Что в костях заложено

— Может, и бывают. Но гораздо больше людей, которые просто сидят тихо; тут заметят одно, там другое, подтвердят что-нибудь в пятнадцатый раз.

— А разве мой отец не был замечательным героем?

— Спроси у него. Я даже догадываюсь, что он ответит. Его величайшее достижение заключалось в том, что он перерабатывал и сопоставлял информацию, поступающую от десятков людей вроде тебя. Твой отец просто гений в том, что касается умения сложить два и два и получить четыре.

— Значит, я, скорее всего, буду еще долго заниматься тем же самым?

— Да, надо думать, довольно долго. Да.

— Значит, я вряд ли стану постоянным сотрудником?

— То есть на жалованье? Не выдумывай. Обеспеченным людям вроде тебя не платят за такую работу.

— Понятно. Видимо, это английская специфика. Я недавно говорил с главным куратором Эшмоловского музея — узнавал, нельзя ли мне устроиться туда работать после университета. А он первым делом спросил: «Есть ли у вас независимый доход?» Дядя Джек! А что, если БББ предложит мне работу за деньги, — может, мне стоит взяться?

— Ни в коем случае, если ты не полный идиот. Он и не предложит, но, если вдруг это случится, сразу дай мне знать. Потому что тебе это никогда не сойдет с рук. Ты вовсе не так одинок и незаметен, как думаешь. Но что это ты беспокоишься о деньгах? Ты ведь не бедствуешь?

— Да, но, кажется, все думают, что меня можно поиметь задешево. Видят во мне только денежный мешок. Неужели я сам по себе ничего не стою?

— Стоишь, конечно. Иначе я бы сейчас с тобой не разговаривал. Но на нашем деле люди не богатеют. И ни один человек, хоть немного в нем замешанный — даже так неглубоко, как ты сейчас, — никогда не сможет полностью освободиться. Неужели ты хоть на минуту мог подумать, что у этого твоего болгарина куча денег и он раздает их людям вроде тебя? Скорее всего, его держат компроматом, а это может быть очень неприятно. А ты продолжай делать то, что делаешь, и, если когда-нибудь настанет пора говорить о деньгах, я сам подниму эту тему.

— Простите, дядя Джек.

— Ничего страшного, забудь. Забудь — во всех смыслах этого слова.

Взгляд полковника удивил и отчасти смирил Фрэнсиса. Благодушный дядюшка вдруг проявил жесткость.

В Оксфорде шла четвертая неделя летнего семестра — Троицкого, как он звался исстари. Это была «неделя восьмерок» — лодочных гонок, в которых состязались команды колледжей. Колледж-победитель становился «хозяином реки». Фрэнсис, по примеру полковника Копплстоуна, завел очень важный разговор с Исмэй на открытом воздухе. Они удобно расположились на верхней палубе баржи «Тела Христова», в гомоне толпы болельщиков, ели клубнику со сливками и наблюдали за пыхтящими гребцами.

— Я получил странное письмо из своего банка пару дней назад.

— Мне из банка только такие и приходят.

— Меня это почему-то совсем не удивляет.

— На что ты намекаешь?

— Думаю, ты прекрасно знаешь на что. На чек, выписанный на твое имя, с моей подписью, на сумму сто пятьдесят фунтов.

Кажется, Исмэй попалась жесткая клубничина.

— Что они тебе написали?

— Попросили меня зайти посмотреть на этот чек и ответить на кое-какие вопросы.

— А что ты им сказал?

— Мы просто поговорили. Как банкир с клиентом.

— Фрэнк, послушай меня. Я положила этот чек к себе в банк, и этих денег у меня больше нет.

— Я так и думал. Ты отдала их Чарли, верно?

— Нам обязательно тут об этом говорить?

— А почему нет? Главное, не повышай голос, а если тебе нужно сказать что-нибудь особенно важное — говори шепотом, когда я закричу: «Давай-давай, молодцы!» Я тебя услышу. У меня прекрасный слух.

— О, ради бога, я серьезно с тобой разговариваю! Ты думаешь, я подделываю документы?

— Да. И если хочешь знать, я это уже давно заподозрил. Думаешь, я принял за чистую монету, когда ты вдруг начала восхищаться моим элегантным почерком и попросила тебя научить? Ты всю жизнь пишешь как курица лапой; если тебе вдруг вздумалось научиться каллиграфии, то лишь затем, чтобы писать, как я. Настолько, чтобы изменить сумму на чеке, например. А зачем это может быть нужно, а, маленькая мошенница?

— Почему в банке вообще тебя спросили?

— У всех банков есть соглашение с прокторами: если студент университета выписывает особенно большой чек, то банк обязан известить проктора. Таким образом они следят за азартными играми. Надо полагать, деньги пошли Бьюс-Боцарису в уплату долгов Чарли?

— Пойдут. Но пойми, Чарли угрожают!

— Кто, жирный князь? Не смеши меня.

— Нет, другие люди… настоящие бандиты. Фрэнк, Бьюс-Боцарис — жулик!

— Какой ужас! Жулики со всех сторон! Я дрожу от страха!

— Ради бога, отнесись к этому серьезно!

— Я совершенно серьезен. Эти гонки волнуют мою кровь. Слушай, как все кругом кричат: «Бэллиол, давай-давай!» Правда, волнительно?

— К Чарли приходили какие-то ужасные бандиты и угрожали ему! У них все долговые расписки, которые он давал Бьюс-Боцарису. Этот жирный пидор их продал!

— Не сквернословь. Эта баржа принадлежит колледжу Тела Христова, и нам следует уважать его святое имя. Тебя удивило, что БББ продал расписки? Надо думать, ему срочно нужны были деньги и он загнал чужие долги со скидкой.

— Я никогда не слыхала ничего подобного!

— Еще услышишь, милая, еще услышишь. Когда продвинешься немного по стезе подделки документов, узнаешь много нового и удивительного. Говорят, тюрьма — это настоящая школа для начинающих преступников.

— Фрэнк, я тебя умоляю, не шути!

— Я зверски серьезен, да и как иначе, если дело касается большой суммы рыжья. Это, кстати говоря, выражение из воровского арго; ты скоро его освоишь.

— Что ты сказал в банке?

— Ну, раз они уже выдали деньги по чеку, я решил, что нет смысла ничего говорить. Они держались очень скромно — ну знаешь, как ведут себя банкиры, когда думают, что имеют дело с настоящим кутилой.

— Ты хочешь сказать, что ты им ничего не сказал?

— Как, посрамить мой банк? И твою аккуратную работу? Ты так замечательно преобразила мой подарок! Да разве в банке смогли бы потом глядеть мне в лицо, если бы я заявил, что это подделка?

— О Фрэнк, ты такой милый!