Что, если?
Шрифт:
– Деда, дед…
– Тщ-щ-щ! Молчи. Не напрягай горло.
Да только кто бы его послушался! Девчонка в беспамятстве мечется. И то бормочет что-то, то жалобно всхлипывает, беспокойно дергая руками. Она сейчас выглядит совсем маленькой и беззащитной. И, наверное, от этого в Глухове включается мощный защитнический инстинкт.
Герман ловит руки Иманы и осторожно, чтобы она себя не поранила, прижимает их к туловищу. Девчонка дергается, будто в попытке встать. Рубашка, в которую он ее переодел перед приездом врача, расходится, демонстрируя простой трикотажный топ, под которым отчетливо просматриваются
– Деда… Я упаду… Упаду!
– Тихо. Все хорошо, – шепчет Герман, застегивая пуговички. Имана хватает его за худи и тянет на себя. – Все хорошо, не бойся, – повторяет Глухов растерянно.
– Все равно страшно.
Она не отпускает его. Приходится лечь рядом. Свои действия Глухов оправдывает тем, что в бреду девчонка может заговорить, а он тут как тут. Не придется даже прибегать к более жестоким методам. Этого Герман хочет избежать всеми силами. Но с другой стороны, если придется, он ни перед чем не остановится. Потому что на кону сейчас запредельно высокие ставки.
– Гер… – окликает Михалыч.
– Иду, – тихонько встает, выходит из комнаты.
– Ребят в аптеку послал. А теперь, Христа ради, расскажи, что тут у вас случилось.
Герман кивает на соседнюю с гостевой комнату, где как раз располагается его кабинет. Михалыч тяжело опускается в кресло, Глухов идет к бару, чтобы налить себе коньяка. И пока начбез прокручивает записи камер видеонаблюдения для полноты картинки, подробно рассказывает ему свою версию произошедшего.
– Как будто и впрямь совпадение, – резюмирует Михалыч.
– Как будто, – соглашается Глухов. – Но что-то с ней не то, Коль.
– Я уже и в школу полиции, где она училась, ездил. И с ее одногруппниками говорил…
– И что узнал?
– Да ничего нового. Только положительные характеристики.
– Это ни о чем не говорит, – фыркает Герман, остервенело растирая лицо.
– В том-то и дело. Дальше тоже копал. Мать у нее была непутевой, растила тетка.
– И дед, – вспоминает Герман девчоночье бормотанье.
– И дед, да. Здешний, но местные не особенно его помнят. Он в дремучей глуши жил. Ни с кем особенно не общался…
Михалыч еще хочет что-то добавить, но его прерывает громкий вой.
– Жизни нам не даст эта зверюга, попомни мои слова, – досадует Михалыч, крепко выругавшись.
Глухов равнодушно кивает. А сам думает о том, как бы ему по своим каналам Иману проверить. Не хотел он прибегать к этой теме, чтобы не привлекать к ней ненужное внимание, но теперь, видно, придется. На проверку уйдет несколько дней. Если все будет хорошо, к этому моменту девчонка как раз поправится.
С другой стороны, велик риск, что с Иманы уже не слезут. А ведь он до сих пор не уверен в том, что хочет ее в это впутывать.
В конечном счете Герман решает дать девке последний шанс. Если ей обозначить расклад, возможно, она сама заговорит как миленькая. Осталось только дождаться, когда температура спадет. А это, если верить врачам, три-четыре дня всего. Ну что за них может случиться?
– Николай Михалыч, здесь таблетки вот… – рапортует один из парней от двери. – Одних не было, я взял аналог. Это лучше, чем ждать, когда привезут нужный препарат. У них раз в неделю
поставки.Юра, а это именно он, показывает, о каких таблетосах речь.
– Надо бы ей их принять, как думаешь? Может, Татьяну Ивановну разбудить? – предлагает Михалыч.
Глухов отрицательно дергает головой. Он не видит никакого смысла в том, чтобы будить экономку.
– Я сам. Уже поздно, Коль, езжай домой.
– Шутишь? И тебя с ней оставить?
– Ну, ты уж не перегибай. В таком состоянии она не опасна. Лучше поищи на нее еще чего-нибудь интересного.
Наверное, что-то по его лицу прочитав, Михалыч не берется спорить.
– Как хоть твоя встреча прошла? Она видела, с кем ты общался?
– Из машины? Ну, нет. А встреча… Нормально прошла, Коль. Есть с чем работать.
– И то хорошо.
Когда Михалыч уходит, Герман возвращается в гостевую, где теперь непонятно на какой срок поселилась Имана. Пока его не было, она сгребла отброшенное в сторону одеяло и зарылась в него, как в кокон.
– Эй! Отдай. Тебе нельзя кутаться.
– М-м-м…
– Давай лучше вставай. Надо прополоскать горло. И таблетки выпить.
К удивлению, его команду Имана исполняет без разговоров. Садится резко, словно марионетка, которую потянули за ниточки, спускает ноги на пол. А вот сил подняться ей не хватает.
– Так, сиди!
Герман убегает, чтобы сначала развести раствор. И только когда все готово, возвращается к Имане.
– Сначала таблетки, – выдавливает пилюли на ладонь. Девчонка послушно тянется губами к его руке. Касание обжигает. И не только тем, что ее губы горячие, как кипяток. Просто как-то неожиданно она это делает… слизывает и пытается сглотнуть. На глазах выступают слезы. – Больно.
– Потому что запить надо! – рычит Глухов. На себя, дурака, рычит.
– Глотать больно, – уточняет Имана, поднимая на него расфокусированный взгляд льдисто-голубых глаз. А его чем-то горячим окатывает из этих ледников.
– Надо проглотить, – сипит Герман. И она, все так же не отводя от него глаз, сглатывает. В этом и близко нет ничего эротичного. Просто глотка дергается, и слезы текут по щекам от боли, а он почему-то пялится и пялится на это все непотребство, не в силах отвернуться.
– Теперь надо как-то дойти до ванной…
Глухов едва ли не на руках ее тащит. Его рубашка насквозь пропитана ее потом.
– Сможешь стоять? Я принесу переодеться.
Имана кивает, но осмысленности в ее взгляде нет. Чертыхаясь, Герман усаживает ее на унитаз.
– Две минуты. Постарайся не свалиться, ладно?
Он практически бегом несется к гардеробу, вытаскивает первую попавшуюся майку и возвращается. Иману застает повисшей на двери душа.
– Какого черта? Ты что делаешь?!
– Искупаться хотела…
– Нельзя тебе купаться! – цедит сквозь стиснутые зубы. – Дай сюда! – быстро ее переодевает, с сомнением глядя на топ. – Это тоже все мокрое.
Похоже, рывок к душевой отнял у девчонки последние силы, потому что когда он принимается и тот с нее стягивать, она даже не пытается вырваться. Герман старается ее покладистостью не злоупотреблять, но взгляд все равно ненадолго вниз соскальзывает. На нежную девичью грудь… Голубые вены на белом.