Что забыла Алиса
Шрифт:
– Ничего не глупо! – захихикал с заднего сиденья маленький мальчик по имени Джаспер. – Это папа у меня иногда глупый. Вот сегодня он забыл целых три вещи, мы все время останавливались, и он говорил: «Голова садовая!» Вот это было смешно. Он забыл свой кошелек. Потом он забыл свой мобильник. А потом… что ты, пап, еще третье забыл?
Они въезжали на дорожку к дому Алисы. Машина остановилась, маленький мальчик забыл о третьей вещи, распахнул дверцу, выпрыгнул и побежал на веранду.
Мужчина поставил машину на ручной тормоз, обернулся и, чуть волнуясь, посмотрел на Алису:
– Тебе лучше подняться наверх. – Он положил руку ей на плечо. – Отдохнуть,
Шариками… Это, наверное, для вечера.
– Страшновато как-то… – начала Алиса.
– Что страшновато? – Мужчина улыбнулся. Улыбка у него была очень приятная.
– Я понятия не имею, кто вы такой, – призналась Алиса.
Хотя, честно признаться, в его улыбке и в том, как он положил руку ей на плечо, было что-то знакомое.
Рука резко поднялась, как будто ее подтянули на резинке.
– Алиса! – воскликнул он. – Это же я, Доминик.
Отчитываюсь коротко, потому что многие из вас пишут мне на электронную почту и спрашивают, как дела у Алисы. К сожалению, Алиса так и не пришла в себя! Она совершенно не помнит о своей подруге Джине (об этих ужасных событиях см. мой пост здесь). Это очень пугает.
Джина много лет играла большую роль в жизни Алисы. У Алисы вообще есть склонность творить себе кумиров. Помню, как однажды, на дне рождения одного из детей, Джина сказала что-то о том, как Алиса одета. Ну, что-то вроде: «Эта юбка смотрится гораздо лучше с такой-то блузкой». Она была из разряда женщин, у которых есть свое мнение по каждому вопросу. Алиса тут же помчалась наверх и поменяла блузку. Вроде бы ничего особенного, но я помню, что Ника это задело.
Супербабулька
Одна из моих подруг тоже была такой властной. И мой муж тоже ее не любил! Надеюсь, Алису лечит хороший врач.
ДорисизДалласа
Уверена, что Алиса скоро окончательно поправится. Что нового о Джентльмене Икс?
Когда я вернулась домой после обеда с бесплодными, со мной случилась забавная штука. Не такая, от которой покатываешься от хохота. А просто забавная, глупая.
По дороге домой я думала об этом «сдаваться». Эта мысль все сильнее овладевала мной и в конце концов обозначилась совершенно ясно. Я не переживу еще одного выкидыша. Не переживу, и все. Хватит. Раньше я этого не понимала, а сегодня оказалось, что все – хватит.
Мы привыкли устанавливать себе твердые сроки. После моего сорокового дня рождения этого больше не будет. И после Рождества – тоже. Но тогда мы каждый раз будем думать, что бы еще нам сделать? Мы путешествовали, ходили на бесчисленные вечера, фильмы, концерты, спали сколько хотели. Мы делали все то, по чему, кажется, так скучают пары, имеющие детей. Ничего этого нам больше не хотелось. Нам хотелось ребенка.
Я, помню, думала, как матери, не рассуждая, могли кинуться в горящий дом за своими детьми. Я думала, что смогла бы выдержать еще немного страдания, еще чуть-чуть неудобств только для того, чтобы дать жизнь ребенку. Я чувствовала в себе благородство. Но теперь я понимаю, что я сумасшедшая, которая готова бежать в горящий дом за детьми, которых не
существует. Моих детей никогда не будет. Они жили только в моем воображении. Вот от этого мне и неудобно. Каждый раз, когда я рыдала из-за потери ребенка, это было похоже, как если бы я рыдала из-за романа с человеком, с которым даже не встречалась. Мои дети были вовсе не дети. Они были всего лишь микроскопическими клетками, крошечными, недоделанными куклами, которые даже не могли быть ничем другим. Они были моими отчаянными надеждами. Детьми мечты.А мечты – это такая штука, от которой, бывает, отказываются. Кто мечтает танцевать в балете, должны признать, что их тела не годны для этого. И никто их из-за этого не жалеет. Что ж, ищите другую работу. Мое тело негодно для рождения детей. Значит, не повезло.
На пешеходном переходе я заметила беременную женщину, женщину с коляской и еще одну, которая держала ребенка за руку. И знаете, доктор Ходжес, я ничего не почувствовала! Ровным счетом ничего! Для бесплодной это достижение – ничего не почувствовать при виде беременной женщины. Никакой горечи, которая режет тебя, точно ножом. Никакой зависти, которая кривит губы.
Вот это-то и смешно.
Я вернулась домой, и оказалось, что Бен не в гараже, где обычно возится с машиной. Он сидел в кухне, разложив на столе какие-то бумаги, и я заметила, что глаза у него красные и припухшие.
– Я тут думал… – начал он.
Я сказала ему, что тоже думала, но пусть он первый начнет.
Он сказал, что думал о словах Алисы и решил, что она права на все сто процентов.
Ах, Алиса…
Алиса сидела на кушетке и смотрела, как Доминик гелиевым насосом надувает синие и серебряные шары. Им с Джаспером в конце концов надоело самим надувать шары и говорить смешными голосами. Джаспер так хохотал над тем, как его отец поет детскую песню, что Алиса встревожилась, как бы у него истерики не было.
Теперь он носился по двору с пультом в руках, управляя игрушечным вертолетом.
– Очень милый мальчик, – сказала Алиса, глядя на него.
Она догадывалась, что Джаспер учится с Оливией в одном классе. С Оливией, ее дочерью. У которой толстые светлые хвостики.
– Да, когда не становится неуправляемым монстром, – заметил Доминик.
Алиса расхохоталась, и, пожалуй, слишком громко. Она почти не понимала родительского юмора. Может быть, он на самом деле был неуправляемым монстром и это было вовсе не смешно.
– Скажи мне… – начала она, – сколько мы уже… ммм… встречаемся?
Доминик быстро посмотрел сначала на нее, потом куда-то вбок. Он завязал шарик и проследил глазами, как он уплыл вверх, к потолку.
– С месяц, – сказал он, все так же не глядя на нее.
Алиса поведала Доминику, что, по словам врачей, потеря памяти у нее временная. У него на лице был написан испуг, и говорить с ней он старался осторожно и мягко, как будто она страдает легким психическим расстройством. Конечно, если только он не всегда говорил с ней именно так.
– И как у нас… э-э… все хорошо? – беспомощно спросила Алиса.
Все это представлялось ей неразрешимой загадкой. Значит, она целовала его? Спала с ним? Он был очень высокого роста. Не то чтобы непривлекательный… Просто незнакомый. Эта мысль одновременно и подавляла, и слегка возбуждала ее. Ей вспоминались смешливые подростковые разговоры об этом. Только подумать – секс с ним.
– Ну да, – ответил Доминик.
Он как-то смешно и нервно дергал ртом. Видимо, принадлежал к тихим сумасшедшим.