Что с вами, дорогая Киш?
Шрифт:
— Если вы такой умный, скажите-ка лучше, где можно продать палинку и венгерские карты? — угрюмо спросила очкастая. — Хоть какие-то деньги надо иметь!
— Слушайте внимательно! — Лысый схватил женщину за руку и вытащил в коридор. — В магазинах лучше и не пытаться.
— Уф-ф… — вздохнул Петер, — до чего же все это…
Поезд замедлил ход.
Петер поспешил на перрон. Интересно, как эта женщина собирается искать его в такой толчее? Трамвай, трамвай, никуда не денешься… Welcher Strassenbahn… Конечно, можно взять такси и без нее. Деньги роли не играют.
Тем не менее он остановился
Вокзал как вокзал. Разве что потише Восточного.
— Пять минут машу, а вам и дела мало, — черноволосая хлопнула Петера по плечу. — Сумку возьмете в левую руку, вместе с чемоданом. А вот этот дотащите до такси… ага, вот так… не сердитесь?
Петер поднял туго набитый чемодан. Чего это она туда напихала? Женщина шла впереди. Плотная особа. Что называется, в теле. Сколько ей может быть лет? Тридцать, сорок?
— А ведь мы до сих пор не познакомились, — выкрикнула женщина через плечо, на ходу отпихнув носильщика. — Полегче, папаша!.. Меня звать Марта!
— Петер Сомбати, — еле переводя дух, проговорил мужчина и остановился. Женщина тоже остановилась, разминая ладони.
— Ваш-то еще полегче других. Тяжелые, черти. Сомбати, говорите? Спасибо хоть не субботник[4], — изрекла она и тронулась с места.
— Как вы сказали? — Петер пытался не отставать, но застежка сумки нещадно царапала бедро. — Я не понял…
— Секта есть такая дурацкая… субботники… я кой-кого из них знаю. Ваша-то фамилия небось и не венгерская вовсе, от какого-нибудь «Зайдл» произошла…
«До чего же глупая баба, — подумал Петер, — скорее бы Южный вокзал».
— Ну вот вам и такси, — удовлетворенно объявила Марта и тут же заорала, обращаясь к облаченному в серый костюм шоферу:
— Эй, друг, как тебя там, открывай багажник! — после чего перешла на немецкий и довольно бегло разъяснила, куда им нужно попасть.
Петер сел в машину. Женщина втиснулась рядом.
— Вы знаете немецкий?
— Черта с два. Но не ехать же в большой мир дура дурой! Три месяца зубрила. Те слова, что могут пригодиться. Так что тут полный порядочек, не беспокойтесь. И с итальянским то же самое… Prego un bicchiere d’acqua[5]… поняли, чего я говорю?
— Нет, — быстро сказал Петер. — Собор святого Стефана далеко, как вы думаете?
— После обеда выясним. А вам чего надо-то? «Новембер» небось или, может, «Дарваш»? Это вроде там рядом…
— Да нет, я внутрь хотел зайти…
— Куда внутрь? — Марта поправила лямку комбинации. — Ну и жарища! Сняли бы пиджак-то!
— В собор, разумеется, — пробормотал Петер. — Не сниму, а то придется тащить его на руке.
— Понятно, — кивнула Марта. — Гляньте-ка, где там счетчик. Сколько настукало?
— Расплатимся как-нибудь. — Петеру бросился в глаза клочок волос, торчавший у женщины из-под мышки. — Вам отвечать… вы все это затеяли, — пошутил он.
— Будьте покойны. — Марта хлопнула Петера по колену. — Со мной не пропадете. Меня на мякине не проведешь!
«Славная в общем-то бабенка, — подумал Петер, — и потом, на вокзале я от нее так или иначе избавлюсь…»
— Знаете, чего стоило семьдесят долларов выбить? Из нашего района двенадцать человек просили, у
всех — предприятия, а дали-то мне одной… Уж я-то своего не упущу! Вернусь домой — на-кася, выкуси! — продолжала Марта.— Вы что, тоже чем-нибудь командуете? — удивился Петер.
— Ну не в «Орионе», понятное дело… Рынок Лехеля знаете?
— Нет… не припомню что-то…
Петер выглянул в окно. Странные здесь светофоры. Висят на проводах, прямо над улицей. Любопытно.
— Ну тогда смысла нет рассказывать. Есть там забегаловка, напротив рыбных рядов. Ресторанно-буфетная сеть, точка номер 7629. Вот там я и хозяйничаю.
— Хорошо зарабатываете, должно быть? — рассеянно бросил Петер.
Интересно, что это за серое здание на углу?
— Не жалуемся… А все ж таки каждый филлер на счету. Были два года на хозрасчете — тогда можно было дела делать. А страшно — риск, что ни говори. Я хвастаться не люблю, но недостач у меня не бывало. Баланс, отчет? Пожалуйста, будьте любезны…
— С пьяными, должно быть, возни много? — О чем-то ведь надо говорить, пока доедешь.
— Это ведь как поставить, — женщина рассмеялась, раздвинула ноги и обмахнула бедра подолом. — Когда кто не в меру разойдется, я выберу пьянчужку потише, пьяницы ведь, чтоб вы знали, делятся на шумных и тихих… Словом, подхожу я к тихому пьянчужке и принимаюсь его умасливать: вы, мол, такой интеллигентный, уж такой интеллигентный, не откажите слабой женщине в помощи, и вот, оглянуться не успеешь, а тот тип уже за дверью. Свои-то работнички никогда не помогут. Трясутся за свою дерьмовую жизнь.
Петер рассмеялся.
— Ничего не скажешь, разбитная бабенка…
— Бабенка? — Марта шутливо отмахнулась. — Чего это вы, дружочек! Я вам в тетушки гожусь. Вам сколько? Тридцать? Тридцать два?
— Благодарю вас. Тридцать девятый пошел…
— Да что вы! — изумилась Марта. На щеках у нее обозначились две глубокие ямочки. — Выглядите роскошно. Это, наверно, из-за светлых волос, и потом, лицо у вас такое овальное… Мне тридцать восемь, но меня вес старит. Ну и пусть, голодать не собираюсь… Кому не нравится, пускай не смотрит.
— У вас кожа красивая, гладкая, — вежливо заметил Петер. — У худых раньше появляются морщины.
— А знаете, летом, в такую вот жарищу, я прям как сарделька — кожа натянута, того и гляди лопнет! Потрогайте вот тут, сзади… корсета я не ношу… не мясо, а камень!
Петер неловко улыбнулся.
— Я и так верю, Марта, на глаз…
— Вот еще, — сердито воскликнула Марта, — небось подумали, я с вами заигрываю… дурака-то не валяйте! Знаете, сколько у меня детей? Трое! Можете не трепыхаться!
— Да что вы… — запротестовал Петер. — А далеко, однако, этот вокзал…
— А кабы на трамвае, да по такой жаре! Сколько вам выдали шиллингов?
— Точно не знаю… Что-то около четырехсот.
— Это уже кое-что… А где вы работаете, между прочим? Об заклад бьюсь — либо музыкант, либо учитель.
— Ничего подобного… ни то, ни другое. С чего вы взяли?
— А руки-то ваши… Пальцы длинные, белые. И сами вы такой неприспособленный…
— Почему это я неприспособленный? — раздраженно поинтересовался Петер. — Потому что щупать вас не стал? Это дело поправимое…