Что, если...
Шрифт:
– Что это вы делаете? – спрашиваю я, подходя к девочкам – они сидят в высокой траве за домом.
– Кэл пришел! – объявляет Рей. – Давайте во что-нибудь другое играть.
– Мы еще не закончили, – строго возражает Райчел. Поднимает на меня глаза. – Мы делаем ожерелья из цветов. – Она сплетает вместе стебельки двух маргариток.
Николь вьет розово-лиловый венок. А перед Рей уже лежит целая куча оторванных цветочных головок.
– Не
– Вечно мне достаются самые неинтересные роли! – возмущается Рей и швыряет в Райчел горсть цветочных головок.
– Э-э-э, пойду-ка посмотрю, что там Брэди с Крейгом делают, – говорю я, потихоньку пятясь назад.
– Выше! – визжит Райчел. – Еще выше! – Она стоит на качелях из покрышки автомобильного колеса и, запрокинув голову, держится за цепи.
Я подбегаю к покрышке, толкаю ее изо всех сил и отскакиваю в сторону. Покрышка бешено вращается на лету.
– Смотри, чтобы не укачало! – кричит Рей.
Николь с Райчел хохочут.
– Выше, Кэл! – снова командует Райчел, улыбаясь во весь рот. – Я хочу достать до звезд.
– Мне нужна твоя любовь! О-о-о, детка! Мне нужна твоя любовь! – распевает Райчел, подскакивая на диване в оранжево-коричневую клетку, который мы только что притащили из цокольного этажа.
– Эта песня дрянь! Эта песня дрянь! – подвывает Рей и колотит в барабан.
Райчел не обращает на нее внимания.
Николь подхватывает мелодию на синтезаторе, а я, можно сказать, только делаю вид, что играю на гитаре. Получается у нас просто ужасно. Я отчетливо слышу, как где-то по соседству уже воют собаки.
Райчел прислоняется к спинке дивана и самозабвенно выкрикивает:
– Я хочу твоей любви!
Райчел так увлечена, что ее ничуть не заботит, как она выглядит со стороны, и я смеюсь, глядя на нее.
– Ну что, все вышло как надо? – спрашиваю я, отодвигаясь от Райчел, и беспокойно смотрю на нее. Хочется вытереть слюну с губ, но боюсь, как бы подружка не обиделась.
– По-моему, неплохо, – с улыбкой говорит Райчел. – Но, может быть, надо еще попрактиковаться.
– Ладно. – Не буду с ней спорить.
Я наклоняюсь и снова целую ее в мягкие губы. Готов практиковаться весь день, если нужно. И если она мне позволит.
«Ну что ж, тогда увидимся в Креншо».
– Я никогда ее больше не увижу, – бормочу я, сам этому не веря, и вспоминаю слова Райчел так ясно, будто они сказаны только что.
– Ты была с ней, когда она умерла? – спрашивает
Рей. – Ты видела?…– Нет, – тихо отвечает Ниель. – Я только потом узнала. Но я к ней ездила так часто, как только могла. И в больнице с Райчел была, когда ей делали химиотерапию. Сидела у постели и болтала всякие глупости, чтобы ее развлечь. Лежала с ней под звездами и загадывала желания – чтобы она поправилась.
Я закрываю глаза и глотаю застрявший в горле комок.
– Значит, Райчел заставила тебя дать слово, – с трудом выговариваю я. – Ты видела, как она умирает, и не могла ни с кем об этом поговорить.
– Я видела, как она живет, – поправляет меня Ниель сквозь слезы. – Каждый день, когда я была с ней, – это был еще один день, когда мы смеялись, радовались жизни и строили планы на будущее. Она самый мужественный человек из всех, кого я знала.
– Выходит, из-за этого обещания мы потеряли вас обеих, и только одну кое-как наконец-то вернули, – заключает Рей и с прерывистым вздохом прислоняется головой к кровати, стараясь справиться с эмоциями, сжимающими ей горло.
– Простите меня, – горячо говорит Ниель. – Если бы я вам сказала, то навсегда потеряла бы Райчел. А ведь она была моей лучшей подругой. Единственной, кто знал меня по-настоящему. Я просто не могла… Я не хотела делать вам больно. Простите.
Ниель умолкает, не в силах больше говорить, и утыкается лицом мне в грудь. Я глажу ее по плечу и целую в макушку.
Ниель вытирает слезы, глубоко вздыхает и продолжает:
– Она мечтала организовать группу вместе с тобой, Рей. И…
– Только не говори мне, пожалуйста, что Райчел собиралась петь, – перебивает Рей.
Мы изумленно таращимся на подругу. Лицо у нее мокрое от слез, глаза красные. Она вскидывает руки:
– А что? Пела Райчел просто ужасно.
Я сжимаю губы, сдерживая улыбку. У Ниель вырывается смех. Рей тоже смеется, и я улыбаюсь шире. Это неплохо, наверное, но как-то странно. Улыбка вперемешку с грустью. Потому что в груди у меня по-прежнему такое чувство, будто там все оборвалось.
Ниель смотрит на меня в упор:
– Она тебя любила, Кэл.
– Я так и знала! – восклицает Рей, как будто выиграла пари.
Я смотрю на нее:
– Серьезно?
– Чувак, ты ничего не понимаешь в девушках. Люблю, когда я оказываюсь права. – Рей садится с довольным видом.
Я закатываю глаза, а потом спрашиваю Ниель:
– Я ее обидел, когда рассказал о Лили, да?
– Да, – грустно кивает Ниель. – Но ты не виноват. Ты ведь не знал о ее чувствах.
Я молчу. Какой же я все-таки идиот. Райчел перестала со мной разговаривать из-за девушки, которая ничего для меня не значила. Ну как можно было быть настолько слепым? Нет мне прощения!
– Не убивайся ты так, она тебя простила, – говорит Ниель, словно прочитав мои мысли. – Пару месяцев спустя Райчел пыталась тебе позвонить, но ты не отвечал. И тогда она решила, что сама все испортила.
– Что? Не было никаких звонков от нее.
– А-а, – догадавшись, вздыхает Рей. – В то лето у тебя как раз номер телефона поменялся. Помнишь?
– Не может быть, – сокрушаюсь я. – Надо было попробовать поговорить с ней еще!
Я опускаю голову и закрываю глаза. Раскаяние – словно дикий зверь, этакое чудовище, которое рвет тебе сердце когтями и сыплет соль на раны, когда ты изо всех сил стараешься, чтобы они скорее зажили. Нельзя было так сразу сдаваться. Нужно было бороться за Райчел.