Что движет солнце и светила

Но вечером мы встретились вновь, и постепенно наша тайна стала привычкой, и было нам хорошо и славно, и оттого ещё, быть может, что ничего друг другу не обещали, ни-че-го, и были в поступках свободны, и бескорыстны, и беспечны, и щедры...

– На ордалиях меня помилуют, - смеялась Зоя.
– Бог на стороне любовников.

– Что ты такое говоришь, Зоя?

– Тёмный ты, тёмный!
– язвительно колола Зоя.
– Не читал про Изольду? Она была замужем за королём Марком, но её полюбил рыцарь Тристан. И вот на ордалиях - божьем, значит, суде - ей пришлось держать раскалённый брусок железа и клясться, что никто её не держал в объятиях, кроме мужа и вот этого нищего паломника, который перенёс её через трясину. И ведь она сказала правду! Паломником был её любимый - Тристан! И Бог не смог наказать Изольду...

– И тебя не накажет?

– Не сможет, потомy что виноват сам. Зачем он сделал так, что любовь приходит и уходит? Ещё Сеченов это подметил: лучшем случае супруги живут в полной любви два-три года, а потом - инерция, привычка, дружба, что угодно, но не любовь, понимаешь, глупыш? И зачем он сделал так, что на моём пути встретился ты?

– Ты не любишь своего мужа?

– А вот это - табу, - Зоя рассмеялась и отвернулась от меня.
– Своего мужа я ни с кем не обсуждаю, малыш!

Но я не унимался:

– А что же тогда у нас с тобой?

Зоя приподнялась на локтях, окинула меня долгим, оценивающим взглядом и пожала плечами (нарочно? конечно, нарочно).

– Не знаю, Серёжа...

– A про Изольду и Тристана я читал, но, знаешь, почему-то забылось, что она - замужняя дама, матрона, можно сказать. Забылось почему-то, и всё тут.

– Я знаю, почему, - Зоя смотрела мне в глаза прямо, не опуская взгляда.
– Потому что ты думаешь: любовь - привилегия свободных, не обременённых брачными узами людей. Это у тебя в подсознании сидит, и ты недаром забыл, что влюблённая Изольда чья-то жена.

И тут я совсем смутился и признался:

– Да нет, всё проще: я читал отрывки в хрестоматии зарубежной литературы ...

– Не люблю хрестоматии, - нахмурилась Зоя.
– Люблю подлинники. Ох, мне пора!

Зоя уходила всегда как-то вдруг сразу: минуту назад ещё целовала меня, и вот - у двери, почти собранная, сапоги надевает. Я к этому привыкнуть так и не смог.

***

Иногда мы не виделись день - два, а то и больше. Однажды мой друг намекнул, что Юрка Астахов по-прежнему пользуется Зоиной благосклонностью, и всё у них замечательно - обходятся без кофеев, разговоров о Гессе, теориях Сеченова и тэ дэ и тэ пэ, сразу в койку, a то и без нее обходятся - разве что на абажуре ещё не кувыркались. Она у него и в рот берёт, обожает это дело, а тебе разве ещё не сосала?

Я поднял руку, чтобы удалить своего друга, который меня любил и, как я теперь понимаю, хотел предостеречь от всяких сложностей, но он опередил меня - перехватил кисть и крепко её сжал:

– Что ты, Сережа? Из-за бабы! Юрка, знаешь ли, никогда не туфтит. У него этих баб перебывало - не сосчитать, он и сам в них запутается. Зачем бы ему еще и Зою в свой "дон-жуанский" список вносить, если у них ничего не было? Ты сам подумай!

Он опустил мою руку, и она сама собой снова взметнулась вверх, но меня остановили его глаза - столько в них было печали и неизъяснимой тоски, что не смог я ударить друга. Он был у меня один.

***

В небольшом селе мы с Зоей не могли пойти вместе в кино или на танцы, а потому приходилось идти в тот же Дом культуры поодиночке, чтобы уже там как бы нечаянно встретиться, причем, своими компаниями - для отводу глаз. Ну, и для того, конечно, чтобы не попасть в раздел "Светской хроники" местного радио "ОБС" - "Одна баба сказала".

– Как бы я хотела оказаться с тобой в большом городе, где никто нас с тобой не знает и никому до нас нет дела, - сказала однажды Зоя.
– И гуляли бы мы с тобой по улицам, и ели бы мороженое, и если бы захотели, то поцеловались бы на глазах у прохожих - кому какая разница? Я так хочу быть с тобой рядом! Увижу тебя на улице - ты идёшь такой одинокий, неприкаянный, ещё и дороги не разбираешь: если лужа, так в неё попадаешь, и по грязи тоже напрямки. И так хочется подойти к тебе, тронуть за руку, прикоснуться к твоим усам. У, котяра мой ласковый!

Эти её прозвища - "котяра", "серый", "птенчик", "зайка" - звучали непривычно, и я никак не мог привыкнуть, допустим, к тому, что я почешу-то "кисочка усатая с во-о-от та-а-а-ким птенчиком!" А ещё Зоя обижалась, если я её никак не называл, ну там, предположим, ласточкой или мышкой, и всё повторяла, что женщина любит ушами, а мужчина - глазами, и мне никогда не понять, почему ей так нужны разные нежные слова...

***

А потом случилось так, что Зою послали в областную больницу на стажировку, а через две недели и меня - на семинар.

Бросив суску с вещами в гостинице, я тут же помчался разыскивать Зою. И нашел!

***

– Ты приехал?
– удивилась она. И надолго?

– Семинар, пять дней!

– Вот как! Ученье - свет...

***

– Да плевал я на эти лекции! Хочу сейчас же, вот сию минуту похитить тебя отсюда и увести в кафе "У командора". Где ваше манто, мадам? Извольте надеть!

– Ну и фантазии у тебя, - усмехнулась Зоя, и в её глазах блеснули серебряные льдинки.
– Ничего оригинальнее не смог выдумать? Тут, между прочим, все ходят на Сопку любви, с неё открывается прекрасный вид на Авачинскую бухту. А ты - к "Командору"...

– Там можно посидеть вдвоём, - робко заметил я.
– У нас с тобой никогда не было романтического ужина при свечах...

– Начитался дурацких книжек, насмотрелся идиотских фильмов: ужин при свечах, - передразнила Зоя.
– Но, впрочем, я не против таких ритуалов. Против лишь обстоятельства. Сегодня ничего не получится. Извини, Серёжа.

– Но ведь ты же сама хотела: большой город, нас никто не знает, мы можем делать любые глупости...

– Не сегодня, Серёжа милый. У тебя в гостинице есть телефон? Я позвоню завтра, ладно?

Мы стояли в вестибюле, мимо ходили разные люди, а один молодой человек в белом халате, пробегавший мимо уже второй или третий раз, вдруг резко затормозил, даже чуть не упал, и с улыбкой спросил Зою:

– Всё в порядке? Планы не меняются?

– Нет, нет, - поспешно сказала она.
– Всё остаётся в силе.

И молодой человек побежал дальше. Зоя поглядела ему вслед, как-то очень оценивающе поглядела - так, знаете ли, женщины смотрят на античные мужские скульптуры, - и повернула ко мне лицо, и наконец улыбнулась, и сказала:

– Мы договорились побыть у нашего преподавателя дома. У него медицинская библиотека неплохая. Ты извини меня, ладно? У меня другого случая не будет...

И пошла от меня, не оборачиваясь.

***

Назавтра она не позвонила. И послезавтра тоже, и эти два дня я приезжал в больницу, где Зоя стажировалась, - то слишком рано, то слишком поздно, когда стажеров уже не было. И только на третий день Зоя позвонила мне. Не извинилась, ничего не объяснила, будто никуда и не пропадала - только и сказала: