Что-то блестящее

– О Анна, Анна!
– Мягкий серебристый голос прервался.
– И ты так чувствуешь, а ведь ты принадлежишь к Этому миру. Мы никогда, никогда...

Голос умолк, и миссис Кливити повернулась на другой бок. Когда она заговорила снова, голос у нее был хриплый, словно затянутый такой же тусклой пленкой, как и ее глаза:

– Ты проснулась, Анна? Спи, дитя мое. Утро еще далеко.

Я слышала ее тяжелое дыхание, когда она уснула. Наконец, и я уснула, стараясь представить себе, как выглядела бы миссис Кливити, будь она похожа на серебристый голос в темноте.

Наутро я смаковала яичницу, и мысли мои бродили взад-вперед, подчиняясь ритму челюстей. Какой странный сон мне приснился - будто я говорила с кем-то, у кого был серебристый голос. Говорила об ощущениях, вызываемых бегущими облаками и луной в ветреную ночь. Но то был не сон! Я замерла, приподняв вилку. По крайней мере, не мой сон. Но как это узнать? Если вы приснились кому-нибудь, может ли этот сон быть действительностью для вас?

– Разве яйцо невкусное?
– Миссис Кливити внимательно смотрела на меня.

– Нет, нет!
– Я попыталась проглотить нацепленный на вилку кусочек.
– Миссис Кливити...

– Да?
– Голос у нее был тусклый, слова тяжело скатывались с языка.

– Почему вы спросили меня насчет темницы?

– Темницы?
– Она медленно замигала.
– Я спрашивала тебя насчет темницы?

– Кто-то спрашивал... мне показалось...
– забормотала я, снова робея.

– Это приснилось.
– Миссис Кливити положила вилку и нож на свою тарелку.
– Это тебе только приснилось.

Я не была уверена, стоит ли идти к миссис Кливити вечером: в тот вечер должен был вернуться ее муж. Но миссис Кливити встретила меня приветливо.

– Не знаю, когда он приедет, - сказала она.
– Возможно, только утром. Если он вернется рано, ты сможешь уйти ночевать домой, а свои десять центов все равно получишь.

– О нет, - возразила я, твердо помня наставления ма.
– Я не могу взять деньги, если не буду здесь ночевать.

– В подарок, - пояснила миссис Кливити.

Мы продолжали сидеть друг против друга до тех пор, пока молчание между нами не стало невыносимым.

– Раньше, - сказала я, хватаясь за волшебное слово, которым мы побуждали ма к рассказам, - раньше, когда вы были маленькой...

– Когда я была маленькой...
– Миссис Кливити машинально потирала колени.
– Другое Когда. Другое Где.

– В прежние времена, - настаивала я, - тогда все было по-другому?

– Да.

Я уселась поудобнее, узнав тон, свойственный воспоминаниям.

– Когда вы молоды, вы совершаете всякие безумства.
– Она тяжело навалилась на стол.
– Делаете то, чего не должны делать. Когда вы молоды, вы идете на риск.
– Я вздрогнула, когда она вдруг перегнулась через стол и схватила меня за руки.
– Но я ведь молода! Три года - не вечность... Я молода!

Я высвободила одну руку и пыталась оторвать ее стальные пальцы от другой.

– О!
– Она отпустила меня.
– Прости. Я не хотела сделать тебе больно.

Она села на место и поправила спутанную кудель волос.

– Послушай, - заговорила она, и ее голос зазвенел серебром.
– Под всей этой... под этим грузом прежняя я... Мне казалось, я смогу привыкнуть ко всему, разве могла я подумать, что они всунут меня в такое...
– Она дернула обвисшее платье.
– Не в платье!

– вскричала она.
– Платье можно снять. Но вот это...
– Ее пальцы впились в рыхлое плечо с такой силой, что плоть выдавилась бугорками между ними. Вот это... Если бы я знала что-нибудь о настройке, - продолжала она, - может статься, мне и удалось бы их отыскать. Быть может, я смогла бы их вызвать. Быть может...

Плечи у нее поникли, веки тяжело опустились на потухшие глаза.

– Все это кажется тебе бессмыслицей, - медленно произнесла она прежним хриплым голосом.
– Тебе я показалась бы старой даже Там. Тогда нам представлялось, что это лучший способ провести отпуск да еще и помочь в исследованиях. Но мы очутились в ловушке.

Она начала считать по пальцам, бормоча про себя:

– Три года Там, но здесь... трижды восемь...
– Она чертила по столу толстым указательным пальцем, низко наклоняясь к старой, вытертой клеенке.

– Миссис Кливити!
– В наступившей тишине мой голос испугал самое меня, но я почувствовала то возбуждение, какое иногда охватывает вас, когда игра вдруг становится реальностью.
– Миссис Кливити, если вы потеряли что-нибудь, быть может, я могу поискать вместо вас.

– Прошлый раз ты не нашла, - сказала она.

– Чего не нашла?

Она тяжело поднялась со стула.

– Давай поищем снова. Всюду. Они наверняка смогут найти дом.

– Но что же мы ищем?
– спросила я, принимаясь за осмотр плиты.

– Узнаешь, когда увидишь, - ответила она.

Мы искали по всему дому. Сколько тут было замечательных вещей! Одеяла, целые, совсем новехонькие, даже одно запасное, которое им вовсе не было нужно. И полотенца, и махровые мочалки в тон к ним. И тарелки без трещин, все одинаковые. И стеклянная посуда - настоящая посуда, а не банки. И книги. И деньги. Хрустящие, новенькие бумажки в коробке в нижнем ящике комода, в коробке под стопкой запасных наволочек. И платья, много-много платьев. Все они, правда, велики для любой из нас, но мой опытный глаз уже видел, как переделать то или другое, чтобы все мы могли одеться как богачи.

Я вздохнула, когда мы наконец сели, устало глядя друг на друга. Подумать только - имея так много всего, искать еще что-то! Время было позднее, пора ложиться спать, а у нас после всех стараний были только грязные руки да боль в спине.

Прежде чем надеть пижаму, я выбежала во двор, в душевую, боязливо сполоснула руки под холодным душем и, возвращаясь в дом, все время трясла ими, чтобы они просохли. Ну вот, мы перевернули квартиру вверх дном, но нигде не нашли того, что искала миссис Кливити.

В спальне я начала шарить под кроватью в поисках пижамы, и мне снова пришлось лечь ничком, чтобы найти свой пакет. В суматохе мы засунули его между двумя картонками. Я проползла подальше под кровать п попыталась отодвинуть картонки, чтобы вытащить пакет. Он разорвался, из него выпала пижама, я зажала ее в сгибе локтя и начала выползать обратно.

И вдруг весь мир взорвался, превратившись в яркий свет; он трепетал, пульсировал, плескал сиянием в мои пораженные глаза, пока я не догадалась зажмуриться и не увидела под сомкнутыми веками яркие пятна.