Что мне сказать тебе, Мария-Анна
Шрифт:
– Я не знал что у тебя есть друзья, – сказал он.
– Ты считаешь что у меня не может быть друзей? – С грустной улыбкой спросила Мария-Анна.
– Я не то хотел сказать, – смутился Роберт. – Просто я кажется никогда не слышал чтобы ты кого-то называла своим другом. Но кто он такой?
– Он хороший человек, – повторила Мария-Анна и её голос чуть дрогнул. – Возможно он захочет обнять тебя и поцеловать, пусть это не обеспокоит тебя, позволь ему это сделать.
– Он кто-то из нашей родни? – Взволновано спросил Роберт и даже приподнялся на постели.
– Нет, Роберт, он просто мой друг. Но я очень хочу чтобы вы встретились. Ты же не откажешь мне в этом?
Мальчик снова улегся.
– Почему я должен отказывать? Я рад что у тебя есть друг. Пусть приходит.
Мария-Анна наклонилась
– Всё будет хорошо, – прошептала она.
Из спальни принца Мария-Анна выходила, едва сдерживая слезы. Роберт болел уже третий месяц и теперь ему явно стало хуже. Он был невероятно бледен и слаб, весь в холодной испарине и Марии-Анне казалось что он уже чуть ли не на пороге смерти. И хотя он держался вполне бодро и говорил что чувствует себя хорошо, она уже не верила в это. И почти против своей воли она начинала страстно цепляться за эту последнюю безумную надежду – что если Гуго по-настоящему простит её и поцелует мальчика, тот исцелится. Ей хотелось немедленно всё бросить и ехать в Зовущий лог, но она не представляла что ей там делать. Бросится в ноги к Гуго и умолять о прощении? Везти его на ночь глядя сюда, чтобы он, как того хотел, посмотрел на принца? Но надо сначала как-то подготовить его визит, убрать лишних людей из дворца и прочее. Мария-Анна поняла что безмерно устала и просто не в состоянии сейчас трезво мыслить. Она попыталась успокоить себя: Роберт конечно же вовсе не на пороге смерти, а бледен и немощен от того что этот старый мясник Дорэ трижды пускал ему кровь. А сама она едва не валится с ног.
Она замерла где-то посреди очередной галереи и щелкнула пальцами. Откуда-то из полутеней и сумрака ниш возник лакей.
– Первую фрейлину ко мне, – приказала она.
Сейчас ей очень нужна была привычная поддержка Луизы Бонарте. Эта светлая девушка всегда умела успокоить её и вселить хоть какую-то радость.
18.
Жан Левандор, смотритель охотничьего домика, расставлял на столе посуду.
– Жаренная оленина, паштет из гусиной печени, артишоки и бутылка Анжуйского, – хрипло басил он, – ешьте вдоволь, Ваша Милость, а то ей-богу, выглядите как тощая поганка. Святым духом что ль питаетесь?
Жану никто не говорил кто его гость, не называл никаких титулов и имен, но старый смотритель давно привык что в этом доме бывают только дворяне и он ко всем без разбору обращался "ваша милость", за исключением конечно королевы. На это уже давно махнули рукой и замечаний ему не делали.
– В такие времена как наши Святой дух не помешает, – туманно ответил Гуго.
– Времена как времена, – буркнул одноглазый смотритель.
– Злодеи злодействуют и злодействуют злодеи злодейски, – еще более туманно продекламировал Гуго. Но затем хлопнул в ладони, энергично потер их и весело добавил: – Однако от Анжуйского и жаренной оленины определенно не откажусь. Спасибо, дружище Жан.
Старый смотритель как-то странно поглядел своим единственным глазом на гостя.
Затем подошел к камину, подбросил дров и поворошил их кочергой.
– Чего еще надо вашей милости? – Спросил он.
– Да, хотелось бы еще большой и чистой любви, такой банальной и такой недостижимой, знаешь, обычного человеческого тепла.
– Ну до ближайшей шлюхи тут часов пять если верхом, – невозмутимо ответил Жан Левандор, – придётся вашей милости потерпеть.
– Хорошо, я потерплю, – сдерживая улыбку ответил Гуго.
– Тогда я к себе. Сплю я крепко, не до кричитесь. Это я к тому, что коли замерзнете, лучше вам дров самим подкинуть.
– Я так и сделаю. Позови сюда протиктора.
Жан ушел.
Через несколько минут появился Родвинг. Высокий могучий хмурый, две длинных рукояти мечей грозно топорщились у него на поясе. Он встал посреди комнаты и вопросительно поглядел на Гуго. Тот, указав на стол, предложил ему поесть и выпить. Протиктор молчал, не уверенный как поступить правильно. Но Гуго, словоохотливо и добродушно, убедил его что стоять всю ночь на улице у крыльца совершенно ни к чему, что он, Родвинг, служит исключительно королеве, а сам он, Гуго, обычный мелкий джентри, без всяких титулов и состояний, и все эти церемоний здесь не нужны. И если у Родвинга приказ
охранять и присматривать за ним, то ведь это можно делать и здесь, в доме, в тепле и сытости, всяко лучше чем морозиться на ночной стуже. А он, Гуго, совсем и не против компании, ибо за долгие годы очень соскучился по этому делу. Молодой человек, голодный и порядком уставший, после долгой скачки ему по сути не дали ни малейшего передышки, хорошенько поразмыслив, решил, что и правда в этом не будет ничего такого, если он поужинает со своим подопечным, этим он никак не нарушит приказ Марии-Анны: защищать жизнь Гуго Либера, а заодно проследить чтобы он никуда не пропал и с ним никто не заговорил из посторонних людей, то есть сейчас кто угодно, за исключением старого одноглазого смотрителя.Поначалу оба были заняты утолением голода, с удовольствием жуя сочное мясо и хрустя свежим хлебом и луком и запивая всё это горячим вином. Гуго время от времени заговаривал на какие-то общие темы, вроде погоды, несносности женского характера и цен на лошадей. И задавал своему визави какие-нибудь ничего не значившие вопросы. Родвинг отвечал односложно, но вполне охотно. На самом он деле он был любитель поболтать и его сдерживало только то что он не совсем понимал кто собственно перед ним сидит. За время их совместного путешествия от Бычьего острова к Фонтен-Ри протикторы конечно обратили внимание насколько близко королева допускает к себе этого странного человека и как по-свойски он ведет себя с ней. К тому же они хорошо запомнили как по одной его просьбе королева без раздумий отправила на тот свет важного чиновника и высокородного дворянина – начальника тюрьмы. Всем им было очевидно что этот узник Сент-Горта что-то значит для королевы. Впрочем особенно много на эту тему Родвинг не задумывался, для него Гуго был просто еще одним объектом охраны.
Когда лицо молодого человека порозовело и заблестели глаза, когда он разомлел и явно подобрел, Гуго как бы между делом спросил:
– Слушай, Родвинг, а что сейчас протикторы все молодые? Из прежних никого не осталось, из тех что служили еще королю Джону?
– Да вроде не осталось, – равнодушно ответил Родвинг. – Когда старый король умер, королева разогнала всех прежних. Они были старые и такие же никчемные как и их король.
Гуго едва заметно улыбнулся.
– А что старый король был никчемным?
– Конечно, – уверенно сказал Родвинг. – Говорят он был жалким книжным червем. Тени своей собственной боялся. И еще целыми днями просиживал у пруда, вроде как рыбу ловил. Но только рыбу, которую он поймал, он всегда отпускал. У него видишь ли не хватало духа прикончить её. Он был ничтожеством. Он не стоит и волоска нашей королевы. И пусть не хорошо так говорить, но когда он заболел и издох, то был счастливый день для всего королевства.
– Что правда, такое ничтожество? – С любопытством спросил Гуго.
– Клянусь Тором, просто пустое место. Ты можешь у одноглазого Жана спросить каким он был. Жан тут уже лет тридцать наверно служит, уж он-то поди хорошо знал старого короля и скажет тебе что тот просто дырявая шляпа, а не король.
– Но я слышал, что он ходил на войну вместе со своей армией. С испанцами воевал.
Родвинг презрительно фыркнул.
– Воевал! Да он носу из своей палатки не высовывал. Как штабной писаришка всё только какие-то заметки писал. Да и все говорят слабак он был, ни с мечом, ни с копьем не мог управиться. Да и еще вечно у него то понос, то золотуха, то насморк. Так что вся армия в сражение идет, а король сидит в кустах дрищет.
Гуго покачал головой
– И правда ничтожество. Но разве в битве при Бавии он не вел в бой свою армию самолично? Это же вроде как всем известно. Как он на черном коне летел впереди своих рыцарей. И опрокинул тогда левое крыло испанцев, так что ихнему генералу, славному Фернандо Авалосу пришлось спешно отступать к крепости, бросая своих людей.
Родвинг отмахнулся от этого.
– Ну и что, ходил он один раз в битву, что с того? А через полмесяца его у той же Бавии взяли в плен и ему не хватило мужества и чести умереть как настоящий воин в бою с мечом в руке, он сдался этим ублюдочным швейцарским наемникам, но говорят те все равно хотели прикончить его на месте и тогда он бросился на колени перед герцогом Линуа и умолял его о пощаде. Ну разве это король?!