Что осталось за кадром

Рейн подала сигнал к началу. Длинная роба обвивала стройную фигуру Шарифа. Он вошел под тент и направился к Рандаллу.

– Несколько месяцев мы спорили, боролись и узнавали друг друга, как могут делать только два врага. Ты все еще хочешь уехать? Очень хорошо. Я отпущу тебя. – Он улыбнулся, открывая ровную полоску белоснежных зубов. – Если ты на коленях попросишь меня об этом.

– Британский офицер не просит пощады, – ответил Рандалл, с невероятным трудом поднимаясь на ноги.

– Тогда ты умрешь в пустыне, – спокойно провозгласил Мустафа. Его глаза язвительно сверкнули. – А ветер и песок отполируют твои кости.

– Убей меня, и покончим с этим! – взревел Рандалл. – Ты думаешь, в моей жизни осталось что-то ценное? – Крик шел из глубины души. Так истошно может орать человек, исчерпавший все свои лимиты, как физические, так и эмоциональные. Чья жизнь превратилась в ад.

Гримаса ярости и разочарования исказила лицо Мустафы. Властитель пустыни схватил Рандалла за плечи, заставляя встать на колени.

– Проси пощады, английский выродок!

– Нет! Лучше убей меня.

Двое мужчин смотрели друг на друга. Жизнь Рандалла висела на волоске. Мустафа спрятал оружие в ножны.

– Иди! Не хочу марать клинок кровью неверного.

Сцена кончалась наездом на измученное лицо Рандалла, показывая победу, за которую он заплатил цену, равную поражению.

– Снято. В печать. Оба молодцы, – проговорила негромко Рейни, дабы не нарушить атмосферу. – Еще один эпизод, а потом снимем крупные планы.

Кензи не двигался с места. Слова и эмоции переполняли его. Любовь и ненависть. Антагонизм и жалость. Отвращение… и желание. Кульминационные и самые трудные сцены для него и Шарифа. Нет, подумал он с сожалением и произнес вслух:

– Нет. Это слабо.

Рейни вздрогнула.

– Мне кажется, вы оба сыграли очень хорошо. Но нет предела для совершенства. Что ты предлагаешь?

Он потер лоб, невольно стирая грим. Господи, почему он делает это?

– Заставлять Рандалла просить… слишком банально. Сразу вспоминаются посредственные фильмы тридцатых годов. Между ними должно происходить… нечто большее. Более острый конфликт. Ставки выше. Уязвимость…

– Но в книге эта сцена написана именно так и передает то время, – отвечала Рейни. – Что нужно сделать, чтобы это было выразительнее?

Кензи старался ходить, насколько позволяла цепь на левом запястье.

– Нужно показать противоречивые чувства Рандалла. Мустафа заставляет его признать, что он был увлечен своим тюремщиком. Этот примерный британский офицер испытывает недозволенную, темную страсть… получая невольное удовлетворение от того, что делали с ним. – Не в этом ли смысл всей истории? Рандалл не может признать, что пусть менее чем на сто процентов, но он был гомосексуалистом в течение нескольких минут.

– Да, таков Рандалл, – согласилась Рейн. – Но как ты думаешь это сыграть?

– Мустафа не должен требовать, чтобы англичанин умолял его о свободе, – медленно начал Кензи, чувствуя, как кровь стучит в висках. – Пусть Мустафа пообещает освободить Рандалла, если тот признается, что любит его.

– Да! – с радостью воскликнул Шариф. – Я упиваюсь своим могуществом, унижая английского офицера, и вместе с тем не хочу потерять его. Я не могу убить его, и даже держать в плену против его воли мучительно для меня. Я предлагаю ему сделку – я позволю ему вернуться в его холодную далекую страну, если он признает ту правду, что лежит между нами.

– Отлично, – одобрил Кензи. – Глубоко, сложно и драматично. Как и их отношения. – Рейни поймала его взгляд, и ей показалось, что речь шла о нем, а не о его персонаже.

Он отвернулся.

– Шариф, давай поимпровизируем? – Он обычно избегал экспромтов, так как не был уверен, что сможет найти правильные слова, но этот характер и эту дилемму он чувствовал, как свою собственную.

Шариф согласился, и Рейни позволила им попробовать. Вместо сердитых угроз Мустафа выбрал вкрадчивый ровный тон, и его полный страдания голос открывал гораздо больше, чем он был намерен сказать. Рандалл отступил, насколько позволяла цепь, тщетно стараясь избежать выполнения отчаянного требования. Ему невыносимо было признаться в том, что хотел услышать Мустафа. Даже если он станет отрицать запретную, отвратительную склонность в себе, ему уже никогда не забыть об этом.

Он закрыл глаза, представив Сару. Якорь, удерживающий его на этой земле, его чистый ангел, который помогал ему своим здравомыслием. Ради нее и его семьи он готов произнести слова, которые хотел услышать Мустафа. Что такое маленькая уступка, если она подарит ему свободу?

Он закрыл глаза и сказал:

– Я… люблю тебя. – Он говорил эти слова своему врагу, благородному, любимому и ненавистному врагу, слова, которые тот хотел услышать. Но он произнес это признание и самому себе, не делая никакой разницы между собой и своим героем.

И это существенно меняло дело.

Наступила мертвая тишина. Потом послышался тихий голос Рейн:

– Снято.

И вдруг все кругом зааплодировали. То было общее одобрение, которому рад каждый актер, но только не в этот раз. Кензи, совершенно обессиленный, прислонился к столбу. Сполз на ковер и спрятал лицо в ладонях.

Распятый своей музой.

Глава 27

Сегодня пришла очередь Рейни платить по долгам. Ей предстояло сыграть большую любовную сцену с Кензи перед объективом безжалостной камеры. С бешено колотящимся сердцем она прошла в свою гримерную. Длинные викторианские юбки поднимали пыль с бетонного пола.

– Я не очень отвлеку тебя, если прочитаю кое-что из твоей почты? – спросила Вэл из-за стола в углу.

– Есть что-то интересное?

– Да нет… Из недельного отчета твоего детектива можно понять, что все сходится на администраторе студии, с которым у Клементины были довольно серьезные отношения.

– Администратор студии? – Рейни сморщила нос. – Торговец наркотиками мне нравился больше. Что еще у тебя есть?

– Электронное послание от твоего деда. Он скорее всего послал его через Интернет на компьютере, что ты ему подарила. – Вэл посмотрела на записку из принтера. – Наши предложения помочь ему отыскать его старых друзей по корейской войне принесли плоды. Он нашел некоторых из них, и теперь они ежедневно выходят; на связь в Интернете. Твои старики Заказали билеты во Флориду на следующую зиму, там состоится встреча друзей.

– Очень хорошие новости. – Сохраняя некоторую дистанцию, она тем не менее налаживала отношения с дедом и бабушкой. Странно, но то, что произошло с дедом, помогло их сближению. Она обязательно навестит стариков, как только закончит работу над фильмом. Хотя прекрасно знала, что не стоит ожидать слишком многого от этого визита. Между ними появилось доверие. А что касается душевного тепла, то она поищет его где-нибудь еще, как, впрочем, всегда делала.

В гримерную вошла Деб, художница по гриму: