Что-то между нами

Да и если кого тут и надо наказывать, то это меня с Тамарой. Это мы не справились с родительскими обязанностями. Я – потому что впахивал, как дурной. Томка… А черт его знает. Может, не с того она начала. Компенсируя Милке довольно скромное существование в первые годы жизни, она, как только я раскрутился, стала жутко баловать мелкую. Если костюмчик, то от Дольче Габбана, если отдых, то на лучших мировых курортах, если школа, то самая престижная, ну а ВУЗ – тем более. Естественно, что первую тачку мы подарили Милке, как только ей исполнилось восемнадцать. Я был против этой идеи. Потому как предполагал, что этим все и закончится. Но Тома настояла. Видите ли, у всех Милкиных подружек есть тачки. Чем дочь Воинова хуже?

Знакомый прокурор ловит все, что я ему рассказываю, на лету. Мелькает мысль, что я не первый, кто просит его замять подобное происшествие. Да и по хер. Мне до чужих проблем дела нет. Но в левой половине груди все равно противно тянет. Особенно когда взгляд соскальзывает на девчонку, которую уже погрузили на носилки. И то ли носилки такие короткие, то ли девчонка длинная – ее ступни в паленых конверсах свисают с края. А еще в память почему-то врезаются тонюсенькие белоснежные щиколотки в голубых реках вен, выглядывающие из-под коротких джинсов.

Морщусь. Слева ноет. Надо бы провериться. С такой собачьей жизнью немудрено и какой-нибудь болячкой взрослых дядей разжиться. Говорят, те сейчас сильно помолодели, ага. Юрка Кочетков – приятель мой, всего на три года старше, а в прошлом октябре схоронили. Инфаркт.

Менты работают быстро. Милку, естественно, отпускают. Как ее вину спишут, мне фиолетово. Важен сам факт.

– Па-а-а-апа, – ревет та, по-детски шмыгая носом.

– Ну, все, Мил. Ты матери не звонила?

– Не-е-ет.

Прижимая к себе малую, набираю жену.

– Том, привет. Дочь наша человека сбила, – начинаю без прелюдий. Хотела машину для Милки – должна была осознавать риск.

– Как сбила? – ахает женушка.

– Блядь, Том, вот так! Как людей на пешеходных переходах сбивают? В общем, я тут все вроде бы порешал, сейчас Милу домой отправлю. Ты давай, тоже двигай. Ей твоя поддержка нужна.

– Конечно. Сейчас. Только время выйдет. Я ж на обертывании, Роб.

– На каком, на хрен, обертывании? У тебя дочь в три ручья ревет!

– Ну что, там все так серьезно, Роберт? Ты же сразу толком не объяснил.

– Так объясняю. Давай, я Милку со Степаном отправлю.

Сворачиваю разговор. Мохов как раз закончил разгребаться с бумажками, что ему подсунули менты.

– Милке еще завтра надо будет подъехать.

– Подъедет, – зажимаю между пальцами переносицу. Дождь прекратился так же резко, как и начался. Кожу под отсыревшим пиджаком холодит кондиционированный воздух салона.

– Надо о девочке позаботиться.

– А?

– Девчонка. Узнать, выжила ли.

И не только. Я уже договорился, чтобы ею занялись.

– Съезжу. На сегодня свободен, Вить. Спасибо. Рябцев, кстати, что?

– Рябцев дело подхватит – не проблема.

– Типун тебе на язык. Никакого дела быть не должно.

– Да это я так. По привычке, – пожимает плечами Мохов и, пожав мне руку, выходит. Уже когда отъехал, доходит, что я не поинтересовался, как Витька доберется до дома. Примчался-то он со мной. Да и к черту. Не маленький. Дурацкая привычка думать обо всех и обо всем.

На территорию клиники въезд простым смертным запрещен, но меня пропускают. Видно, предупредили. Больница государственная, но оборудование здесь отличное. Не у всякой частной такие мощности. Так мне объяснили, когда я еще межевался, куда девчонку лучше везти. То, что с оборудованием все в порядке – даже не сомневаюсь. Сам кое-что покупал, когда свыше мягко намекнули поучаствовать.

– Роберт Константинович!

– Добрый день. Жива?

– Жива. Идет операция.

– И какие прогнозы?

– Об этом пока рано говорить. Хорошая новость в том, что позвоночник оказался не задет. Плохая – у девочки довольно серьезная черепно-мозговая.

Юлий Валентинович зачитывает унылый список полученных девушкой травм. А я то и дело дергаюсь. Наверняка ее дома потеряли. Волнуются. Я вот свою спасать примчался, а эту даже под реанимацией никто не ждет. Не могу отделаться от суеверной мысли, что это важно. Важно, чтобы её ждали.

Менты же наверняка должны были выяснить данные потерпевшей. Или нет?

– А имя девушки выяснили?

– Да. Эмилия Юмина. Девятнадцать лет. При ней были документы. И сумка с вещами.

Приезжая, что ли? Прикладываю телефон к уху:

– Вить, опять я. Надо нашу пострадавшую пробить. Говорят, при ней паспорт был. Гляньте хоть прописку, что ли. Почему ее никто не ищет? Узнай. Заодно с родными переговори, если найдутся. Надо их обработать, чтобы не вздумали сунуть нос в следствие. Сильно баблом не свети, сам понимаешь, какие аппетиты появятся. Пообещай, что девчонку поднимем, компенсируем моральный ущерб, в общем, не мне тебе рассказывать.

ГЛАВА 2

ГЛАВА 2

– Ну, наконец-то. Мы тут с ума сходим.

Учитывая, что в гостиной Тома одна, непонятно, кто эти «мы». Уж не ее ли шавка? Скидываю лохматое недоразумение с кресла и сам в него опускаюсь, попутно содрав с шеи галстук. Псина заходится звонким лаем, заставляя меня поморщиться. Сука. Я хотя бы в собственном доме могу побыть в тишине?

– Убери!

– Роб, ты уже не в офисе, – заводится жена, – меняй тон, ладно? Сделаю скидку на то, что ты еще не переключился.

– Шавку, говорю, убери. Тишины хочется.

– Пойдем, Матильда. Наш папочка сегодня не в настроении.

Так устал, что даже не огрызаюсь на это дебильное «папочка». Закрываю глаза. Кресло удобное и мягкое – не зря аж три месяца из самой Италии ждали. Уснешь – не заметишь, но не на пустой желудок. Прямо сейчас уснуть не дают мечты о хорошо прожаренном стейке. И виски, немного, всего на два пальца. Которое срубит враз. Как же я устал… Давно уже устал, просто сегодня это как никогда остро ощущается.