Чтоб знали! Избранное

Она промолчала. Я всё хотел вывести её на вопрос, хочу ли я другую женщину, и я бы ответил, что хочу не женщину, а пизду (чтобы Мэри по-прежнему чувствовала себя единственной для меня женщиной, если уж не единственной пиздой). И потому было бы здорово, если бы мы нашли женщину, с которой Мэри могла бы пообщаться, о чём она и сама мечтает, и я бы заодно смог поучаствовать, тем самым удовлетворив свою похоть, но не посягнув на любовь к Мэри.

Но она ничего не спросила.

Мэри не чувствовала вины, когда в свои шестнадцать лет отдала младенца-сына на воспитание родителям уже бывшего мужа. Но все корили её – как же это она не стыдится такого поведения. И тогда Мэри стала стыдиться того, что не стыдится содеянного. Таким образом, если общество не смогло победить её в первичном действии, оно наверстало во вторичном, добившись-таки ощущения вины.

Она никогда не называет меня нежно уменьшительно – только за глаза, говоря обо мне со своими подругами.

Мы еблись в традиционной позиции. Кончили, как почти всегда, одновременно. Я по её просьбе стараюсь кончить на секунду раньше, чтобы моё излияние совершалось не в уже получающее оргазм или даже получившее его тело, а в тот самый момент, когда ей не хватает последней капли, чтобы перелиться через край, и именно в этот момент она испытывает максимальное блаженство от моего излияния, которое и является толчком к началу её оргазма. Конечно, здесь существует опасность, что ты кончишь слишком рано, когда она ещё не так уж и близка к оргазму. Но на то и существует близость, когда изучаешь повадки любовницы так, что уже точно знаешь, когда наступает время «последней капли». Так вот, всё точно произошло по времени с отставанием Мэри в две секунды. Разомкнувшись через минуту, требовавшуюся для прихождения в себя, я поднялся, чтобы пойти в туалет. Чувствую запах дерьма, идущий от моих бёдер. Я посмотрел на член – ничего нет, запустил руку себе между ног, ощупываю мошонку и наткнулся на кусочек дерьма, прилипший к волосам. Пока яйца бились о промежность моей возлюбленной, из неё выполз кусочек, который и прилепился к мошонке. Я вытащил палец, на котором красовался коричневый комочек.

– Что это? – спросила Мэри невинным голосом, хотя точно знала, что это, хотя бы по запаху.

– Это дерьмо, – сказал я.

– Чьё? – спросила Мэри, точно зная, что её.

– Наше, – сказал я, размазал его по её груди и бросился к ней в объятия.

Мэри вконец разругалась с Конни. Начался разговор о сексе. Как всегда, Конни определяла границы дозволенного. Когда Мэри пыталась говорить об их относительности, это взрывало Конни, и в качестве аргумента Конни кричала: «Ты что, оправдываешь секс с маленькой девочкой?» «А что ты называешь “маленькой”?» – уточняла Мэри. «Три года», – определяла Конни. Мэри утверждала, что она оправдывает секс с девочкой, у которой начались менструации. То есть секс между взрослыми людьми. Конни громче всего возмущалась анальным сексом, которым Мэри так наслаждалась. Для Конни было непостижимо, как можно испытать удовольствие от того, от чего она сама единственный раз в жизни испытала омерзительную боль.

Потом Конни выдвинула другой аргумент – можно ли считать нормальным, если любовники мочатся друг на друга. Мэри сказала, что если это им обоим нравится, то пусть. Но Конни не могла этого выдержать, она стала кричать об извращённости своей подруги. Мэри это надоело, она встала и ушла, чтобы прекратить бесполезный спор.

Я был у Мэри вечером, когда ей позвонила Конни и стала снова выяснять отношения. Она прервала нашу еблю, и я впервые увидел Мэри, разговаривающую с раздражением и нетерпением. Но в её разговоре не было ни грубости, ни резкости, а лишь значительное недоумение из-за обострившегося непонимания друг друга.

– Ты находишься в постоянно неудовлетворённом состоянии и поэтому не можешь переносить, что я удовлетворена, – высказала Мэри мой аргумент, который теперь посчитала своим. Но я не возражал против такого плагиата.

Мэри не знала, как закончить разговор, – она отнимала трубку от уха и держала в стороне, и голос Конни доносился до меня. Я не выдержал и крикнул в трубку:

– Конни! Мы хотим ебаться! – и разъединил линию.

Мэри напряжённо рассмеялась.

На следующий день Конни позвонила Мэри и торжественно объявила, что она пришла к выводу, что им нужно прекратить дружеские отношения.

– Я тебе объясню почему, – начала Конни.

– Мне не нужны никакие объяснения, – сказала Мэри и повесила трубку.

Так кончилась восьмилетняя дружба. Мэри была ошарашена – как можно разрушать по такому поводу столь долгие и тесные отношения. Оказывается, можно. Ибо повод вовсе не мелочный, а жизнеопределяющий – заниматься или не заниматься анальным сексом.

Так или иначе Мэри свои оргазмы доберёт. Для женщины самое важное – ебаться с надеждой. Или – с деньгами. Или – со славой, а для Мэри – с надеждой на нежность и преданность, которые она недополучила от родителей и потому даже не знает, что с ними делать, когда она их получает.

Шелли тоже озабочена только одним – выйти замуж, причём за богатого. А пока что её ебал владелец ресторана, который убил свою старую мать, чтобы избавить её от какой-то жуткой болезни, приносившей страдания, и потому совесть так его ела, что ни о какой женитьбе он и думать не мог. Но зато хуй у него стоял часами, ибо кончить он мог только, если дрочил, глядя на Шелли, которая тоже дрочит. За всё время своего романа с этим сатиром Шелли ни разу не получила в себя его сперму, что её угнетало, а также служило хорошим стимулом для поиска мужа.

И вот она познакомилась с дантистом. Богатый, никогда не был женат и, судя по всему, весьма увлёкся Шелли. Она планировала свидания с дантистом после ебли со своим сатиром, который вытягивал из неё всевозможные оргазмы, и поэтому на следующий день Шелли могла с лёгкостью противостоять соблазну отдаться дантисту. С ним она играла в невинность, только после долгих домогательств с трудом дала себя поцеловать в губы, намекала всячески, что чуть ли не девственница (а суке – двадцать шесть), и, когда он всё-таки сорвал с неё поцелуй, Шелли так вошла в роль святой невинности, что симулировала обморок от полноты чувств. Дантист перепугался, кое-как привёл её в себя, выдрав зуб (шутка), и пытался выяснить, что же такое произошло. Шелли кое-как старалась объяснить своё состояние сильной любовью. Дантист быстро вычислил, что если она падает в обморок от поцелуя, то от ебли уж точно помрёт, и перестал с ней встречаться. Вот что значит переиграть. Шелли была в истинном отчаянии – такой вариант сорвался – и с горя не слезала со своего сатира-любовника весь следующий день. Тот от радости даже вдруг намекнул на возможность женитьбы, от чего Шелли лишний раз кончила. Но и тут её подстерегала злая судьба. Её хахаль приехал к нам в город в командировку, и у него был телефон Мэри, который он списал из записной книжки Шелли. Мэри, наслышанная о сатире, а он – о ней, договорились встретиться. Мэри призналась мне, что спала со всеми любовниками Шелли. Но на этот раз Шелли, которой стало всё известно от хвастуна-сатира, не простила Мэри и рассорилась с ней. Но Мэри уверяла меня, что у них конечно же ничего не было, просто они пообедали вместе, а когда он пригласил её в его номер, она ему не дала, а только позволила поцеловать в щёчку, сказав, что любит меня. Вот и верь после этого женщинам. Или мужчинам. А нужно ли верить? Ну, еблась с сатиром – и на здоровье, ведь главное, что сейчас ты сидишь не на его хуе, а на моём. А когда сидишь на его, самое важное, чтобы на моём в этот момент была другая. Ну, а если ты действительно дала поцеловать только в щёчку, то ты – последняя дура. Но я-то знаю, что дурой тебя никак назвать нельзя. Так что скачи, любимая, скачи. Уж небось по семени моему соскучилась, истомясь на сухостойном-то! Ничего, скоро получишь его в избытке. Вот-вот!

Мэри попросила меня, лёжа на спине с поднятыми ногами, чтобы я входил один раз в пизду, а другой раз в зад, потом опять в пизду, потом опять в зад. Я принялся за вкусную работу, думая, что если делать это достаточно быстро, то у Мэри будет ощущение, что я и там, и там одновременно.

– Куда ты хочешь, чтобы я кончил? – спросил я.

– Первую половину конца в зад, а вторую – в перед, – повелела она.

Мне пришлось заниматься делением череды спазм на две, причём нужно было переместиться из жопы в пизду между очередными спазмами, чтобы семя не пролилось наружу понапрасну. После второй спазмы я заставил себя выскользнуть из зада и точно донёс третью и остальные четыре капли до матки.

– Точно пополам не получилось, – сказал я виновато после того, как отстрелялся.

– Всё было прекрасно, – сказала она, не открывая глаз.

Мэри не носит часов, которые я ей подарил. Мэри не любит носить часы – она не любит время.

Папенькина дочка

Люси утверждала, что у меня исключительно вкусная сперма. Другие женщины мне об этом не говорили, из чего я заключил, что либо Люси желает мне польстить, либо она такая гурманка, что научилась различать нюансы вкуса, которые для других, менее опытных женщин неощутимы. Когда мы встречались несколько раз на общих собраниях (так она называла оргии), я не видел, чтобы её ебли или хотя бы лизали, – нет, я всегда видел её, бескорыстную, с чьим-нибудь членом во рту, демонстративно в трусиках и юбочке. Она располнела на эдаких харчах, но всё-таки оставалась весьма привлекательной. В один из моментов, когда рот у неё был свободен, я заговорил с ней, и она с готовностью дала мне свой телефон, и тут же устремилась к моему члену, предварительно осмотрев его под яркой настольной лампой.