Чудеса обычных вещей. Что обыденная жизнь рассказывает нам о большой Вселенной

И здесь слово «медленный» в буквальном смысле означает медленный.На круг протон проводит в полете внутри Солнца невообразимый срок — около 10 миллиардов лет, — прежде чем ему удается столкнуться с другим протоном, склеиться с ним и превратиться в нейтрон, образовав дейтерий. Это значит, что для производства солнечного света Солнце использует, наверное, самую неэффективную из всех ядерных реакций, какие только можно вообразить. Верите или нет, но ваш желудок генерирует тепло быстрее, чем такой же объем солнечных внутренностей. Возможно, вы спросите: как получается, что при столь неэффективной работе Солнце выдает такое гигантское количества тепла? Ответ незамысловат: просто Солнца очень много.И, как у всех больших объектов, площадь его поверхности — а ведь собственно поверхность и излучает тепло — довольно мала по сравнению с объемом. Таким образом, тепло словно бы закупоривается внутри Солнца, отчего и поддерживается высокая температура нашего светила.

Итак, паре протонов приходится сновать по внутренностям Солнца в среднем 10 миллиардов лет, прежде чем они встретятся и образуют дейтерий — то есть сделают первый шаг в протон-протонном цикле, — этот факт и определяет срок жизни Солнца. Солнце расходует водородное топливо столь бережливо, что должно пройти не менее 10 миллиардов лет, прежде чем запас этого топлива подойдет к концу. Поскольку Солнце горит уже почти пять миллиардов лет, ему осталось жить примерно столько же — то есть тоже около пяти миллиардов лет.

Теперь нужно сказать следующее. Оказывается, первый шаг в протон-протонном цикле — тот шаг, когда один протон, угодив в другой протон, превращается в нейтрон и обе частицы склеиваются, — возможен только благодаря счастливой случайности. Это «счастье» (кстати, можно и без кавычек) связано с величиной сильного взаимодействия. Если бы сильное взаимодействие было всего на один-два процента «сильнее», чем оно есть на самом деле, то его «мощности» хватило бы, чтобы преодолеть взаимную антипатию двух протонов, они склеились бы и образовали ядро с двумя протонами. Поскольку в квантовом мире «сильный» — синоним слова «быстрый», такая реакция происходила бы с чрезвычайно высокой скоростью. В сущности, все водородное топливо Солнца было бы использовано менее чем за секунду, и в ходе столь бурного процесса Солнце просто взорвалось бы — лопнуло бы, как чрезмерно надутый воздушный шарик.

Этой счастливой случайности мы обязаны нашим существованием. Если бы сильное взаимодействие было на несколько процентов «сильнее», Солнце просто не могло бы существовать. Но поскольку это взаимодействие именно таково, каково оно есть, Солнце может безбедно существовать 10 миллиардов лет, предоставляя колоссальный срок для эволюции сложных живых организмов, то есть нас с вами.

Ну что же… Выйдем в ясный день на улицу. В небе сияет Солнце. Этот простой факт рассказывает нам не только о том, что в природе существует источник энергии, в миллион раз более концентрированный, чем динамит. Он говорит нам еще и о поразительной счастливой случайности, подаренной нам природой в виде «силы» одного из фундаментальных взаимодействий, — случайности, на которой зиждется само наше существование.

5. Вы, я и поразительно неправдоподобный тройной альфа-процесс

Само ваше существование говорит вам о том, что наша Вселенная — возможно, не единственная

Если мы приглядимся к Вселенной и сопоставим множество случайностей в физике и астрономии, которые совместно работают к нашему благу, то покажется, что Вселенная словно бы предполагала наше появление.

Фримен Дайсон [58]

58

Джон Дайсон Фримен (р. 1923) — американский физик-теоретик английского происхождения. Один из создателей квантовой электродинамики. Высказывание Дайсона процитировано в книге Джона Барроу и Фрэнка Типлера «Антропный космологический принцип» (1986).

И мужчине и женщине я говорю: да будет ваша душа безмятежна перед миллионом вселенных.

Уолт Уитман («Песня о себе») [59]

Оглядитесь вокруг. Земля полна жизнью. Никто не знает, как эта жизнь началась. Но бесспорно одно. Жизнь в том виде, в котором мы ее знаем, не могла начаться без углерода. Атомы углерода обладают уникальной способностью соединяться с другими атомами углерода, создавая ошеломительный набор сложных молекул. В наших телах углеродные «биомолекулы» выполняют множество важных задач — метаболизируют пищу, которую мы едим; реагируют на свет, попадающий на сетчатку; шифруют наследственную информацию в дезоксирибонуклеиновой кислоте, или ДНК, и так далее Мы — углеродные двуногие, само существование которых строится на том, что углерод — широко распространенный элемент. После водорода, гелия и кислорода углерод — четвертый элемент, которым изобилует Вселенная. И вот это изобилие, между прочим, рассказывает весьма интересные вещи. Оно говорит нам о цепочке поразительно неправдоподобных совпадений в свойствах горстки атомных ядер. Мало того что эти совпадения несут ответственность за наше существование, они прозрачнейшим образом намекают, что наша Вселенная — всего лишь одна из бесконечного множества вселенных, плавающих, подобно пузырям, в невообразимо гигантской «мультивселенной».

59

Перевод К. Чуковского.

Это слишком необыкновенное заключение, чтобы вывести его из одного лишь факта нашего существования, однако логика здесь, если вдуматься, совершенно неотвратимая. Первым делом надо осознать, что все элементы, включая углерод, не были размещены во Вселенной Создателем в День Номер Один. Вместо этого Вселенная началась с простейших ядерных кирпичиков — протонов и нейтронов, — и лишь впоследствии они склеились, чтобы образовать ядра девяносто двух природных элементов.

Свидетельства того, что элементы были сделаны— собраны по кирпичику, — на самом деле не так уж бросаются в глаза. Один из наиболее важных ключей к разгадке — изобилие различных элементов во Вселенной. Оценить это можно многими способами. Например, проанализировать состав камней из земной коры и метеоритов из космоса. Такие измерения впервые произвел норвежский химик Виктор Мориц Гольдшмидт в 1936 году. Распространенность элементов также может быть измерена путем исследования характерных «пальцевых отпечатков», которые они оставляют в свете, идущем от звезд; эту технику эффективно использовала Сесилия Пейн, когда она удивила научный мир, открыв, что Солнце едва ли не целиком состоит из самых легких элементов — водорода и гелия. Здесь интересно вспомнить слова французского философа Огюста Конта (1798–1857), составившего в 1835 году список вещей, которых, как он полагал, никогда не будут постигнуты наукой. Имея в виду Солнце и звезды, Конт писал: «Мы понимаем, как определить их форму, расстояния до них, их массу и их движения, но мы никогда не сможем ничего узнать об их химическом и минералогическом составе» [60] . Не прошло и четверти столетия, как немецкий физик Густав Роберт Кирхгоф (1824–1887) показал, что химические элементы — например, натрий, — будучи накалены в пламени газовой горелки, испускают свет с характерными для них длинами волн, и подобные «спектральные отпечатки» можно использовать для идентификации различных элементов в свете, идущем от Солнца и звезд. Огюсту Конту не пришлось краснеть от стыда и брать свои слова обратно — он умер до этого открытия [61] .

60

Цит. по: Огюст Конт. Курс позитивной философии: в 6 томах. Полный перевод с последнего 5-го французского издания под редакцией, с примечаниями и статьями профессоров С. Е. Савича, С. П. Глазанала, О. Д. Хвольсона, Д. И. Менделеева, К. И. Тимирязева, А. С. Лаппо-Данилоевского, И. М. Гревса и Н. О. Лосского, с приложением статьи профессора Н. И. Кареева. — СПб, 1901, — Книга II. Глава I.

61

Это не совсем так. Густав Роберт Кирхгоф проводил свои опыты в 1854 г., а Огюст Конт умер в 1857-м. Конечно, французский философ знал о новейших достижениях естественных наук, просто он до последних дней продолжал стоять на своем.

Анализ состава звезд, земных камней и метеоритов дал поразительные результаты. Оказалось, что по всему космосу элементы присутствуют примерно в одних и тех же пропорциях. Как сказал американский физик Ричард Фейнман: «…самым выдающимся открытием астрономии было открытие того, что звезды состоят из таких же атомов, что и Земля» [62] .Менее удивительно, однако не менее важно то, что во «вселенской» распространенности элементов виден определенный рисунок. Общее правило таково: чем тяжелее элемент, тем реже он встречается в природе. Однако на деле кривая распространенности элементов уходит вниз невероятно круто: например уран, элемент № 92, встречается в миллиард раз реже, чем элемент № 11, натрий. Легче всего это увидеть на листе миллиметровки. Если построить график, на горизонтальной оси расположив элементы по возрастанию их атомного веса, а на вертикальной оси отобразив распространенность элементов в природе, то в результате получится горный склон. От самых легких элементов в левой части листа склон крутым обрывом уйдет к тяжелым элементам, наподобие урана, расположенным в крайней правой части.

62

Р. Фейнман, Р. Лейтон, М. Сэндс. Фейнмановские лекции по физике. Перевод с английского А. В. Ефремова, Г. И. Копылова, О. А. Хрусталева. — М.: Мир, 1965. — Вып. I. Гл. 3.

Некоторые элементы, однако, выступают против общей тенденции — им словно бы не нравится это резкое падение распространенности с нарастанием атомного веса. Получается, что они более распространены, чем их соседи по горному склону. Так, на склоне есть холмики, соответствующие углероду, азоту и кислороду; железо и его ближайшие соседи тоже образуют холмик. Но встречаются и такие элементы, распространенность которых отчетливо меньше, чем у соседей. Например, на склоне есть впадины, соответствующие литию, бериллию и бору.

Почему одни элементы более распространены, чем ожидалось, а другие менее? Важный ключ к разгадке можно найти в удивительном месте: в астоновской долине ядерной стабильности.

Вспомним, что в долине ядерной стабильности ядра с наименьшей массой в пересчете на один нуклон — железо и никель — находятся внизу, а по склонам, расположенным по обе стороны низины, поднимаются атомы, у которых все больше и больше массы в пересчете на нуклон. Ну что же, как выяснилось, эта простая картина не рассказывала всей правды. Когда Астон усовершенствовал свой масс-спектрограф и смог измерить массы ядер более точно, он обнаружил, что склоны его долины не слишком уж гладкие. Там, где были ядра с большей массой на нуклон, чем у ближайших соседей, располагались небольшие бугорки, а там, где были ядра с меньшей массой на нуклон, получились ямки. Примечательно то, что горбики на горном склоне распространенности элементов в точности совпали с ямками астоновской долины ядерной стабильности, а впадины на склоне распространенности совпали с холмиками на склонах астоновской долины. Вывод неизбежен: между этими явлениями должна быть связь. Насколько распространен элемент, должно зависеть от конкретных свойств его атомного ядра. Это и есть сильнейший намек на то, что за формированием элементов стоят ядерные процессы, — иначе говоря, намек на то, что элементы были сделаны.

Представим себе, что высоко со склонов долины кто-то сбрасывает партию футбольных мячей. Катясь по склонам ко дну долины, они огибают бугорки, но застревают в ямках. Соответствие между распространенностью элементов в космосе и астоновской кривой говорит о том, что нечто подобное, видимо, произошло и в природе. Атомные ядра, должно быть, были «сброшены» с высокого левого склона долины ядерной стабильности. Затем они «покатились» по склону ко дну долины, огибая бугорки и застревая в ямках. Атомное ядро в верхней левой части астоновской долины ядерной стабильности — это ядро маленькое, легкое. То ядро, которое скатывается ко дну долины, следовательно, не что иное, как легкое ядро, становящееся все тяжелее и тяжелее по мере последовательного накопления в нем ядерных кирпичиков. Другими словами, это легкое ядро, из которого строится более тяжелое.