Что-нибудь эдакое

— Мы должны, — продолжала она, — нанять сыщика.

Как и брат его, Фредди Трипвуд, уехавший в Штаты, чтобы продавать собачий корм, лорд Бошем любил детективы.

— Вот это разговор! — воскликнул он. — Ты как раз одного видела.

— Я?

— Ты. Он тут жил прошлым летом.

Леди Констанс содрогнулась.

— Пилбем! — вскричала она. — Да пусть меня убьют в постели! Неужели нет других? Ты никого не знаешь?

— Я? Нет. С чего бы мне… Ах ты, знаю! Этот, который у Хореса.

— У Хореса?

Племянник ее смутился, поздно, но все же вспомнив, что Хорес просил его не выдавать.

— Не то чтоб у Хореса, — сказал он. — Так, приятель его нанимал. Что-то он делал…

— И сделал?

— Да, да, да!

— Значит, сыщик опытный?

— Очень, очень!

— Как его фамилия?

— Плум. Клод Плум.

— Ты можешь его найти?

— Посмотрим в книжке.

— Тогда иди и звони. Пусть приезжает немедленно.

— Иду, — отвечал лорд Бошем.

Глава XIII

Когда герцог призвал своего племянника Рикки, он сделал именно то, что входило в традиции гордого рода. Отец его дважды срывал колючую проволоку, отделявшую их виллу на юге Франции от поля для гольфа. Дед, обедая в клубе, ткнул носом в пышный омлет одного из членов правления. Герцоги Данстабл всегда отличались пылом, обидчивостью, мстительностью — словом, всем тем, из-за чего мы не советовали бы отказывать им в свинье.

Плечо почти не болело, и наутро герцога мучила лишь непривычная скованность. Что же до духа, все осталось по-прежнему. Глубокой ночью думал страдалец о коварстве лорда Эмсворта, думал и днем. Горечь не уходила, а с нею — и мрачная решимость.

Ко второму завтраку пришла телеграмма от Рикки, тот собирался приехать с вечера, и на следующее утро, в 10.00, герцог велел секретарю отвезти его на станцию, к «Гербу Эмсвортов», где он и встретился с плотным, рыжим, веснушчатым племянником.

Между Рикки и Хоресом не было фамильного сходства. Каждый был похож на своего отца, а у Рикки Гилпина отец славился мощной грудной клеткой циркового силача. Взглянув на сына, вы могли бы удивиться, что он пишет стихи, но поняли бы без труда, как он крушит торговцев на рынке.

Однако брутальная внешность скрывала нежную душу, и в это утро Рикки испытывал всерастворяющее умиление. Дитя могло бы играть с ним [88] , а кошка из «Герба» так и делала. Суровый с виду, он был, в сущности, одним из братьев Чирибл [89] .

Ничто не воздействует на влюбленного так, как слова любимой девушки, заверяющей, что зулусские воины — лишь игрушки для нее. Рикки поверил своей Полли, он был счастлив; и тут пришла телеграмма.

88

Перефразированная цитата из Библии. Книга пророка Исаии, 11:6–8.

89

Исключительно добрые персонажи романа Чарлза Диккенса «Николас Никльби».

Значить она могла только одно: надо как-то помочь дяде — а там он будет совсем иначе смотреть на луковый суп. Вот почему в Маркет-Бландинг ехал веселый, бодрый человек, который весело и бодро встретил следующий день, а с ним — и герцога. Тогда он заметил, что у того подвязана рука.

— О Господи! — вскричал он. — Ты сломал руку? Какой ужас! Какой кошмар! Как это случилось?

Герцог громко хрюкнул.

— Вывихнул, — ответил он. — Бросал яйца в секретаря.

Многие ответили бы неверно, многие — но не Рикки. Он знал, кого обвинить.

— Как же он тебя довел? Это кретин какой-то! Надо выгнать?

— Выгоню, когда мы с тобой поговорим. Я только сейчас узнал, кто это. Понимаешь, — объяснил герцог, — тут все время поют про Лох-Ломонд, прямо под окном. Мерзость какая!

— Гадость!

— Разве это можно выдержать?

— Ни в коем случае.

— Я запасся яйцами.

— Очень умно.

— Чтобы швырять.

— Естественно.

— Вчера опять завел: «Приду, пойду…» А сегодня Конни говорит, почему я обижаю Бакстера.

— Какая глупость! Кто эта слабоумная особа?

— Сестра Эмсворта. В Бландинге. Я там гощу. Душевнобольная.

— Да, вероятно. В здравом уме каждый увидит, что ты прав. Знаешь, дядя Аларих, тебя травят! Да-да, это преднамеренные гонения. Не удивляюсь, что ты вызвал меня. Бросить еще яиц? Скажи, я мигом.

Если бы не рука, герцог бы похлопал его по плечу. Он горевал, что так ошибся в племяннике. У того есть недостатки — вот, стихи пишет, — но есть и сердце.

— Яиц бросать не надо, — сказал он. — Я его выгоню. Ты мне нужен для свиньи.

— Какой именно?

— Здешней, из замка. Что они творят, ты бы знал!

Рикки понял не все.

— Науськали на тебя свинью? — предположил он.

— Нет, Эмсворт обещал мне ее отдать.

— А, вон что!

— Без расписки, так договорились. А теперь — не дает!

— Не может быть! — вскричал Рикки. — Нарушить священное слово! Нет, такой низости…

Герцог окончательно убедился, что не понимал племянника.

— Ты так думаешь?

— Кто ж так не подумает! В конце концов, есть правила, есть порядочность!

— Вот именно.

— Мы вправе ждать ее от других!

— Верно.

— Значит, украсть свинью?

Герцог едва не задохнулся от восторга. Не часто, думал он, встретишь у нынешней молодежи такой ум и такую нравственную силу.

— Да, — отвечал он, — с подобными людьми незачем церемониться.

— Конечно! С волками жить… Что же именно надо сделать?

— Сейчас, сейчас, сейчас. Я много думал. Ночь не спал…

— Какой ужас!

— …и разработал подробнейший план. Утром проверил — вроде все так. Карандаш есть? Бумага?

— Пожалуйста, блокнот. Оторву первую страницу, там начало баллады.

— Спасибо. Так вот. — В приливе вдохновения герцог пышно вздул усы. — Рисуем карту. Это — замок. Это — моя комната. Под окном — лужайка. Такой газон, — объяснил он, показывая что-то вроде растекшейся глазуньи.

— Газон, — повторил Рикки. — Понятно, понятно…

— Вокруг него — дорожка. За ней — кусты, вот тут, а вот тут — поляна. За ней — огород, а на ней, подальше — свинья. — Он пометил место крестиком. — Здесь она живет. Видишь, как это все важно?