Чудеса в Гарбузянах (илл. А.Василенко)

«А даже если и заглядывал ночью? Ничего страшного. Он же ничего плохого не делает. Даже наоборот. Чего же бояться».

И таинственный незнакомец уже казался ему даже симпатичным.

Проснулся и Марусик. Из шалаша высунулась его взлохмаченная голова. Глаза смотрели испуганно.

— Привет! — весело сказал Сашка Цыган. — Вылезай. Завтракать будем.

Он уже разжигал костёр. Нигде так вкусно нельзя поесть, как утром в лесу. Ребята слопали чуть ли не половину сумки еды.

— Интересно, как там наши старики, — улыбнулся Сашка Цыган.

Марусику захотелось вздохнуть, он едва сдержался. Он очень переживал.

«Мои, наверно, глаз не сомкнули. Папа курил целую ночь, хоть три года, как бросил. Он, когда очень волнуется, всегда закуривает. И потом ему плохо. Мать корвалол пила и плакала…»

Раздумья его прервал Сашка Цыган.

— На! — Сказал он и протянул Марусику лягушачью лапку.

— Зачем? — вздрогнул Марусик.

— Как «зачем»? Теперь ты загадывай. Только смотри, не так, как я…

— Да… Не надо. Не хочу я…

— Как это не хочешь? Это же, можно сказать, из-за тебя всё заварилось. Я же хотел выкинуть, помнишь. А ты… На, возьми! Только смотри: не забери из магазина всё подчистую. Не будь жадиной, — Сашка Цыган силой сунул лягушачью лапку Марусику в карман.

Глава седьмая, в которой наши герои убеждаются, что взрослые — очень сложные люди. На Бамбурах снова поют

Они сразу навострили уши. Им показалось, что издалека сквозь чащобу к ним продирается дикий кабан или еще какой-то зверь.

Трещали и ломались ветки. Даже земля дрожала под тяжелыми быстрыми скачками.

Ближе… Ближе… Ближе… Они уже собрались броситься наутёк, когда из кустов выскочил… задыхающийся Журавль.

— А ну тебя! — в один голос облегченно воскликнули ребята.

— Фу! Фу! Фу! — пыхтел, как компрессор, Журавль, не в состоянии вымолвить и слово.

Наконец он немного отдышался и только тогда выдохнул:

— Оххх!.. Там такое творится! Такое творится!.. Полночи меня допрашивали. Никто не спал. Матери голосят. Отцы вдоль речки с фонарями бродят… А сегодня утром твой, Цыган, отец на мотоцикле в район поехал. В милицию.

— Ой-йой! — Марусик даже присел от испуга. — Что же теперь будет?

Сашка Цыган нахмурил брови:

— Да-а!..

Потом вздохнул и спросил, словно без всякого интереса, притворно равнодушным тоном:

— А… а билет уже сдали в сберкассу? Не знаешь?

Журавль как-то странно посмотрел на друзей, сунул руку в карман и вытащил… лотерейный билет:

— Вот он…

— Что-о?!

Не знаю, можно ли удивится больше, чем удивились ребята.

Журавль махнул рукою:

— Да чтоб ему! Вот как пришел я вчера вечером из леса домой, там уже обстановка была неспокойная. Хотя паники еще не было. «Не видел?» — спрашивают. «Не видел. Мы, — вру, — поругались немного. Они куда-то отправились. А куда, не знаю». Час прошёл, второй. Стемнело. Матери ваши всё больше нервничают. Отцы, правда, держатся. Только сопят угрюмо. А потом вдруг вижу, подходит твой, Цыган, отец к твоему, Марусик, и говорит. Хрипло так, приглушенно: «Нате вам, сосед, этот билет лотерейный, везите в сберкассу». И протягивает. А тот удивленно: «Так вы же собирались утром сами!.. Чего же…» — «Некогда было… — И рукой махнул. — Берите, вы же просили». Твой, Марусик, брови как насупит: «Нет, — говорит, — не хочу!» — «Да возьмите же!..» — «Не хочу и всё…». Этот даёт, а этот не берет. Этот даёт, а этот не берет. И оба красные, глаза прячут, отворачиваются. Просто как дети. Тогда твой, Марусик, замахал-замахал руками и убежал в хату. А твой меня увидел и мне: «На, сынок, матери отдашь!». Силой мне в руку билет вложил и ушел. Я — к матери. А она: «Да ты что! Не хочу! — И тоже руками замахала. — Пусть учительница эти занимается! Таисии Николаевне отдашь…» Вот так! — Журавль усмехнулся и протянул лотерейный билет Сашке Цыгану. — На! Сам Таисии Николаевне отдавай.

Сашка Цыган покраснел и отшатнулся:

— Нет! Не буду.

— Да ты что? Это же ты выиграл.

— Ну и что? А теперь я к нему и притрагиваться не хочу.

— Марусик… — сделал шаг Журавль.

— Нет! Нет! Нет! Меня не впутывай! Я вообще был против. — И Марусик отскочил, будто Журавль держал в руке не бумажку, а пылающий факел.

— Ну, знаете… — начал было Журавль. Но Сашка Цыган перебил его:

— Не пори горячку. Билет у тебя, так пусть у тебя и полежит. А там видно будет…

— Вот-вот! Верно! — подхватил Марусик. А сейчас айда домой. А то…

Журавль не умел спорить.

…Домой они возвращались мимо Бакая, самым коротким путём. Что быстрее. И зловещее страшное черное озеро не казалось им сейчас ни страшным, ни зловещим.

Когда они уже подходили к Бамбурам, Марусик тяжело вздохнул.

— Не дрейфь! — понял его вздох Сашка Цыган. — Ну, подумаешь, подзатыльников пару дадут. А даже если и больше… Зато…

— А я и не боюсь. Подумаешь, — снова вздохнул Марусик. — Просто маму жалко. Как они переживали, наверно…

Подзатыльников не было. Были слёзы, крик и причитания. Даже Семен Семенович отвернулся и вытер слезу. А когда примчался из района на мотоцикле отец Цыгана, он крякнул, увидев сына, что-то хотел сказать, но перехватив взгляд жены, еще раз крякнул, махнул рукою, сел на мотоцикл и поехал в бригаду.

И остальные родители тоже заспешили на работу.

А вечером, когда все пришли и готовились к ужину, на дороге неожиданно появился Кузьма-почтальон. Он с такой силой крутил педали, словно заканчивал дистанцию велокросса на мировое первенство.

С разгону въехал во двор Цыганов и так резко затормозил, что оторопевший Бровко даже не гавкнул, а лишь удивленно раскрыл пасть. Лицо у запыхавшегося Кузьмы-почтальона было очень смущенное и виноватое.

Сначала подумалось: это потому, что два дня он не развозил почту (так как гулял в соседнем селе на свадьбе двоюродной сестры). Но…

— Эх, люди добрые, — жалобно скривился почтальон. — Извините меня, если можете. Неприятно, ох, как неприятно приносить горькую новость, но разве же я виноват…

— В чем дело? — всполошилась мать Цыгана, Ганна Трофимовна.

— Ох, лучше бы не от меня вы услышали…

— Да что такое? Говори уже! — нахмурился Павел Максимович.

— Да вот… в газете вчерашней поправка. В лотерейную таблицу вкралась ошибка. Вместо тройки восьмёрка была напечатана. — И Кузьма-почтальон, виновато опустив голову, протянул газету.

Павел Максимович посмотрел на газету, потом на почтальона, потом на газету, потом на сына, потом на Семен Семеновича, который стоя на крыльце внимательно слушал, — и вдруг… захохотал. Да так оглушительно, что Бровко даже присел и прижал уши.

— Ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха!.. А мы тут чуть не того… не… Ха-ха-ха-ха-ха!

Через минуту захохотала и Ганна Трофимовна, а за нею Семен Семенович, и Мария Емельяновна, не говоря уже о мальчишках, которые даже визжали от хохота.

Кузьма-почтальон, ничего не понимая, вытаращился на этих странных людей, которые весело хохотали, услышав такую невеселую новость.

— Сосед! — закричал Павел Максимович своим громовым голосом Семену Семеновичу. — Ну, сосед! Это надо отметить! Это надо отметить! Обязательно!..