Что-то кроме магии

У стола возник третий — худой, трясущийся — и сразу ссыпался на пол, грохоча мослами, и пополз на коленях с явным намерением облобызать тапки, а если позволят, то и край халата.

Опилки в горле свернулись в тугой ком тошноты.

— Не хватайся за меня, плесень, — пижамная штанина брезгливо отодвинулась от дрожащих рук. — Только и пользы от него, что послушный. Квиринус, сидеть!

Жадная преданность в мутных глазах.

— Квиринус, стоять!

Сквозь серые лохмотья мантии видно тощее бледное тело. Вытянулось струной, застыло.

— Квиринус, убить!

Северус не успел отпрянуть. Вонючие лохмотья хлестнули по лицу, стул опрокинулся и у самых глаз лязгнули острые мелкие зубы — уже не человеческие... Лязгнули и пропали.

Он лежал на полу, задыхаясь и кашляя, а за столом наливали вторую чашку чая.

— Такие дела... А ведь он все равно до тебя доберется и прикончит. На твоем месте, Северус, я бы принял превентивные меры.

Холодный сквозняк пробежался по краям скатерти:

— Убей его.

Качнул бахромой абажур:

— Убей его!

Ржавым железом лязгнул полупрозрачный фарфор:

— УБЕЙ ЕГО!

Оскал желтоватых зубов вновь замаячил перед глазами, но Северус не попятился. Правая ладонь ощутила что-то твердое и шероховатое, руку потянула вниз знакомая тяжесть, пальцы сжались на костяных пластинах рукояти, и по кисти вверх побежал обжигающий быстрый огонь. Он озарил обоих, и от него звериный оскал превратился в улыбку — измученную, печальную и живую...

Северус медленно повернулся к столу. Лицо сидящего было в тени, и светились оттуда красным две булавочные головки зрачков.

— Ты не посмеешь!

Пространство прорвалось нездешней яростью, но сталь уже крушила визжащий морок. Черной жижей текли белые чашки, кровяным пластом ползла со стола разрубленная скатерть, открывая вместо дерева обглоданные кости. Осколки и обломки вихрем закружились вокруг него, свет померк, и последнее, что он запомнил — свой отчаянный крик.

* * *

Пощечина. Еще одна. Эй, довольно!

Веки неохотно поднялись. Пивз. Дерется...

— Ф-фу, живой, — облегченно выдохнул полтергейст. — Тебе, парень, везет: глянь-ка, что вокруг творится, а на тебе ни царапины!

Кряхтя, кое-как оторвал спину от пола и сел. Основатели великие! В комнате будто взорвалась дюжина котлов, перебив и разломав все, что могло биться и ломаться, и разбросав остальное. Он разжал пальцы правой руки, все еще судорожно сжимающие рукоять меча — на пол выкатилась собственная волшебная палочка. Вот, значит, как...

— Такой погром устроил, мне аж завидно, — продолжал Пивз. — Хорошо, что рядом никто не живет, а то бы уж сбежались.

Привидения стояли рядом молчаливым белым полукругом. Спящий не шевелился, у его изголовья замер Толстый Монах.

— Мне кажется, сейчас случилось что-то очень важное, — прошептал он. — Я чувствую.

— Хотелось бы верить, что оно угомонилось окончательно, — проворчал сэр Патрик, — но ведь по-прежнему сидит в этом бедолаге...

Голова кружилась, ноги предательски подрагивали, поэтому процесс восстановления разгромленной спальни продвигался с трудом. Наложив последнее «Репаро», Снейп вложил палочку в рукав и выбрел за дверь, размышляя о том, как бы добраться к себе и не свалиться по дороге.

— Не знаю, как тебе удалось выжить и сохранить рассудок, — признался сопровождавший его Барон. — Не иначе, упрямство помогло. Но скажи, ты получил ответы на свои вопросы?

— Не получил, — покачал головой Северус и сам удивился тому, как спокойно это прозвучало. — Но зато теперь я знаю, что именно спрашивать.

В холле у Главного зала на них вылетела рассерженная декан Гриффиндора, которая волокла за ухо громко протестующего Драко Малфоя.

Северус остановился, с усилием возвращаясь к реальности. Кровавый Барон за спиной тихо выругался.

— Профессор Снейп, я лишаю факультет Слизерин двадцати баллов за возмутительное поведение мистера Малфоя! — заявила МакГонагалл. — Во-первых, он находился вне спальни после отбоя, во-вторых, пытался оболгать моих студентов!

— Я говорю правду! — не сдавался Малфой. — Поттер и Грейнджер притащили в школу дракона! От Хагрида!

— Какая возмутительная ложь! И, кстати, коллега, где вы пропадали в то время, как ваши подопечные тут безобразничают?

— Я был у старого знакомого... Чай пил, — ответил он, едва подавив нервный короткий смешок. — Идемте, мистер Малфой, перескажете мне ваши фантазии.

Драко понял, что его двадцать галлеонов пропали зря, и окончательно упал духом.

Глава 60. Три слепые мышки

Говорят, что деревья, когда никто не слышит, падают беззвучно. И ветер не шумит листвой, а проносится, как тень, если некому поднять голову и послушать.

Выходит, дверцы шкафов в пустых кабинетах на самом деле открываются без скрипа? И не шелестит, разворачиваясь, пергамент свитка, что лежит на столе, за которым никого нет?

Конечно, это не так. Тишина за древними стенами полна звуков, потому что ее слушают. Хогвартс живет в вещах, которые его населяют. И он слышит.

Правда, пока вещь служит человеку, замок старается не вмешиваться. Ну разве что иногда сквозняк при закрытых дверях тронет край портьеры на окне или ни с того ни с сего сорвется с полки книга, упадет на пол и откроется на первых страницах какой-нибудь занятной истории... Люди списывают это на магию или проделки Пивза. Что поделаешь, они всему любят находить объяснение.

Вещи сломанные, забытые людьми или не нужные им больше Хогвартс забирает себе. Да-да, та самая Выручай-комната, истинные размеры которой никому неизвестны.

Они не магические — все эти шкафы и комоды, заваленные всевозможным хламом, трехногие стулья, диваны с порванной обивкой, часы без маятников, рамы без картин и даже вон то темное и бесформенное за мутным зеркалом... Но неживое, долго находясь рядом с живым, перестает быть только полированными досками, только стеклом, только паклей набивки под потертым плюшем.

Вещи говорят — камень слушает. Кто-то жалуется, другой шутит, третий грустит... Болтуны и молчуны, нытики, весельчаки, зануды — за столетия в Выручай-комнате собралась пестрая компания. Хогвартс знал историю всех своих обителей, но одну вещь всегда отличал особо.