Чудеса как признак жизни

Скромно живя и честно зарабатывая, Кари зимой начинает впадать в финскую тоску: надоедают эти черно-белые зимы. Пить вредно, да и не интересно – они и уезжают подальше. Недавно вот слетали в Индонезию. Приехали – новую историю с гордостью поведали:

– Мы там сидели в ресторане, просто говорили. Все на нас оглядывались. Потом какие-то мужики не выдержали, подошли.

Спрашивают, кто мы такие. Мы сначала перепугались, потом говорим правду: финны мы. «Да-а?! А где это?» Ну, попытались кой-чего объяснить. Те вовсю веселятся и просят нас говорить по-фински. Да без проблем! Говорим на родном наречии. А вокруг всё стихло: нас слушают. Закончили мы наш монолог-диалог и спрашиваем: в чем дело-то? Оказывается, местным настолько понравилось звучание финского языка, что они готовы были его слушать без остановки: как музыку его слушали. Вот какой у нас замечательный язык! – воззрился он на меня.

– Ну, ты громко так не рассуждай, – прозрачно намекнул я ему, – тут эстонцы, между прочим, рядом сидят, которые своим языком очень даже дорожат. А еще есть русский язык, который тоже музыкален. Хочешь, Ломоносова процитирую?

Поник своей миллионерской головою, забубнил что-то индонезийское. Но гордость его за родной язык я понимаю и приветствую.

Мы видимся с Кари каждый год – не сказать, чтобы закадычные друзья (север требует постепенности и основательности), но добрыми товарищами стали. Да, я спокойно говорю: «Должен съездить – миллионера проведать. Он меня скромности учить будет». И народ уже не удивляется: есть, оказывается, такие люди, для которых деньги – не смысл существования, а способ радовать других. Клубникой, например, – я всегда с собой ящика два привожу детям в подарок от Кари.

Крест на родине северной демократии

– Зато у вас свободы слова нет!

– Да уж побольше, чем у вас.

– У вас невинных артисток в тюрьму упекли!

– А ты не путай «невинных» и «невиновных». Кстати, ни теми ни другими они не являются. Артистками тоже. И вообще, культура страны Достоевского, наверное, достойна более пристального внимания и более глубоких знаний! А повторять вранье ваших западных СМИ не надо – в России наслушался. Ты хоть всю историю-то про этих дамочек знаешь?

Тут собеседник чуть успокоился и признал, что нет, не всё ему известно. Преодолевая тошноту и усталость, я начал рассказывать о некоторых «особенностях» «поклонниц настоящего искусства», устроивших шабаш в храме, музее, магазине… Удивляются, возмущаются, кто-то даже соглашается.

Ну честное слово, не для того я ехал в Исландию, чтобы и здесь, в стране далекой, почти каждый день окунаться с головой в помои, разлившиеся по России-матушке. А вот поди ж ты: и тут тебя эти же самые помои подстерегают! С ужасом начинаешь убеждаться: единственное, что могут сказать твои многочисленные собеседники о России, – это повторение массмедийных заклинаний о русской христианской недоразвитости, дикости и нетерпимости. В России (пока) легче: выльются на тебя помои из какого-нибудь очень свободного, либерального и «независимого» издания – открыть, почитать нормальное можно. Или в церковь зайти, или в лес сходить – отдышаться. А тут – ни тебе газет, где другую точку зрения узнать можно, ни тебе церквей, а лесов в Исландии нет и подавно. Гейзеры тут. Вулканы. Фьорды. Киты, морские котики и птицы – тупики. Ветер. Ради этого вот и ехал. Приехал, называется.

Впрочем, о природных красотах островного государства потом. Сначала признаюсь в том, что соврал насчет церквей: есть они тут. Православный храм в Рейкьявике, столице местной, – единственный на всю страну. Сюда и ринулся после первых встреч с туристической шатией-братией, увеличивающей раза в три население Исландии в летнее время. Нашел церковь очень просто: спросил у пробегающего мимо исландца, где она находится. На успех особенно не рассчитывал: какое дело местным до каких-то там православных церквей. Ан нет. «Ольдугата, 44! – был ответ улыбающегося парня. – Ты откуда? Из России? Вологда? О, так вы с моей женой почти соседи: она из Архангельска. Для вас такое расстояние – как дорогу перейти. Знаю, знаю я эту церковь. Священник там хороший, сир Тимофей». – «Сир? А почему не лорд или пэр?» – «Ну, у нас так священников называют. Увидимся завтра на службе».

Никольский храм в Рейкьявике располагается на первом этаже жилого дома. Этот дом – десятый по счету, где православные могут встречаться за богослужением. Больше десяти лет решается вопрос о строительстве постоянной церкви: куплена земля, заложен и освящен закладной камень на месте будущей церкви, но, несмотря на всевозможные заявления о поддержке, звучавшие с самого высокого уровня обеих стран, вопрос этот все еще «находится в стадии разработки», – звучит ужасно, как ужасно и само положение. Но прихожане – народ терпеливый. Как сказал настоятель Никольской церкви отец (сир) Тимофей Золотуский, православный приход в Рейкьявике объединяет несколько десятков человек: русских, латышей, исландцев, шотландцев, азербайджанцев, украинцев, поляков, сербов. Насчитали, говорит, больше 16 национальностей. С отцом Тимофеем мы говорили после вечерней службы, за чашкой чая (хоть и Исландия, но чай с ватрушками менять на кофе с галетами какими-нибудь тут никто не собирается). Сама обстановка в общине семейная, добрая.

– Не без трудностей, конечно, но когда в семье, то лучше они, эти трудности, видны и преодолевать их легче, – говорит отец Тимофей. – Поскольку приход молодой, мы еще не доросли до, как бы это правильно назвать, «взрослых» искушений, что ли. Когда, во-первых, нас мало, во-вторых, постоянные трудности с помещением, то, поверьте, не до приходских скандалов и выяснений, кто выше стоит на иерархической лестнице общины. Вам, наверное, это знакомо по тому, как возрождаются разрушенные в богоборческие годы храмы в России: сначала ведь действительно легко работа идет – на душе радость, все чувствуют себя братьями и сестрами во Христе… Это уж потом начинаются «болезни роста» с их скандальчиками, недомолвками, обидами. Так что мы пока растем. Надеюсь, что окрепнем со временем и у нас хватит сил не только построить храм, но и справляться с всевозможными трудностями.

– Сейчас богослужения проходят в арендованном частном доме, где организован временный домовый храм во имя святителя Николая Чудотворца, – продолжает батюшка. – Стоимость аренды растет из месяца в месяц, повышаясь вместе с индексом инфляции. На аренду помещений у прихода уходит примерно 30000 евро в год. Слава Богу, покрыть большую часть этих средств нам помогают жертвователи, однако каждый год проблема оплаты аренды помещений для совершения богослужений актуальна. В этой связи очень острым оказывается вопрос начала строительства духовно-культурного центра русскоговорящих соотечественников в Исландии. К сожалению, мы вынуждены ждать, пока городские власти утвердят новый план застройки района, в котором уже два года назад выделен участок под строительство первого православного храма в Рейкьявике. Но мы не сидим сложа руки. Полным ходом идет работа над проектной документацией по храму и культурно-духовному центру. К нам приезжала группа специалистов архитекторов и инженеров-технологов из России, которые вели переговоры с исландской строительной компанией-подрядчиком относительно норм, материалов и технологий, применяемых исландцами в условиях постоянной повышенной сейсмической активности. Ищем деньги на оплату услуг исландской архитектурной компании (по закону это должна быть местная компания), которая готовит наши чертежи и работает от нашего имени с Департаментом планирования Рейкьявика. Так что, как видите, дел у нас хватает. И это радует, слава Богу!

В каждой общине есть что-то свое, неповторимое. Будь то определенный напев или краткая молитва после отпуста [8] , будь то особое прошение, характерное только для этой общины. В вологодских храмах, например, есть отдельное молитвенное прошение о духовном училище, учащих и учащихся в нем. Здесь же, в православной церкви Рейкьявика, часто звучат молитвы о людях, «ожидающих получения виз, вида на жительство, испытывающих трудности с документами и разрешением на работу». Обязательно вспомнят и путешествующих и болеющих. Причем, что доказывает подлинную семейную обстановку в общине, всегда называются имена этих людей.

8

Отпуст – заключительное благословение народа священнослужителем, произносимое им по окончании богослужения.

Как говорит отец Тимофей, судьба большинства эмигрантов здесь очень и очень нелегкая. «Закрепиться» в Исландии довольно сложно. Этому препятствуют и незнание языка, и бюрократические преграды, и экономические проблемы страны. Так что завидовать эмигрантской доле я бы не стал.

И если для многих приезжих из стран бывшего СССР православная церковь, помимо молитвы, просто одна из возможностей почувствовать себя «как дома», в своем кругу, то для тех парней, которые помогали разгружать какие-то диваны, холодильники и прочую гуманитарную помощь для общины, это возможность вновь почувствовать себя христианами. Парни эти – исландцы и шотландцы. Крепкие такие, веселые, рыжие, веснушчатые. И если исландцы в храм пришли во многом благодаря своим русским женам, то шотландцы-то как? Видимо, вспоминают, что христиане они все-таки: кельтских святых, наверное, благодарят.

Интересную картину наблюдал в храме. Задержался в алтаре после службы. Выхожу – перед иконой Богоматери стоит на одном колене шотландец и плачет. Тихо, по-мужски. Так и вспомнишь «Шар и крест» Честертона! [9] Увидел меня парень – жутко засмущался, но я вовремя, кажется, скрылся, ушел в кухню, где пирожками пахнет вкусно. Честное слово, ради одной вот этой картины стоило приехать в Исландию. Нет, не с пирожками картины, а с шотландцем. Впрочем, по словам отца Тимофея, и местные жители, прихожане исландцы, иногда могут вдохновить своей верой многих людей, для кого христианство часто что-то вроде обычая, а не веры от всего сердца.

9

«Шар и крест» – роман английского писателя Гилберта Кита Честертона.