Чтобы люди помнили

Между тем возвращение Федосеевой в столицу сыграло с молодой семьёй злую шутку. Так как Воронин продолжал жить в Киеве, а Федосеева в Москве (при этом их дочка жила у бабушки в Ленинграде), виделись они крайне редко и в конце концов отвыкли друг от друга. Поэтому к 1964 году, когда Федосеева закончила ВГИК и уехала сниматься в картине «Какое оно, море?», её брак с Ворониным успел превратиться в чистую формальность.

Стоит отметить, что, когда Федосеева узнала, что её партнёром по съёмкам будет Шукшин (он должен был сыграть роль бывшего уголовника, матроса Жорку), она расстроилась. Разговоры о его пьяных загулах давно ходили в кинематографической среде, поэтому ничего хорошего от встречи с ним актриса не ждала. Был даже момент, когда она попросила режиссёра подыскать пока не поздно замену Шукшину, иначе они все с ним намаются. Но режиссёр заверил её, что всё будет нормально.

Первая встреча Шукшина и Федосеевой произошла в поезде по дороге в Судак. Она ехала в одном купе со своей дочкой Настей и операторами картины. Шукшин пришёл к ним в гости, причём пришёл не с пустыми руками — принёс с собой бутылку вина.

Л. Федосеева вспоминает:

«Я потихоньку наблюдала за Шукшиным: глаза у него зелёные — весёлые, озорные и хулиганистые. Компания оказалась на редкость приятной, и я запела. И запела — „Калину красную“. Он вдруг странно посмотрел на меня я подхватил…

Когда же все заснули, чувствую, как кто-то входит в купе. Смотрю — Вася. Тихонько присаживается ко мне и говорит: „Ну, давай, рассказывай о себе“. Всю ночь мы проговорили.

Когда ехали в автобусе в Судак, остановились в лесочке. Помню, я первая вошла в автобус, а Шукшин за мной и что-то под пиджаком держит. Спрашиваю: зверька поймал? А он мне — маленький букетик цветов. Потом узнала, что это были первые цветы, которые он подарил женщине. Я долго хранила их».

Несмотря на внезапно вспыхнувшее в нём чувство к молодой актрисе, Шукшин и на этих съёмках позволял себе напиваться. Правда, делал это в свободное от съёмок время. В процессе съёмок он вызвал с Алтая своих маленьких племянника и племянницу, детей сестры Наташи. Сделал это для того, чтобы детишки увидели наконец море, про которое читали только в книжках.

Между тем 12 февраля 1965 года у Виктории Софроновой родилась девочка от Шукшина. Её назвали Катей. Узнав об этом, Шукшин приехал в роддом и передал молодой матери… бутылку портвейна. И самое удивительное — эту передачу приняли.

Через несколько дней Викторию с ребёнком выписали из роддома, и когда они вышли на улицу, там их уже дожидался Шукшин. Но радостной встречи не получилось. Виктория уже знала, что её любимый встречается с другой женщиной, и тут же потребовала от него сделать окончательный выбор. Но ничего вразумительного Шукшин ей сказать так и не смог. И она его выгнала. И хотя он и после этого продолжал приходить к ней и к ребёнку, тёплых отношений между ними уже не было.

В. Софронова вспоминает: «Вася оказался меж двух огней. Он жил то с Лидой, то со мной. Ему дали квартиру в Свиблове, и когда у него что-то с ней не заладилось, она ушла, он пригласил нас с Катей к себе. Мы приехали, но мне было там неуютно, к тому же Вася пил. Мы уехали к себе…»

Тем временем выходит новая книга его рассказов под названием «Там вдали…», а в 1966 году на экранах появляется его новый фильм — «Ваш сын и брат», который через год удостаивается Государственной премии РСФСР имени братьев Васильевых.

Несмотря на официальное признание, фильм вызвал неоднозначную реакцию. Многие упрекали Шукшина в «апологии» сельской патриархальности. Во время встречи со зрителями в подмосковном Обнинске Шукшина «подкололи» язвительным вопросом: «Если вам так не нравится город, почему же вы не уедете в деревню?» Видимо, желание объясниться с публикой побудило его написать статью, которую в ноябре 1966 года опубликовал журнал «Сельская молодёжь». Приведу отрывок:

«Сколько ни ищу в себе „глухой злобы“ к городу, не нахожу. Вызывает злость то, что вызывает её у любого, самого потомственного горожанина. Никому не нравятся хамоватые продавцы, равнодушные аптекари, прекрасные зевающие создания в книжных магазинах, очереди, теснота в трамваях, хулиганьё у кинотеатров и т.п. Если есть что-то, похожее на неприязнь к городу, — ревность: он сманивает из деревни молодёжь. Здесь начинается боль и тревога…

Так у меня вышло к сорока годам, что я — ни городской до конца, ни деревенский уже. Ужасно неудобное положение. Это даже — не между двух стульев, а скорей так: одна нога на берегу, другая в лодке. И не плыть нельзя, и плыть вроде как страшновато… Но и в этом моём положении есть свои „плюсы“… От сравнений, от всяческих „оттуда-сюда“ и „отсюда-туда“ невольно приходят мысли не только о „деревне“ и о „городе“ — о России».

В конце концов мысли о России привели Шукшина к идее снять фильм о Степане Разине. По словам Федосеевой, в течение всего 1965 года Шукшин внимательно изучал исторические труды, конспектировал источники, выбирал из антологий нужные себе народные песни, изучал обычаи середины и конца XVII века и совершил ознакомительную поездку по разинским местам Волги. В марте следующего года он подал заявку на литературный сценарий «Конец Разина», и она первоначально была принята. Съёмки намечались на лето 1967 года. Шукшин был целиком захвачен этой идеей и забросил все остальные дела: он даже прекратил сниматься в кино, хотя его звали к себе многие известные режиссёры. Только для С. Герасимова он сделал исключение, снявшись в 1966 году в эпизодической роли журналиста-международника в его картине «Журналист». Однако высокое кинематографическое начальство внезапно изменило свои планы и съёмки фильма заморозило. При этом были выдвинуты следующие доводы: во-первых, сейчас нужнее фильм о современности, во-вторых, двухсерийный фильм на историческую тему потребует огромных денежных затрат.

То же самое произошло и с другой идеей Шукшина — желавшем экранизировать собственную сатирическую сказку «Точка зрения». Во время обсуждения этой заявки на студии имени Горького коллеги Шукшина внезапно приняли его идею в штыки. Известный режиссёр С. Юткевич, к примеру, заявил: «Картина в целом предстаёт Настолько неутешительной, что вряд ли она принесёт много радости зрителям, даже желающим надсмеяться над своими недостатками и трудностями в наступающем юбилейном году». (Приближалось 50-летие советской власти. — Ф.Р.)

А вот к какому выводу пришёл тогда критик Р. Юренев: «Понимая намерения Шукшина бороться с мещанством, хорошо зная трудности „опасного“ жанра сатиры, я всё же должен прийти к выводу, что сценарий „Точка зрения“ Шукшину не удался. До Зощенко он не дотянулся, Пырьева не развенчал, советского „Расёмона“ не создал».

Выводы коллег произвели на Шукшина тягостное впечатление.

Вспоминает С. Ростоцкий: «У меня в столе лежит копия письма, которое я однажды направил Василию Шукшину в его алтайские Сростки. Не так давно мне эту копию передала одна женщина. В своё время было очень тяжёлое положение у Василия Макаровича — и творческое, и бытовое. Лечился он двумя способами: русским национальным напитком и поездками на родину в Сростки. Вот уехал он в очередной раз. Я в этот период фильм снимал. И вдруг вызывает меня директор Киностудии имени Горького Григорий Иванович Бритиков и говорит: „Стас, с Васей плохо, поезжай, привези“. Не мог я тогда поехать — нельзя было бросить съёмочную группу, оставить картину. Сел за это письмо. В нём я рассуждал о самоубийстве — все ведь боялись именно этого, что Шукшин что-нибудь с собой сделает. А я писал о своём поколении, о войне, о том, что вхожу в три процента счастливчиков 1922 года рождения, которые вернулись в мае 1945-го. Василий Макарович приехал. Надо было его знать… Он подошёл ко мне в коридоре киностудии и пожал руку: „Спасибо“».

А вот что вспоминает о тогдашнем состоянии мужа Федосеева-Шукшина:

«Вася мог две-три недели пить, был агрессивный, буйный. Я выгоняла из дома всех, кого он приводил. На себе его не раз притаскивала. Был даже случай, когда увидела мужа лежащим около дома, а я тогда была беременная. Лифт не работал. Что делать? Взвалила на себя и потащила. Думала, рожу. До этого два года у нас не было детей, для меня это было трагедией. Когда же родилась Маша (в 1967 году), он бросил на время пить. Дети его спасли…

Он за 10 лет нашей жизни только раза три, от силы пять, объяснялся мне в любви, да и то — от обиды или ревности. И вместе с тем хорошо знал меня, понимал».

Через год после Маши родилась ещё одна девочка — Оля. Это радостное известие застало Шукшина в окрестностях Владимира на съёмках картины «Странные люди». В основу её легли три шукшинских рассказа: «Чудик», «Миль пардон, мадам!» и «Думы».

Путь этого фильма к экрану оказался довольно сложным. Целых восемь месяцев сдавал его Шукшин. Попутно он успел сняться в нескольких картинах: у С. Герасимова в «У озера», у И. Шатрова в «Мужском разговоре», у Ю. Озерова в «Освобождении» и советско-венгерском фильме «Держись за облака» (в ноябре 1969 года слетал на съёмки в Будапешт). А в начале следующего года фильм «Странные люди» наконец был принят и вскоре выпущен на экран.