Чудеса не понарошку

Мефодий тоже поспешил за друзьями, но зацепился за очень дерзкую ветку. Львенок дернул за нее, но она, наверное, не поняла, что имеет дело с настоящим львом и дала сдачи. Мефодий два раза перекувырнулся в воздухе и со всего размаху шлепнулся на землю прямо перед Митей.

– Ты ударился?
– спросил его Митя.

– А пусть не цепляется, - гордо сказал львенок, отряхивая лапки.

Больное Воображение с интересом уставилось на пришедших.

– Здравствуйте, - поздоровался Митя.

– Опять?
– почему-то возмутилось Больное Воображение.
– Терпеть не могу разговоров про здоровье. Куда интереснее говорить про болезни.

– Почему?
– спросил Митя.

– Потому что здоровье одно, а болезней много, и поэтому разговор получится разносторонний. А-а-апчхи!
– снова чихнуло оно.

Митя хотел было сказать "будьте здоровы", но вовремя одумался и сказал:

– У вас, наверное, очень сильная простуда.

– Да, не могу пожаловаться на хорошее самочувствие, - кивнуло Больное Воображение.
– Думаешь, легко целый день в облаках витать? Холод и сырость. Бррр.

– А зачем вы витаете в облаках?

– Работа такая, - вздохнуло Больное Воображение.
– Все бы ничего. Витаешь себе, вокруг кипарисы парят... Только каждый раз, когда я возвращаюсь с неба на землю, у меня начинается страшный приступ кори.

– Почему?

– Потому что я корю всех подряд.

– У моей мамы тоже начинается приступ кори, когда я возвращаюсь.

– С неба на землю?

– Да нет, с прогулки. Каждый раз я совершенно случайно прихожу домой грязный. Иногда у мамы лопается терпение, и тогда у нее начинается этот самый приступ.

– Значит, вы пришли поговорить про корь?
– спросило Больное Воображение.

– Нет, вообще-то мы по делу, - сказал Митя.

– Тсс, тише.
– Больное Воображение приложило к губам палец.
– Разве ты не видишь, что кругом пионы?

– Ну и что?
– спросил Митя так же тихо.

– А то, что пионы только и делают, что шпионят.

– А зачем?
– спросил Митя с опаской поглядывая на бело-розовые цветы.

– Просто так, - сказало Больное Воображение.

– Тогда это не страшно, - сказал Митя.

– Нет, страшно. И вообще вокруг очень много страшного!
– возразило Больное Воображение.

– Это оно на меня, что ли, намекает?
– тихонько спросил Мефодий у Авоси.

– Наверняка, - кивнул Авося.

– Вообще-то я не всегда страшный.
– Мефодий застенчиво поковырял плюшевой лапкой землю.
– Хотя этого у меня, конечно, не отнять - настоящий лев и есть настоящий лев.

– Вот я и говорю, что все ужасно страшно. Хорошо еще, что у меня такой прочный замок.

– Я никогда не был в замке, - сказал Митя.

– Можешь радоваться. Теперь ты в нем побывал, - сказало Больное Воображение.

– Когда?

– Сейчас.

– Но я не был ни в каком замке, - возразил Митя (ведь нельзя же побывать в замке и даже не заметить этого).

– А где же ты, по-твоему, сейчас находишься?
– спросило Больное Воображение.

– На поляне, в лесу, - сказал Митя.

– Невежда! Какая же это поляна, когда это самый настоящий замок.

– Что-то и я никакого замка не вижу, - сказал Мефодий.

– Наверное, это понарошечный замок, - догадался Авося.

– Ничего не понарошечный, - обиделось Больное Воображение.

– Это самый настоящий воздушный замок.

– А-а-а, так он воздушный, - разочарованно протянул Митя.

– Конечно, воздушный, а какой же еще? Самое подходящее жилье для Больного Воображения. Главное, что он очень прочный.

– Ничего себе прочный, - презрительно фыркнул Мефодий.

– А вот попробуй его разрушить, тогда увидишь, - сказало Больное Воображение.

Мефодий огляделся и понял, что разрушить этот замок действительно совсем не просто, потому что разрушать просто совсем нечего.

– То-то и оно, что не можешь. И никто не может, - торжествующе сказало Больное Воображение.
– Я же говорило, что у него совершенно непробиваемые стены. Здесь я могу чувствовать себя в полной безопасности.

– От кого?

– Как от кого? Разве вы не видите, что в мире творится? Секвои воют, ревень ревет во всю глотку, агавы гавкают на кого ни попадя.

– Не гавкают, а лают, - поправил Митя.

– Глупости. Лают только слайды, а агавы гавкают. Слышите?
– спросило Больное Воображение, прислушиваясь.

Митя тоже прислушался, но ничего не услышал.

– Нет, - сказал он.

– Это потому, что окна закрыты, - пояснило Больное Воображение.
– Не выношу сквозняков.

Больное Воображение опасливо огляделось и продолжило:

– Скажу вам по секрету, недавно ко мне приковылял один знакомый ковыль и рассказал жуткую историю. Только об этом, чур, никому. На анютины глазки напала куриная слепота, - сказало оно страшным шепотом.

– Да ну?
– спросил Митя, поглядев на куриную слепоту, которая так невинно росла рядом с анютиными глазками, как будто и не думала на них нападать.

– Но он их все равно всех проглотил, - добавило Больное Воображение.

– Кто проглотил?

– Львиный Зев.

– Неправда, никого я не глотал, - возмутился Мефодий.

– Конечно, не глотал, - успокоил его Митя.
– Львиный зев у нас на даче растет. Точно такой же, как тут.
– Митя показал Мефодию на причудливые бархатистые цветы и подумал, что, пожалуй, львиный зев не больше Мефодия способен кого-нибудь проглотить, но с Больным Воображением спорить не стал - ведь это его замок, ему виднее.

Мефодий придирчиво осмотрел почти тезку и сказал:

– Вот это и есть львиный зев?

– Да.

– Смехота это, а не львиный зев. Вот какой должен быть настоящий львиный зев, - Мефодий раскрыл плюшевый ротишко.

– Ты что, тоже львиный зев, что ли?
– спросило Больное Воображение, с сомнением поглядывая на Мефодия.

– Никакой я не зев, я настоящий лев!
– с достоинством ответил Мефодий.

– Ты?! Настоящий лев?! Этого еще не хватало! Теперь у меня под носом настоящие львы расхаживают! Прямо чудеса!
– воскликнуло Больное Воображение.