у душевнобольного. В лечебницу бы мне надо, да поздно...
Ну вот и готово. Дьявол, как страшно...
Обнимаю его и льну всем телом – что же я слабая. Он понимающе прижимает к себе. А в следующий миг мы переносимся прочь из квартиры. Узнаю это место сразу же. На окраине города, маленькая такая беседка почти что на обрыве. Всегда сюда мечтала хоть на чуть-чуть, хоть, как по-детски, одним глазочком. И вот, довелось. На усмешку уже и не тянет.
Я отстраняюсь, сжимая непослушными пальцами старые перила с потрескавшейся краской сверху, подставляя лицо прохладному ветру. Вроде бы, вся
жизнь должна сейчас перед глазами... Больно надо.Постепенно приходит покой.
– Знаешь... – голос точно сорван, но тишину ломает. – Дьявол, ты...
Самое худшее: не знаю, что сказать, вроде бы так безумно много, а вроде и незачем, а услышать его в ответ так до смерти хочется.
– Бледная, – меня настойчиво разворачивают к себе за плечи, требовательно приподнимая лицо за подбородок.
– Ну вот и все... – я бестолково одергиваю куртку, перетаптываясь с пятки на носок и обратно.
Князь заключает меня в объятия, накрывая поцелуем губы. Обдает жаром. Тревожно и гулко бьется сердце. Он ведь и так знает, что все.
Особо драматизировать не хочется. Дрожат ресницы.
Пульс бьется судорожно.
В висках бьется.
В груди.
Сердце отстукивает упрямо свои последние шестьдесят пять в минуту.
– Буду ждать, – слышится твердое на ухо, – только посмей не вернуться.
Как-то я уже не могу сильнее держать его рукав.
Почти не страшно. Почти совсем.
Приподнимая голову, вдыхаю ветер.
Жилка на виске нервно вздрагивает, только реже с каждой чертовой секундой. А потом неожиданно дергается и замирает.
Сколько раз за последнее время вот так темнело перед глазами?
Дьявол еще некоторое время стоит без движения, окидывая улицы, оставшиеся где-то далеко внизу, своим по-королевски величественным взглядом. Там все еще ничего не изменилось, по-прежнему беспечные в своем неведении живут тысячи людей.
А над всем городом отчаянно стучит сердце Антихриста, отбивая свой новый, пока что рваный и неуверенный ритм.
Бум-бум...
Бум-бум...
Эпилог что ли
Прошло уже около полугода.
Странная угрюмая девчонка исчезла так же неожиданно, как и явившийся словно из-под земли классный руководитель. Теперь его заменяла мирная старушка Агата Андревна, которая всегда носила серо-желтые бусы из жемчуга и старые очки в толстой бежевой оправе, говорила слабым скрипучим голосом, но была на редкость доброй и часто прощала прогулы по неуважительным причинам.
Алина Полушкина, несмотря на все, заключила тот самый важный контракт с модельным агентством и теперь работает на иностранные журналы.
Ее подруга Викусечка ударилась в кулинарию и даже записалась на курсы, где невероятно преуспела, так что теперь регулярно балует своих одноклассников кексами с изюмом или шоколадными печеньями, получая при этом кучу разнообразных похвальных речей.
Физик все еще преподает свой предмет в старших классах, почти уже не вспоминая о своей неудавшейся карьере медиума. Впрочем, утешить его в свободное от работы время всегда готова рюмка водки и любящая жена, которой, правда, немного неясна причина хандры. Впрочем, это ее несильно смущает.