Что скрывают лжецы

— Эти действительно очень славные! — громко восклицает Грей, помогая мне передвигать содержимое тележки, чтобы освободить место для лампы и штор между всем другим хламом.

— Боже, не надо так удивляться, — я стою с кирпичной миной. — Я же не полный неандерталец.

— Ну, вообще-то... не во всем. Однако твой обычный выбор декора — это постеры «Звёздные войны» и «Невероятный Халк».

Я громко смеюсь, обиженно скрещивая мускулистые руки на широкой груди. Темно-синяя футболка, которую я посадил стиркой, натягивается на плечах.

— К твоему сведению, в моей квартире в Сиэтле ничего из этого не было, всезнайка.

— Я просто дразнюсь... Мама упаковала всё это подальше, когда ты переехал после окончания колледжа. Но уверена, что коробки лежат где-нибудь в подвале, если тебе интересно.

— Неинтересно, — настаиваю я с угрюмым видом.

Ладно. Может быть, немного. Но только потому, что у меня нет никаких произведений искусства, чтобы повесить на белые стены квартиры.

Чёрт возьми. И снова я веду себя как хренов дизайнер.

— Мы можем просто взять то, что мне нужно и свалить отсюда?

— Да, да, да, придержи лошадей. — Грейсон держит написанный от руки список, который я принёс, сверяясь с ней как с картой сокровищ. — Нам ещё предстоит купить тебе коврик на кухню и некоторые приспособления. Тебе нужен штопор для винных бутылок... — Она настроена скептически. — Серьёзно? Штопор для винных бутылок? Он так необходим?

— Мне иногда нравится пить вино. Поэтому нужен новый штопор для бутылок. — Если можно было бы саркастически вздыхать, я бы сделал это прямо сейчас. Но поскольку это не так, я просто громко вздыхаю.

Сестра сдаётся, поднимая руки вверх, всё ещё держа список.

— Хорошо, хорошо, остынь. — Она ещё раз проверяет список. — Штопор для винных бутылок, — негодница акцентирует внимание с закатыванием глаз. — Консервный нож. Стаканы. Мусорные мешки.

Голос Грейсон постепенно отдаляется, когда я рассеянно смотрю на центральный отдел; повторяющаяся фоновая музыка, исходящая из звуковой системы магазина, убаюкивает меня в состояние зомби. Мое любопытство вызывает длинноногая блондинка впереди в ярко-розовой бейсболке — длинные, загорелые ноги в белых шортах и светло серая майка. Я значительно оживляюсь при виде неё.

Она останавливается в проходе и зевает. Руки нагружены шампунем, лаком для волос и другим дерьмом, а розовые губы, которыми любуюсь, расходятся в удивленное «О». Отсюда мне видно, что у неё ярко-голубые глаза, которые выделяются из-за цвета кепки. Не колеблясь, я осматриваю её тело от длинных светлых волос, свободно ниспадающих под головным убором, округлой груди под простой майкой и до шокированного выражения лица.

Нет. Что-то не так — она выглядит испуганно. Словно призрака увидела. Когда она быстро бросается назад к стенду с товаром впереди, бросая тележку, я вытягиваю шею, надеясь ещё раз взглянуть на неё.

Провал.

Проклятье, куда, черт возьми, она делась?

— Ты вообще меня слушаешь? — спрашивает сестра, протискивая руку через мою, чтобы вернуть к себе внимание. Понимая меня, она начинает жалеть. — Скажу тебе вот что. Давай быстро сбегай к моющим средствам, возьми немного и закончим на сегодня. Потом мы сможем пообедать. Ты угощаешь, конечно.

Её голова касается моего плеча, и она ласково хватает руку, по-сестрински сжимая.

— Конечно.

Табита

Я прижимаю дрожащую ладонь к груди, чтобы успокоить бьющееся сердце внутри. Оно практически становится диким, и я кладу другую руку на тележку, чтобы не упасть. Где-то в следующем отделе я слышу звонкий смех — тот, что мне знаком. Тот, с которым я слишком хорошо знакома.

Грейсон Келлер.

Девушка моего брата...

... хватающаяся за руку парня, которого я не узнаю, дергая его к стенду постельных покрывал, держась за его загорелую, твердую мускулистую руку одной рукой и указывая на одеяло на полке другой.

— Ты сказала, что просто хочешь побыстрее взять ещё моющих средств, — слышу я ворчливый глубокий голос.

— Знаю, что сказала. Но поскольку мы рядом с постельными принадлежностями, разве не здорово будет поваляться на свежих, чистых простынях?

Сомнение парня сопровождалось снова ворчанием:

— Думаю, да...

Этого не может быть. Я — не свидетель того, что девушка Кэла изменяет ему с другим парнем. Это не так. Я отказываюсь в это верить. Сжимая веки, опираюсь вялым телом на металлический стеллаж позади, чтобы поддержать себя. Ноги слабеют, шатаются, и я опускаю ладони, дабы придать устойчивость коленям, делая несколько глубоких вдохов.

Меня физически потряхивает.

Я не видела это. Нет, нет, нет. Это не так.

Кэл любит её. Я тоже люблю её — она сестра, которой у меня никогда не было.

Я даже не могу вызвать никаких неприятных или злых мыслей о ней сейчас, несмотря на правду перед собой. В одном из отделов. Правда, которая смеётся и глупо улыбается, и хихикает как флиртующий подросток. Я так сильно люблю Грейсон, что у меня не хватает смелости, чтобы решительно пойти и отчитать ее за ложь, измену, предательство...

Ох. Я смотрю в потолок магазина на люминесцентные лампы, которые слепят глаза, и тянусь к ярко-розовой кепке, опуская её, чтобы защитить глаза и обдумываю варианты.

Я даже думать не могу о ней как об изменщице. Ужасно. Мне кажется, что меня сейчас вырвет по всему полу в этом отделе.

Ох ты, божечки.

Я медленно вдыхаю и выдыхаю, пытаясь перевести дыхание — как делала в колледже после того, как слишком много выпила и пыталась остановить тошноту. Я продолжаю стоять так до тех пор, пока тошнота не утихает и отвратительное чувство не проходит.

Веки, подрагивая, открываются.

Что мне делать? Что мне, чёрт возьми, делать? Это девушка брата, центр всего его мира, любовь всей жизни. Я не могу рассказать, что она изменяет ему. Не могу рассказать брату, что только что видела, но в то же время, не могу забыть это.

Я также не могу стоять здесь целый день, прячась за кожаными креслами и подушками с тележками, полными неоплаченных туалетных принадлежностей, пока Грейсон и этот горячий парень лениво обходят отдел за отделом, смеясь, флиртуя и прикасаясь друг к другу, будто знакомы вечность.