Что такое Израиль

Иудеи, со своей стороны, устроили праздник, когда Иоанн Гирканский разрушил храм самарян. Но гораздо важнее для нас понять, как было положено начало вражде. Как увидит читатель, этот древний спор удивительно напоминает нынешний иудейско-палестинский конфликт.

В 586 году до нашей эры вавилоняне покорили Южное царство – Иудею – и увели священников, ремесленников и знать в Вавилон. В Вавилоне и прочих больших городах со временем возникла новая религиозная община с названием «иудеи». Через много лет иудеи, считавшие себя потомками изгнанников, «вернулись на родину», подобно тому как освобожденные рабы «возвращались» из Америки на западный берег Африки, в Либерию. И хотя вавилонское разорение не повлияло на этнический состав населения – почти все оно осталось на месте, – после «возврата» уже ничто не было прежним. Реставрация была романтической идеей, и, как это нередко бывает с романтическими идеями, воплощение ее обернулось полной неудачей.

Когда эмигранты-иудеи решили построить свой храм в Иерусалиме, население Самарии также хотело принять в этом участие, говорится в иудейских источниках. До изгнания такую просьбу с восторгом уважили бы, более того, об этом только и мечтали жители Иудеи. Со временем разрыв между эмигрантами и местными жителями сгладился бы, ведь этнически, лингвистически, религиозно и культурно жители Самарии стояли куда ближе к жителям Иудеи, чем, скажем, хетты, прекрасно ассимилированные еще до установления монархии. Но реставраторы-иудеи были совсем другими. Одним из их первых актов стало массовое изгнание «жен-иностранок» – Руфи повезло, что к тому времени она умерла. Следующим шагом оказался разрыв с северянами и отказ от их приношений.

Профессор Хаим Тадмор объясняет этот поворот так: эмигрантов отделяла от местных, остававшихся в Палестине жителей страны не столько религия и кровь, сколько травма Изгнания. Местные жители севера и юга Нагорья мало изменились за прошедшие сто лет. Как и до Вавилонского пленения, они поклонялись Богу Израиля и местным богам на своих высотах, пахали землю, сажали оливы, давили виноград – жили как могли. Но если местное население не изменилось, того же нельзя сказать о «вавилонских пленниках», то есть эмигрантах из Вавилонии.

До эмиграции знать и священство Иудеи не были оторваны от народа – страна была слишком мала и слишком бедна. Верхушка прекрасно знала обычаи народа и жила в согласии с ними. В Вавилоне эмигранты варились в собственном соку, спорили о своих делах, старались доказать друг другу, кто более верен иудейским идеалам. Менее ангажированные покидали общину и ассимилировались. Да и выходцы из Иудеи составляли лишь малую часть большой иудейской общины Междуречья. «Возврат» их в обозе победившей персидской армии был столь же болезненным для Иудеи, как для Франции возвращение роялистских эмигрантов в обозе союзных армий после поражения Наполеона, как для Украины возвращение бандеровских эмигрантов в Киев.

Травма эмиграции породила сепаратизм и манию чистоты крови и веры. Меньшинство на чужой земле, эмигранты в Вавилоне должны были, чтобы сохраниться и уцелеть, соблюдать сегрегацию. Сегрегацию они принесли с собой в Палестину. Тогда-то и произошел трагический раскол между пришельцами и местными жителями.

В те дни возникло слово ам ха-арец – «туземец», «мужик», по сей день означающее «невежда». Так называли эмигранты из Вавилона местных, палестинских израильтян. Со временем противоречия в маленькой общине вокруг Иерусалима несколько сгладились, туземцы смогли – подобно туземным неграм в Либерии – приобщиться к культуре пришельцев, как, например, сделал много веков спустя рабби Акива, рассказывавший о своей лютой ненависти к книжникам – преемникам эмигрантской элиты. Население Северного Нагорья осталось вне сферы влияния иерусалимской общины. Реставрация Иудейского царства не удалась, как и большинство реставраций.

Реставраторы изолировали абсолют – чистую субстанцию единобожия, которая подспудно существовала в более творческие времена до Вавилонского плена. Эта чистая субстанция легла в основу христианства и ислама и повлияла на ход человеческой истории. Но цена за извлечение абсолюта была самоубийственной – мертворожденное общество. Говоря о египетской цивилизации, Тойнби указывает, что возрожденное Египетское царство имитировало древний образец и уже потому было мертворожденным. Реставрированная Иудея имитировала не существовавший никогда идеал монотеизма и чистоты, практически создала посмертно высшее достижение своей цивилизации, как Юстиниан создал самый совершенный свод законов погибшей Римской империи. Подлинное религиозное творчество шло в Нагорье, его кодификация, формализация, абсолютизация – работа «реставраторов» из Вавилона.

Желание «найти злодея», на котором играют авторы детективов, вполне универсально. Мой дядя, здоровенный фермер из села Беэр-Тувья, с руками толще ляжек Брижит Бардо, совершенно серьезно считает злодеем еврейской истории царя Соломона, а непонятым спасителем – Авессалома. «Авессалом не стал бы разорять страну во имя создания гигантских сооружений. Он был солдатом, а не изнеженным принцем, как Соломон. Победил бы Авессалом – Север не отделился бы», – говорит мой дядя.

В супердетективе еврейской истории по моей версии я бы избрал на роль злодея Эзру, который оттолкнул жителей Самарии, изгнал «иноземных жен» и детей от смешанных браков и сотворил мертворожденную теократию, основанную на чистоте крови и веры. Создатели Второго Храма подготовили и его разрушение. Иными словами, трагедия заключалась не в отделении Севера от Юга (после смерти Соломона), но в неприятии северян и южан вернувшимися эмигрантами.

Глава XI. Три столицы

Неподалеку от Тель-Балаты находятся еще два места, святых для мусульман, христиан, иудеев и самарян. Одно из них – гробница Иосифа Прекрасного, сына Рахили и Иакова, родоначальника племен Израиля. Иосиф умер в Египте всемогущим сановником при дворе фараона, его тело было набальзамировано, помещено в стеклянный гроб, а гроб опущен в Нил – для того, чтобы сыны Израиля не смогли покинуть Египет. Но в час Исхода гроб всплыл сам, евреи унесли его с собой и похоронили в Шхеме.

В семидесятые годы XX века гробница Иосифа стала ешивой (религиозной школой) под руководством фанатика и экстремиста Ицхака Гинзбурга. Гинзбург проповедовал, что еврей имеет право даже вырвать печень у гоя для спасения своей жизни, потому что «жизнь еврея бесконечно более ценна, чем жизнь нееврея». Лишение жизни палестинцев он даже не считал убийством. Его ученики терроризировали окрестности. Посетить гробницу было очень трудным делом для туристов, и невозможным – для местных потомков Иосифа. Я был здесь с двумя русскими паломниками, православным и иудеем. Мы гуляли по Наблусу, заглянули к самарянам, посетили Зеленую мечеть, испили воды из колодезя Иакова и решили проведать одного из любимых героев мировой литературы – Иосифа Прекрасного. Палестинский полицейский, стоявший на посту, старый служака англо-иорданской закалки, сказал нам: «Попробуйте подойдите. Но вас не пустят». Так оно и оказалось. Молодые русские ребята в израильской военной форме, с автоматами и в касках, выглянули из-за крепостной стены и сказали нам, что в гробницу можно попасть одним путем – поехать в штаб дивизии за город, пройти там проверку в службе безопасности и допрос, затем приехать сюда на бронированном армейском автобусе. Мы отказались от сомнительного удовольствия. В 2000 году палестинцы освободили гробницу, за что заплатили двадцатью жизнями. У муниципалитета есть планы отремонтировать гробницу.

К востоку от гробницы Иосифа – колодезь Иаковлев. Он находится в неглубокой крипте церкви, а шахта колодца уходит на 40 метров вниз. Одно время колодезь почти забили. Паломники бросали камешки вниз, желая проверить его глубину. Сейчас, чтобы умерить пыл паломников, на краю колодца стоит кувшинчик с водой. Можно его наклонить и через долгое время услышать всплеск. Вода колодца превосходит по чистоте и вкусу воды источников Аскара, замечает Смит.

Православная церковь над колодцем – гигантское сооружение, один из крупнейших соборов Палестины. Возведение ее было начато по воле царя Николая Второго, но русские успели отстроить только «первый этаж» – треть запланированной высоты. Разразилась революция, и постройка оставалась незавершенной до недавнего времени, когда Иерусалимская патриархия смогла достроить церковь – почти через сто лет после начала строительства. Этим она напоминает десятки лет стоявшую недостроенной церковь русского Горнего монастыря в Эйн-Кареме, которую завершили и освятили только в 2009 году.

С колодезем Иаковлевым связан рассказ об Иисусе Христе (Иоанна 4), остроумный и занятный. Иисус попросил у самарянки воды напиться, а та, вместо того чтоб налить воды, принялась допытываться: «Как это ты, иудей, просишь воды у самарянки?», ведь иудеи не пьют из сосудов самарян, опасаясь ритуальной нечистоты. Иисус ответил ей: «Если бы ты понимала, то ты у меня попросила бы воды живой».

Колодезь Иаковлев расположен в цветущем саду, подлинном оазисе, где приятно провести жаркие полуденные часы. Присматривает за ним живой и разговорчивый монах-грек, хорошо знающий иврит и даже немножко говорящий по-русски. Выглядит он как типичный американский хиппи 1960-х годов, эдакий «фрик» в фиолетовой рясе, худой и жилистый, с бородой и горящими глазами. Как и подобает жителю еретического Шхема – во времена Второго Храма сюда бежали из Иерусалима сомневающиеся в Законе, – монах разработал себе необычную концепцию.