Чтоб услыхал хоть один человек

Я всё время стараюсь представить себе тот день. И испытываю некоторую робость. Такое чувство, будто меня, ещё не одетого, без снаряжения, выволокли в фехтовальный зал. Но самое главное моё чувство – радость.

Фуми-тян, ты должна не забыть взять вместе с необходимыми свадебными принадлежностями ещё кое-что. Я имею в виду мои письма. А я возьму связку твоих. Мы их сложим вместе и куда-нибудь спрячем – для нас они большая ценность. Так что не забудь, захвати, пожалуйста.

Скучно мне писать письма. Скорее бы увидеть твоё лицо, скорее бы взять тебя за руку. Оставшиеся две недели я воспринимаю как разделяющую нас невидимую стену.

Только что я тихо произнёс: «Фуми-тян». Преподавательская школы была полна, но я сказал это так тихо, что никто не расслышал. И я снова тихо произнёс: «Фуми-тян». Когда мы будем вместе, я буду так звать тебя. На этот раз тоже никто не услышал. Американец, стол которого рядом с моим, читая книжку, клевал носом. Мне захотелось во весь голос выкрикнуть твоё имя. Но я сдержал себя, так что всё обошлось. Не волнуйся.

Мне так хочется прямо сейчас увидеть твоё лицо. Хотя бы на минутку. Но это невозможно, и на душе у меня пасмурно.

В тот день тебе придётся ехать из Синагавы в Табату в коляске – это очень утомительно. Дорога дальняя. Правда, ни на чем другом не доедешь. Автобус идёт только до Додзаки. Я в коляске всегда сплю. После посещения «Дзисёкэн» мне всегда не по себе. Тебе, наверное, это безразлично, Фуми-тян? Раз в жизни можно стерпеть и неудобство. Но так или иначе, это произойдёт через две недели. Хорошо бы не было дождя. Меня почему-то беспокоят самые неожиданные вещи.

Если будет время, напиши.

Твой Акутагава Рюноскэ

Р. S. Ты ещё ходишь в школу?

ПИСЬМО МАЦУОКЕ ЮДЗУРУ

24 января 1918 года, Йокосука

Прочёл твоё письмо. Хорошо, что Кумэ успокоился. О свадьбе извещу тебя обязательно. Из-за всяких формальностей и домашних дел, в какой день её устроят, окончательно не решено. Лишь примерно, и может ещё всё измениться. С полной уверенностью могу сказать только, что произойдёт это в будущем месяце. Никого, включая Кумэ, я не оповещал. До официального бракосочетания я бы не хотел делать свою женитьбу достоянием гласности – это лучше и для моей будущей жены, и для школы. Всяких мелких дел – тьма, но что поделаешь. А я к тому же ещё и пишу, просто невыносимо. Допишу новеллу, а там – буду ещё писать или нет, всё равно, думаю я и пишу с наслаждением. У Кумэ всякие неприятности. Как мне кажется, они связаны с его творчеством. Неужели всё так безнадёжно? В общем, беда не приходит одна – куда здесь денешься. На этом кончаю.

Акутагава Рюноскэ

Р. S. Вынь из конверта деньги, я их вложил вместе с письмом.

ПИСЬМО МАЦУОКЕ ЮДЗУРУ

1 февраля 1918 года, Табата

Отвечаю на твой вопрос. Завтра, второго, я женюсь. Жена скорее всего останется у нас дома, а я один буду жить в Йокосуке, снимать комнату. (Как договорились, сообщи об этом Нарусэ и передай ему привет.) В Камакуре подходящего жилья найти пока не удалось. Страдаю от бедности. Это моё единственное оповещение о свадьбе. Думаю, никому больше не напишу.

Привет.

ПИСЬМО МАЦУОКЕ ЮДЗУРУ

5 февраля 1918 года, Йокосука

Сегодня я читал «Юдифь». Вернее, и сейчас читаю. Она потрясает меня. В чем её грандиозная мощь? Я не могу ответить на этот вопрос. Когда перед моими глазами проходят страшные судьбы борющихся христиан и иноверцев, я духовно очищаюсь. Каким жалким, никчёмным по сравнению с этим представляется всё, что написано нами с тобой, что пишут наши приятели. Не знаю, родится ли когда-нибудь у нас значительное произведение? Ведь один образ Даниеля, по наитию божьему выкликнувшего: «Убей брата своего!» – в десять раз превосходит всё написанное нами. А здесь ещё есть Холофернес, есть Юдифь, олицетворяющая «человеческую скорбь». В общем, уровень несопоставим. Благодаря тому, что событие так схвачено и так нарисовано, рождается истинная трагедия. Есть ли кто-либо, способный написать такое? Или лучше сказать по-другому: не должен ли кто-либо из нас написать такое? Мне становится страшно. У меня чувство, будто я стою у бушующего моря и мне приказывают: садись в лодку и плыви! И приказывающих мне бесчисленное множество. Я – один из них. Ты тоже – один из них. Но море бушует, вверх вздымаются огромные волны. Действовать всегда страшно. У меня ощущение, что из моей головы в мгновение ока вылетело всякое представление об умеренности, философичности. Ты читал «Юдифь»? Если нет – прочти обязательно. Но даже если и читал когда-то, прочти ещё раз.

Всё, что у нас сейчас написано, ничего не стоит. И я ничего не стою. И японская литература ничего не стоит.

Я написал всё это в школе. Потом перечитал и понял, что, находясь в сильном волнении, написал, возможно, немало странных вещей. Но я должен был сделать это, хотя написанное и может выглядеть странным. Пойми моё состояние. Хорошей бумаги не было, и пришлось писать на том, что оказалось под рукой. Хотелось как можно скорее написать «Аджатасатру» – эта идея овладела мной.

Нужно прочесть ещё массу. Но чувствую, придётся повременить. Я всё время раздражён. Однако нужно браться за дело. Пусть хоть на нищенское существование, но я должен скопить денег, чтобы не заниматься в будущем преподаванием. Кажется, во мне снова появилась пылкость времён основания «Синситё». Давай возьмёмся за дело.

Недавно виделся с Танидзаки. Он тоже занимается разными исследованиями с завидным упорством. Говорит – буддийской космологией. Наслаждается, по его словам, чтением «Абхидарма коша». Собираюсь переехать в Камакуру, поблизости от моего нынешнего жилья. Хотя я и молодожён, но ты даже представить себе не можешь, насколько искусство захватывает меня больше, чем семейная жизнь. Если будет время, приезжай. После того что случилось с Кумэ, у меня не осталось, кроме тебя, ни одного попутчика. На этом заканчиваю. Читаю «Юдифь». До свидания.

ПИСЬМО СУСУКИДЕ ДЗЮНСКЭ [233]

13 февраля 1918 года, Йокосука

Сусукида Дзюнскэ-сама!

(…) В связи со специфическим характером проблемы мне пришлось побеседовать с начальником школы – никаких особых препятствий, кажется, не будет, и я смогу стать постоянным сотрудником газеты, но на определённых условиях. Чтобы не было недоговорённостей, привожу для верности эти условия.

233

Сусукида Дзюнскэ (1877–1945) – японский поэт, эссеист, редактор литературного отдела газеты «Осака майнити». Газета «Токио нити-нити» была поглощена «Осака майнити». Название осталось прежнее.

Свободно публиковать свои произведения в журналах.

1. Не писать ни для одной газеты, кроме «Осака майнити» («Токио нити-нити»).

2. Беспрепятственно публиковаться в вышеназванных двух газетах: «Осака майнити» («Токио нити-нити»).

При этом в тексте должно быть указано: «В свободное от служебных обязанностей время». (Разумеется, это указание имеет в виду не работу в качестве постоянного сотрудника газеты, а то, что я буду писать только в «Осака майнити».)

Ежемесячное жалованье – пятьдесят иен.

3. Гонорар – прежний.

Если мои условия приемлемы, напишите по адресу: Табата, 4–35, Собственный дом. Если неприемлемы, прошу сообщить по тому же адресу. На днях по просьбе «Ёмиури» написал для неё новеллу в семь страниц и просил бы рассматривать эту работу как выполненную до подписания нашего договора. Новелла должна пойти в воскресном приложении. Из-за женитьбы новеллу для вас ненадолго отложил. Подождите дней пять. В самом скором времени вышлю.

Благодарю за заботу.

Ваш Акутагава Рюноскэ