Чудеса не понарошку

– Где?
– спросил Митя.

– Вот тут, - ответило Больное Воображение.

– Значит, вы и правда поможете нам найти настоящее чудо?
– обрадовался Митя.

– Чудо-Юдо, что ли?

– Нет, просто чудо. Для мамы.

– Просто бывает только простуда, а чудес просто не бывает, - сказало Больное Воображение.
– Впрочем, я могу кое-что для вас сделать. Давайте я вас чем-нибудь заражу.

– Зачем это?
– подозрительно спросил Мефодий.

– Просто так. Пусть мама порадуется. Ну, например, ветрянкой. Замечательная болезнь. В голове ветер, ничего не делаешь...

– Нет, я ничего не делать не согласен, - возразил Авося.

– Тогда свинкой. Из вас могли бы получиться превосходные поросята!

– Что?! Чтобы я, настоящий лев, был поросенком?!
– не на шутку возмутился Мефодий.

– Можно ангиной. Не знаю точно, что это такое, но звучит красиво, - услужливо предложило Больное Воображение.

Митя, к несчастью, знал, что это такое, поэтому поспешно отказался.

– Нет, лучше уж мы поищем чудо где-нибудь еще, - сказал он.

– Как хотите, - обиделось Больное Воображение.
– Но так и знайте, что, как только выйдете из моего замка, сразу на них наткнетесь.

– На кого?

– Ну на этих, на диких.

– Кабанов?

– Нет, на многочисленных.

– Волков?

– Нет, на лютых.
– Больное Воображение сделало страшные глаза.

– Неужели на носорогов?
– с дрожью в голосе спросил Авося.

– Я вас предупредило, - сказало Больное Воображение и исчезло то ли вместе с замком, то ли само по себе. Одним словом - его как не бывало.

Авосе почему-то расхотелось идти дальше. Митя тоже с опаской озирался по сторонам, и только Мефодию все было нипочем.

– Ты что, совсем не боишься?
– спросил у него Авося.

– Не видишь, что ли, что я настоящий? А настоящие львы ничего не боятся! Они не трусы! А ты боишься?
– спросил он в свою очередь у Авоси.

– Я? Н-н-нет, я уж-ж-жас какой храб-б-брый, - сказал Авося, заикаясь.

– А чего дрожишь?

– Так это я з-з-за тебя б-б-боюсь. И дрожу, потому ч-ч-что д-д-делаю это хорошо, на совесть, - сказал Авося.

– А разве можно бояться за кого-то?
– спросил Мефодий.

– Еще как можно!
– поддержал Авосю Митя.
– Я один раз на дерево очень высоко залез, и мне ни капельки не было страшно. Оказалось, это потому, что за меня мама боялась до тех самых пор, пока меня оттуда не сняли. А когда меня сняли и мама бояться перестала, я сам испугался.

– Высоты?
– спросил Авося.

– Нет, что меня мама накажет.

Мите было стыдно признаться, но сейчас он очень хотел, чтобы за него побоялся кто-нибудь другой. И вдруг ему в голову пришла мысль, от которой он не только перестал бояться, но даже улыбнулся, а потом расхохотался.

– Все-таки заразился, - сказал Авося, опасливо поглядывая на Митю.

– Чем?
– спросил Мефодий.

– Заразительным смехом.

– Да ну?
– заволновался Мефодий.

А Митя все смеялся и смеялся и не мог остановиться, чтобы сказать, что вовсе он ничем не заразился, а смеется из-за того, что вдруг понял, что под ногами у них были многочисленные дикие и совершенно лютые лютики!

Глава 20. Приятного аппетита

– Вот тебе и Шутландия! Говорил, что тут чудес полно, а мы ходим-ходим и до сих пор не можем ничего найти для мамы, - сказал Митя.

– Я же не виноват, что кругом никто ничего не знает, - сказал Авося.

– А если мы вообще чудо не найдем, что же, мне так и возвращаться с пустыми руками?
– спросил Митя.

– Ничего не получится.

– Чего не получится?

– Поскольку ты сюда прибыл за чудом для мамы, то без чуда тебе отсюда не выбраться. Четыре копейки без чуда тебя назад не перенесут, - объяснил Авося.

Вот это была новость!

"Странно, как это человек устроен наоборот, - подумал Митя, - когда знаешь, что надо возвращаться домой, то возвращаться не хочется, а когда не можешь вернуться, то очень хочется домой".

Мите стало грустно: а вдруг он уже никогда-никогда, может быть, даже целую неделю не увидит маму? И он понял, как соскучился по ней. А когда Митя вспомнил, что сегодня мама печет его любимые пирожки с яблоками, то соскучился еще больше.

Между тем то, что Митя не может вернуться, Авосю, как видно, совсем не огорчало. А так как Авося совершенно справедливо считал, что сидеть без дела две минуты - это в два раза скучнее, чем сидеть без дела одну минуту, то нетерпеливо спросил:

– Ну, чем бы теперь заняться?

– Вот в чем вопрос, - рассудительно сказал Мефодий.

– Какой вопрос?
– спросил Авося.

– Чем бы теперь заняться, - ответил Мефодий.

– Это я первый спросил, - возразил Авося, готовый вступить в спор.

– А мама сегодня пирожки печет, - сказал вдруг Митя.

– Подумаешь, пирожки, - презрительно фыркнул Мефодий. Как и всякий настоящий плюшевый львенок, Мефодий никогда в жизни не ел пирожков, а если быть откровенным до конца, то он вообще ничего не ел и есть ему совсем не хотелось.

– Тебе хорошо говорить "подумаешь", а у меня от голода даже в животе урчит, - сказал Митя.

– Это же замечательно!
– воскликнул Авося.

– Ничего себе замечательно. Я, может быть, вообще могу с голоду умереть. Вам-то, наверное, совсем есть не хочется, - обиделся Митя.

И тут Мефодий вспомнил, что он настоящий, а у всякого настоящего льва должен быть настоящий зверский аппетит. Мефодий смущенно кашлянул и сказал:

– Я говорю: "Как подумаешь: пирожки - так сразу аппетит просыпается".

– А у меня он уже давно проснулся, - сказал Митя.

– Вот это-то и замечательно, потому что теперь я точно знаю, чем мы сейчас займемся. Я вам чего-нибудь приготовлю, - предложил Авося.

– А ты умеешь?
– с сомнением спросил Митя.

– Это я-то? Да я просто ужас как люблю готовить! Я вам такого наготовлю - пальчики оближете!