Чудаки

Володька бежал по наезженной колее вниз. Санки легко мчались с горы. Он только держал веревку и бежал уже рядом — остерегался, как бы санки не стукнули его.

У меня дух захватывало от такой быстрой езды. Разгоряченное лицо кололи искорки-снежинки, в груди приятный холодок. Так бы и мчался без остановки долго-долго…

Но спуск скоро кончился, и дорога кончилась, уткнувшись в другую — широкую, асфальтированную.

— Ух! — выдохнул Володька и повалился на сугроб.

Я встал с санок и присел возле Володьки.

— Здорово! Правда?

Он так запыхался, что не мог ответить, только головой кивнул. Когда же отдышался, то поднялся, повернул санки в противоположную сторону, уселся на них.

— Ну, теперь ты вези.

Я взялся за веревку, дернул санки, глянул вперед и остановился.

— Куда везти, наверх? — удивился.

— Ага, — кивнул Володька.

— Нет, лучше и я прокачу тебя вниз! Как ты меня…

— Зачем? — недоуменно развел руками Володька.

— Так ведь наверх везти тяжело…

Ребята, которые собрались вокруг нас, засмеялись.

— Э-э, нет, — говорит Володька. — Сам знаешь: уговор дороже денег. Вези, как договаривались. Я тебя сюда, ты меня назад.

Только теперь я понял: Володька все же перехитрил меня.

— Тогда давай два раза сверху вниз, — предложил ему.

Я был уверен: он согласится.

Но Володька стоял на своем, требовал:

— Вези, как договорились!

Мне очень не хотелось быть одураченным.

«Может, вообще отказаться? — раздумывал я в смятении. — Это же несправедливо!.. Нет, нельзя: обещал. Все и так уже хохочут, что я попался на удочку, а если откажусь — вовсе засмеют и обманщиком дразнить будут… А что, если?..»

Я шагнул к Володьке, шепнул ему на ухо.

— Фу! — надул он губы и сказал нарочно громко, чтобы все слышали. — Не нужен мне твой фонарик! Ты не выкручивайся, давай вези!

Что было делать? Пришлось подчиниться. И я потянул санки в гору. Следом за нами тронулась и веселая, шумливая гурьба.

«Ну, погоди, погоди, я тебе когда-нибудь отплачу! — вскипала во мне злость на Володьку. — Ох и отплачу!..»

Сначала было нетрудно. Дорога поднималась полого. А потом становилась все круче. И вот уже совсем сделалась крутой.

Я остановился передохнуть, но Володька замахал руками:

— Разве это езда? Я не отдыхал, когда тебя вез, и ты не отдыхай! Вези!

Все снова засмеялись… Я тоже улыбнулся, чтобы не подумали, будто обиделся, и потащил дальше.

Когда же невзначай споткнулся и чуть не упал, подталкивать санки начали девочки. Но Володька их отогнал.

— А ну, кыш! Мне никто не помогал — и ему не помогайте! Пусть сам…

Теперь смех уже не утихал. Даже малыши-дошколята, которые и не понимали-то, в чем дело, тоже стали хихикать, вертеться вокруг нас. Ну прямо как в цирке! Пришлось и мне смеяться.

И произошло чудо: я и сам развеселился. Куда и девалась злость на Володьку, на всех ребят! Смеялся вместе с ними.

И это даже придало мне силы. Перекинул веревку на грудь, под руки, напрягся и ну карабкаться наверх. Ничего, что взмок и запыхался, зато взобрался без чьей-либо помощи. Сам!

Володька быстро вскочил с санок.

— Ну, теперь знаешь, почему дорога называется веселой?

Я беззлобно пнул его кулаком под бок:

— Знаю.

— Ты только не обижайся. Мы всех новичков так принимаем. Думаешь, я не тянул санки наверх? Ого! Тебе еще повезло: я легкий. А мне Серега попался, тяжеленный! Думал, дух из меня вон…

Я взглянул на толстяка из пятого класса, Сергея Потапенко. Представил, как Володька тянул его в гору, и сочувственно покачал головой.

— Вот ты мне фонарик предлагал! — вспомнил Володька. — Когда я вез Сергея, готов был что угодно ему отдать, даже сапоги, только бы он согласился слезть.

— Твои сапоги на меня все равно бы не налезли, — совершенно серьезно сказал густым, как у взрослого, басом Сергей. — Вот отцовы надел — и то малы…

Смех, начавший уже стихать, взорвался с новой силой. Смеялись все мальчишки и девчонки, а громче всех, пожалуй, я и Володька.

Дорога и впрямь оказалась веселой.

Но однажды, когда наступила весна и растаял снег, на этой дороге произошел страшный

случай с коляской

Если бы не Оксана, возможно, больше никто никогда не называл бы ее веселой.

Однажды в воскресенье Оксана со своими подружками пошла на ту улицу. Девочки начертили цветными мелками на тротуаре классы и только хотели начать игру, как вдруг к ним подошел милиционер.

— Как тебя зовут, девочка? — обратился он к Оксане.

Она склонила голову набок и ответила нараспев:

— Окса-ана.

— А вас? — спросил у подружек.

— Меня Олеся.

— И меня Олеся.

— Красивые у вас имена, — одобрил милиционер. — А вот то, что вы затеяли игру на тротуаре, — плохо. Здесь вы мешаете прохожим. Рисуйте классы в своем дворе.

— Там мальчишки играют в футбол.

— А вы подождите. Они наиграются, тогда вы…

— Ну да, наиграются!.. У них сейчас каникулы. Будут гонять свой мяч до самой ночи, — сказала Оксана.

— А вы их попросите.

— Уже просили. Не соглашаются.

— И все-таки на тротуаре играть не место, — строго сказал милиционер и зашагал к перекрестку.

Как только он свернул за угол, Оксана бросила в первую клеточку биту — цветастый осколок от тарелки — и запрыгала на одной ножке. Потом ее сменила одна Олеся, а ту — другая Олеся. Прохожим они старались не мешать. Когда кто-нибудь приближался, девочки прекращали игру, ждали, пока пройдет.

Появилась старушка с коляской — девочки сразу же уступили ей дорогу.

Но старушка, видимо, не торопилась. Она остановилась около них, кивнула на коляску:

— Может, и мою внучку примете в компанию?

— Примем! — хором ответили подружки и засмеялись: старушкина внучка была грудным младенцем.

Старушка тоже заулыбалась:

— Спасибо. Только нам надо еще немножко подрасти. — И пошла дальше.

Девочки продолжали игру.

Вдруг послышался крик:

— Помогите!.. Спасите ребенка!..

Глянули: старушка лежит на тротуаре и не может подняться. А коляска с младенцем катится вниз к перекрестку, где мчатся машины, мотоциклы… И некому остановить коляску, никого впереди нет!