Чтобы встретиться вновь

Ему ответил женский голос (первой пришедшей).

О Господи! Да кто же это? Только не Абигайль. Александра?

Александра? Встречается с каким-то странным мужчиной в итальянской конюшне?

Наверняка нет.

Грудь Роланда мелко задрожала. Он прошептал Лилибет на ухо:

– Леди Морли, клянусь Богом.

«Только не засмейся, Роланд, – подумала она. – Ради всего святого, не засмейся!»

Она сама с трудом сдерживалась; изумление, облегчение и ужас сплелись в один клубок. Что, если их с Роландом обнаружат тут, прижавшихся друг к другу в темноте – ведь это выглядит как объятия любовников!

Александра и тот мужчина о чем-то разговаривали. Да кто же это? Вероятно, Уоллингфорд. Неужели между ними что-то было? Наконец Лилибет открыла глаза, пытаясь вглядеться в темноту, но грудь и плечи Роланда загораживали ей обзор, а свет падал только от двух фонарей, висевших на крючках у двери.

Грудь Роланда снова затряслась, на этот раз еще сильнее. Должно быть, он знает, кто тот мужчина. Голоса продолжали звучать, тихие, интимные. Боже милостивый, ведь они не собираются… они же встретились тут не для того, чтобы заняться этим! Только не Александра, только не с Уоллингфордом!

Или за этим?

Лилибет прижалась лбом к плечу Роланда.

Нет. Все, что угодно, только не это. Она не сможет стоять тут в объятиях лорда Роланда Пенхэллоу – из всех мужчин на свете! – и слушать, как ее кузина сплетается в страстных объятиях с герцогом Уоллингфордом.

Господи, пожалуйста. Пожалуйста!

С завороженным ужасом она прислушивалась к тому, как поднимаются и падают голоса, все время слишком тихие, чтобы различить хоть слово, округлые английские интонации плывут в холодном воздухе, лишь отдельные слова прорываются сквозь бормотание: «похищать», и «лестница», и «дьявольщина».

Будь они оба прокляты.

Разумеется, Лилибет никогда не ругалась вслух, но в мыслях сквернословила так же часто, как капитан китайского клипера, хотя, вероятно, не так разнообразно и мощно. В конце концов, она живет весьма уединенной жизнью.

Голоса упали до шепота. Черт побери.

А затем, без предупреждения, и вовсе смолкли.

Она задержала дыхание, ожидая услышать шорох одежды, предательские стоны, охи и вздохи.

Но уловила только шаги. Шаги, направлявшиеся в обратную сторону и вскоре затихшие в ночи.

Глава 4

Лилибет обмякла на плече Роланда, сотрясаясь от смеха. Его руки сомкнулись вокруг нее. Он поддерживал ее, но его тело тоже содрогалось в попытках сдержать хохот.

– Боже праведный, – прошептал он, – я думал, нам конец. Попались.

– Я боялась, что они начнут… о Боже! – Из глаз потекли слезы, и она попыталась просунуть между телами руку, чтобы вытереть их.

– Начнут что?

Лилибет, не подумав, выпалила:

– Что они любовники!

Он фыркнул.

– Нет-нет, дело не в этом. Я просто боялся, что не удержусь и выдам нас.

– О Боже. – Она закрыла лицо руками. – Они могли бы подумать, что мы…

– В то время как мы всего лишь…

Воздух между ними внезапно сделался хрустальным. Роланд уронил руки и шагнул назад, и ей показалось, что сердце вырвалось из груди и метнулось за ним.

– Мы всего лишь… – негромко повторила она.

– …хотели попрощаться, – закончил он. В темноте, без света фонаря, голос раздавался как из пустоты, отделенный от его красивого лица.

Но ей и не требовалось видеть его лицо. Она точно знала, как он выглядит, как в уголках карих глаз собираются морщинки, когда он улыбается, как темно-золотистые волосы завитками падают на лоб. Как сильная челюсть переходит в крепкую шею, как полные губы раздвигаются, когда он что-то говорит.

Каково это – почувствовать их на своих губах?

Она так и не узнала. То давнее ухаживание состояло из элегантных слов и тайных взглядов, без физических прикосновений. Приличные девушки, послушные дочери английских леди, не раздают поцелуев, пока не получат кольцо на помолвку.

Но она неоднократно воображала себе его поцелуи в мрачные одинокие ночные часы, свернувшись калачиком в постели и глядя в темноту сухими измученными глазами. Воображала и большее. Представляла его тело на своем. Представляла, как смягчается от страсти его лицо, когда он смотрит на нее, как прижимаются к ней его ноги и живот, как переплетаются их конечности после всего, когда они уплывают в сон.

Представляла себе все это и презирала себя, когда начинал брезжить холодный утренний свет.

«Никто никогда не узнает», – думала она. Завтра она со своими спутницами и Филиппом уедет, чтобы укрыться в горном замке, а Роланд отправится в Рим, или Венецию, или в другое веселое место. Они снова не встретятся целую вечность, а может быть, и вовсе никогда. Он человек порядочный и не расскажет ни единой живой душе. Унесет эту тайну в могилу. Так почему бы и нет?

Он мужчина. Он ей не откажет.

Знать будет только Господь. И Господь наверняка поймет и простит ее. Ей даже кажется, что именно он устроил эту встречу – ради нее.

«Сделай это. Сделай это. Жалей позже, если уж должна. Но сделай это сейчас, пока еще не слишком поздно. Пока он не исчез навсегда».

Она подняла руку и провела кончиками пальцев по его щеке.

– Да. Полагаю, это и есть прощание.

Она не видела его реакцию, но ощутила ее – щека под пальцами застыла.

Его рука появилась из темноты и накрыла ее ладонь.

– Не прощание, – сказал он. – Мы никогда не попрощаемся, вы и я.

Потом она так и не смогла вспомнить, кто кого поцеловал. Вот они стоят порознь, его рука накрыла ее ладонь на щеке, дыхание смешивается в сыром воздухе, а в следующий миг его губы задевают ее нежно и ласково, а другая его рука ложится ей на затылок, как ребенку.

– Лилибет, – прошептал он. – О, Лилибет.

– Ничего не говори. Ни слова.

Он притянул ее и снова поцеловал, на этот раз как любовник, раздвинув губы, пробуя на вкус, и шелковый его рот пах шампанским и другими запретными вещами. Не в силах больше сдерживаться, она ответила – безоглядно, сплетая с его языком свой язык, сжав ладонями его щеки, прижимаясь к нему всем телом.

Они целовались за все прошедшее время – более шести лет, потерянных для поцелуев, – нежно, и страстно, и снова нежно; он обцеловывал ее лицо, шею и снова возвращался к губам, впитывая ее вздохи.