Чтобы встретиться вновь

Наконец он поднял голову и заговорил твердым голосом:

– Спасибо, ваша милость.

– Не за что, мой мальчик, – отозвался Роланд. – И, возможно, если хорошенько подумать…

– Филипп, – вмешалась Абигайль, – ты знаешь, я только что услышала совершенно необыкновенную вещь. Ты в жизни мне не поверишь.

Филипп выпрямился и вытянул голову в сторону Абигайль.

– Что, кузина Абигайль?

– Нет. Нет, ты мне все равно не поверишь, так что забудь.

– О, пожалуйста! Я поверю! Только расскажите мне! – Тельце мальчика жадно напряглось, разочарование слетело с него как ненужное пальто.

Она покачала головой:

– Нет. Нет, я уверена, что ты не поверишь.

– О, пожалуйста, кузина Абигайль! – Он оторвался от Лилибет и простер руки к Абигайль. – Пожалуйста, расскажите мне!

– Ну… – с сомнением протянула Абигайль, взяла Филиппа за руку, отвела в сторону от экипажа и обняла за плечи. – Видишь ли, все дело в лошади. Она только что сказала мне…

– Лошади не умеют разговаривать!

Абигайль застонала.

– Вот видишь? Я знала, что ты мне не поверишь!

– Нет, поверю! Поверю! Что сказала лошадь?

– Она сказала мне самым унылым образом (ты же понимаешь, что все упряжные лошади всегда унылы)… сказала, что она ужасно, невыносимо, мучительно…

– Что? Что?

– Голодна, – докончила Абигайль.

Лилибет наблюдала, как эта парочка подошла к опущенной голове лошади. Филипп вытянул руку и погладил белый лоб, а Абигайль волшебным образом извлекла из кармана морковку.

В нескольких ярдах от них Роланд снова начал выгружать багаж.

– Ужасно сожалею, – негромко произнес он, потянувшись за очередным сундуком. – Полагаю, я полностью утратил его доверие.

– Все в порядке, – холодно ответила Лилибет. – На самом деле это не имеет никакого значения, верно? В конце концов, он скорее всего больше никогда вас не увидит.

Она отвернулась и пошла туда, где Абигайль и Филипп кормили лошадь морковкой. «Через несколько часов, – сказала себе Лилибет, – они будут в безопасности в замке. Через несколько часов голос Роланда навсегда исчезнет из ее жизни».

Спустя несколько часов

– Ну разве это не чудесно! – самым учтивым голосом произнес Роланд. – Старые друзья путешествуют вместе и все такое. Очень вдохновляюще; порой я просто изумляюсь.

– В высшей степени поразительно, – бросила Лилибет. Ее голос звучал с заметным холодком. Она крепче обняла Филиппа, ерзавшего перед ней в седле. – Не могу припомнить более приятного путешествия.

Мальчик похлопал лошадь по шее, но толстая варежка заглушила звук.

– Мне кажется, это замечательно! Ехать верхом гораздо лучше, чем в экипаже.

– Полностью согласен, – кивнул Роланд и благожелательно посмотрел на Филиппа. Впрочем, несчастного малыша почти не было видно: его с ног до головы укутали потеплее, и теперь он выглядел как младенец, запеленатый особенно старательной нянькой в бесконечный шерстяной свивальник. Однако то немногое, что осталось снаружи, сияло неугасимым восторгом с той самой минуты, как несколько часов назад его посадили на благородного жеребца герцога Уоллингфорда. А вот мать Филиппа казалась куда менее радостной. Ее глаза, опушенные густыми ресницами, смотрели строго вперед и не выказывали ни малейшей наклонности кинуть на Роланда хоть какой-нибудь взгляд, уж не говоря о благосклонном.

– Разумеется, предложить нам своих лошадей было со стороны джентльменов исключительно добрым поступком, – добавила она все тем же ледяным тоном. – Но совершенно излишним. Экипаж с багажом раньше или позже выбрался бы из грязи.

Но Роланду приходилось сталкиваться с куда менее очаровательными сложностями с куда меньшей надеждой на успех.

– Дорогая леди Сомертон, помилосердствуйте, – со смехом произнес он. – Через каких-то несколько часов мы окажемся в монашеской изоляции. Так не лишайте нас последней возможности насладиться дамским обществом.

– Вы уже получили намного больше, чем вам полагается, – отрезала Лилибет.

Он снова засмеялся. Ему нравилась ее резкость. По крайней мере она хоть что-то чувствует.

– Дражайшая леди Сомертон, одного глотка всегда не хватает.

Казалось, что ее тело излучало волны ярости, всколыхнувшие воздух между ними. Ее спина, и так прямая как шомпол, выпрямилась еще сильнее.

– Вам бы следовало попытаться примириться с реальностью, лорд Роланд. Мы увидим наше жилище с минуты на минуту, и вы с облегчением избавитесь от нашего надоедливого общества.

– Ах, даже не говорите об этом. – Он сокрушенно покачал головой. – Когда мне только что выпала возможность побеседовать с вами.

– Возможно, вам приходило в голову, что я старалась избегать вашего общества.

– Значит, мне повезло, когда природа потребовала своего от юного Филиппа на перекрестке. – Он потянулся, чтобы потрепать мальчика по плечу, но рука Лилибет метнулась как змея и пальцы сомкнулись на его запястье. Он опустил руку и кашлянул. – И, разумеется, не нужно никаких благодарностей, хотя я с трепетом представляю, как бы вы сумели вовремя размотать все эти шарфы, если бы никто не держал в это время вашего коня. Едва успели, а?

– Как галантно с вашей стороны, – отрезала она. – Я уверена, мой муж будет вам очень благодарен за вашу нежную заботу.

Ее муж. Вот тут Роланд нахмурился.

– О, сомневаюсь, что его милость вообще об этом узнает. В конце концов, мы теперь так далеко от него.

– Недостаточно далеко.

– Я уверен, что он узнает! – пискнул Филипп. – Отец всегда обо всем узнает. Он… он… какое это слово, мама?

– Всеведущ, – глухо бросила она.

Лорд Сомертон? Всезнающий? Когда дело доходит до спиртного и шлюх – возможно. Уважения ради Роланд постарался, чтобы голос его прозвучал бесстрастно:

– Всеведущ? В самом деле?

– О да, – важно ответил мальчик. – Мама говорит, отец настоящий живой…

– Филипп! – рявкнула она.

Филипп примирительно вздохнул.

– Ну, это секрет, конечно.

– Похоже, у твоей мамы полно секретов, – сказал Роланд. – Просто удивляюсь, как она умудряется удержать их все в голове.