Что видно отсюда

— Лес, луга, — говорил Мартин уже быстрее, потому что на этом участке дороги поезд сильно ускорялся, это был участок, на котором приходилось особенно напрягаться, чтобы назвать все точно. — Выгон, выгон, — сказал он.

И дверь поезда распахнулась.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Человек со стороны

— Закройте, пожалуйста, дверь, — сказал господин Реддер.

Вообще-то он знал, что это невозможно. Дверь не закрывалась как следует, потому что дверную раму перекосило, и коричневые ковролиновые плитки, вырезанные как будто из шкуры жесткошерстной таксы, поднимались слишком высоко. Чтобы дверь хотя бы прикрыть, нужно было налечь на нее всем своим весом — так, будто снаружи напирает враг, которого ни в коем случае нельзя впускать. При том что никто сюда никогда не стремился; никто, кроме господина Реддера и меня, не рвался войти в эту затхлую, лишенную окон заднюю каморку книжного магазина.

Эта кладовка и без нас была уже полна. В ней стоял складной стол с кофейной машиной, списанные факсы и списанные кассовые аппараты, смятые, свернутые в рулон рекламные постеры, стенды и подставки.

Среди всех этих предметов лежала Аляска. Аляска была старая, гораздо старше, чем обычно могут быть собаки. Казалось, у нее было несколько жизней, и она их все прожила, не умирая в промежутках.

Господин Реддер ненавидел Аляску. Он терпеть не мог, когда мне приходилось брать ее с собой в магазин. Аляска была громоздкая и косматая, крупная и серая, и пахла она, как никогда не проветриваемая правда. Всякий раз, когда я с Аляской входила в дверь с бесконечными извинениями и объяснениями, господин Реддер молча хватал спрей рядом с кассой и опрыскивал ее спреем для помещений «Блю оушен бриз», но это мало помогало.

— Что толку опрыскивать это пропащее животное, — всегда говорил господин Реддер, опрыскав Аляску, и прогонял ее в заднюю комнату. — Это неправильное содержание животных, — говорил он, когда Аляска укладывалась среди всех этих неисправных предметов, и говорил он это с таким негодованием, как будто имел в виду содержание не Аляски, а себя самого.

Из-за Аляски вся крохотная задняя комната пропахла серой собакой и синим океаном из баночки спрея. Господин Реддер стоял рядом со мной, и как всегда, когда мы здесь стояли, было неясно, как мы вообще пробрались сюда поверх всех этих списанных предметов, и казалось, будто мы вошли не через плохо прикрытую дверь, а кто-то поставил нас туда сверху, подняв потолок великанской рукой, и долго раздумывал, куда бы нас уместить, не вынимая что-нибудь другое.

— Мне надо с вами кое-что обсудить, — сказал господин Реддер. Его дыхание пахло фиалковыми таблетками. Он постоянно сосал фиалковые таблетки — боялся несвежего дыхания. Он и перед Аляской положил фиалковую таблетку, но, когда я возразила, что это собакам не годится, Аляска к ней не притронулась. Из-за фиалковых таблеток дыхание господина Реддера пахло старым могильным венком, и я не смела ему сказать, что это тоже не назовешь свежим ароматом.

— Марлиз Кламп была здесь сегодня с утра, — сказал господин Реддер. — Она опять пожаловалась на вашу рекомендацию. Книга ей не понравилась. Было бы действительно хорошо, если бы вы лучше вникали в интересы наших покупателей.

— Но я и так вникаю, — оправдывалась я. — Марлиз никогда ничего не нравится.

— Значит, вникайте еще глубже, — сказал господин Реддер.

Его лицо было совсем близко. Брови господина Реддера, казалось, тоже были сделаны из меха жесткошерстной таксы, они топырились во все стороны, пребывая всегда в состоянии бунта.

— Иначе вы не выдержите испытательный срок, — сказал господин Реддер.

Он сказал это так, будто речь шла о жизни и смерти, и я удивилась, что именно Марлиз выпало это решать.

Марлиз уже почти не выходила из дома, а если выходила, то лишь для того, чтобы на что-нибудь пожаловаться. Она жаловалась лавочнику на невкусный полуфабрикат глубокой заморозки, который ей не понравился. Она жаловалась оптику на то, что ее очки якобы криво сидят у нее на носу. Она жаловалась в магазине подарочных идей на то, что нет никаких хороших идей, и она жаловалась господину Реддеру на мои рекомендации.

Из-за этого я на прошлой неделе позвонила Марлиз в дверь.

— Никого нет, — крикнула Марлиз изнутри.

Я обошла ее дом и заглянула в окно кухни. Там было темно, ничего не видно. Но створка окна была приоткрыта.

— Я ненадолго, Марлиз, — сказала я. — Ты не могла бы не жаловаться на меня господину Реддеру? Иначе я не выдержу испытательный срок.

Марлиз молчала.

— Что же я должна была тебе рекомендовать? — спросила я в оконную щель.

Я вспомнила тот день, когда у нас появилась Аляска и я лихорадочно подбирала для нее кличку, но нашла совсем неподходящую. Только Мартин знал, как правильно ее назвать.

— Я и дальше буду жаловаться, — сказала Марлиз. — Тебе придется с этим смириться. А сейчас уходи.

— Ну хорошо, — сказала я господину Реддеру. — Я постараюсь вникать еще глубже.

— Да уж вы постарайтесь, пожалуйста, — сказал он. Засунув руки в карманы брюк, господин Реддер покачивался с пятки на носок; он часто так делал, и всегда это покачивание выглядело так, будто он хотел сейчас же сорваться в галоп и кого-нибудь опрокинуть своим огромным животом. — Тогда у меня все.

— Но у меня еще не все, — сказала я. — Я хотела бы спросить, нельзя ли мне на следующей неделе взять пару свободных дней. Представляете, ко мне приезжают из Японии.

— Ничего себе, — сказал господин Реддер, как будто гость из Японии был обострением ревматизма.

— Всего два дня, — сказала я.

Аляска насторожилась. Она подняла голову, помахала хвостом и столкнула при этом целую колонию свернутых в трубку рекламных постеров. Господин Реддер вздохнул:

— Того, что вы требуете от меня, действительно многовато, — сказал он.

— Я знаю, — согласилась я. — Я и сама не рада.

Зазвенел колокольчик входной двери.

— Покупатели, — сказал господин Реддер.

— Может, вы еще подумаете над этим, — сказала я.

— Покупатели, — повторил господин Реддер.

Мы пробились сквозь все поломанные предметы, перешагнули через Аляску, добрались до двери, которая толком не закрывалась, но и не открывалась как следует.

В магазине стоял оптик. Он стоял у двери и, увидев нас, взял книгу из стопки новинок и направился к нам.

— Добрый вечер, — сказал он господину Реддеру. — Я чувствую потребность вам сказать, что получаю от вашей сотрудницы всегда очень хорошие рекомендации по чтению.

— Ага, — сказал господин Реддер.

— Она знает, что мне по вкусу, даже тогда, когда я сам этого не знаю, — сказал оптик. Он так и носил на своей безрукавке табличку Лучший продавец месяца.

— Да ладно тебе, — прошептала я.

— А вы, случайно, не оптик из той деревушки? — спросил господин Реддер с подозрением. — Вы ведь и лично знакомы между собой, нет?