Чудесная чайная Эрлы
Шрифт:
– Ладно, – Расмус с трудом встал, поморщился, ощупал ребра.
– Может, сразу к доктору?
– Не стоит. Я бы лучше выпил у вас чаю. Пирожные остались?
– Найдется, – вздохнула я, смиряясь с ночным гостем. – Обопритесь на меня, если вам тяжело идти.
– Ничего, доберусь.
И мы медленно, осторожно двинулись вперед.
Ветер посвистывал в темных проулках, ледяной туман холодил щеки, желтая луна высоко стояла над крышами. Я шагала молча, но Расмус болтал за двоих. Спокойного и сдержанного комиссара было не узнать. После стычки он стал весел,
– Вы молодец, Эрла. Умная девушка. Повели себя правильно. Закричали «пожар» – так и нужно, – разглагольствовал он. – Люди – трусливые и осторожные создания. Услышав крик «грабят», они закрывают дверь на второй замок и захлопывают ставни. А если кричать «помогите, насилуют!» то, чего доброго, и правда прибегут помогать, но только не вам, а насильнику.
– Рейн, прекратите! – отозвалась я шокировано. – Как можно быть таким циничным!
– Я на многое насмотрелся за годы в столичной полиции. Хорошо, что догнал вас и сумел защитить. Иначе вы бы не добрались домой. Надеюсь, это послужит вам уроком.
– Будь я одна, все кончилось бы мирно, – резко ответила я, устав от его снисходительных поучений.
– Мирно? Каким это образом? Вы бы мирно отдали свои деньги и честь?
– Я бы поговорила с бродягами. Ласково, без угроз. Объяснила бы, что с меня взять нечего. Они ведь не от хорошей жизни пристают к прохожим. Я бы посоветовала им искать работы у фермеров на окраинах, сейчас там требуются руки и можно получить несколько эленов на хлеб. Они бы поняли меня и ушли.
Комиссар насмешливо присвистнул.
– Кажется, я поторопился назвать вас умной. Вы это серьезно?
– Да!
– Знаете, чем кончился бы ваш душеспасительный разговор? Мне пришлось бы утром подбирать в переулке ваш хладный труп и составлять протокол. Из какого мира вы явились, Эрла? Из мира, где живут розовые зайчики и феи?
– Я не дурочка и знаю, что в городе полно опасностей и лихих людей. Мою жизнь нельзя назвать безмятежной, и с несправедливостью я теперь хорошо знакома. Я умею быть осторожной. Но также умею находить общий язык с вредоносными растениями и животными. Люди ничем от них отличаются. Я верю в силу доброго слова. Это основной принцип витамагии.
– Странное вы существо, – пробормотал комиссар.
К счастью, мы пришли, и неприятный разговор прервался.
Я отперла дверь чайной и пригласила комиссара:
– Заходите. На кухню, пожалуйста.
В зал вести его было опасно – зоркие глаза Расмуса могли заметить новый цветочный горшок на шкафу.
Я не переоценила наблюдательность комиссара.
Оказавшись в кухне, он спросил:
– Где ваша альфина? Почему она не встречает хозяйку?
– Бродит где-то, – я отвернулась. – Я выпускаю ее на ночь. У нас тут крысы водятся, ей есть чем развлечься.
Расмус кивнул, удовлетворившись ответом, сел на стул и стянул куртку.
Я достала из шкафчика бинты и лечебную мазь.
– Позвольте, обработаю ваше лицо.
Он покорно поднял голову, а меня внезапно сковало смущение при мысли о том, что мне придется стоять к нему вплотную, касаться его губ и его шрама.
Наклонилась и осторожно провела чистым носовым платком по пятну запекшейся крови на его подбородке, но моя
рука дрогнула.– Дайте я сам, – Расмус забрал у меня платок и бутылек. Я отступила, он подошел к тазу с рукомойником, критически осмотрел свою физиономию в зеркале и взялся приводить себя в порядок.
А я принялась с облегчением готовить чай.
Когда Расмус закончил, я жестом предложила ему занять место за столом, куда я уже выставила чайник, чашки и тарелку с пирожными и печеньем – остатки всего, что я пекла как одержимая, стремясь заполнить пустой день.
– Что это? – Расмус поднес чашку ко рту и осторожно понюхал напиток. – Тот самый знаменитый Нокс Вигилате, который позволит мне провести всю ночь без сна?
– Нет, наоборот. Здесь ромашка, мелисса, мята и немного меда. Вам нужно успокоиться, расслабиться, крепко выспаться, когда придете домой. Вы сейчас похожи на боевого петуха, который ищет новой драки, хотя ему и потрепали перья в предыдущей.
Расмус хмыкнул и начал медленно пить, морщась, когда край чашки касался его разбитой губы. Протянул руку к тарелке и захрустел печеньем.
Он удобно устроился на табурете, оперевшись локтями на стол, и всем своим видом показывал, что никуда не торопится, несмотря на мой намек о том, что час поздний, и ему не мешало бы провести остаток ночи в своей постели.
Он сидел в одной рубашке, закатав рукава: манжеты промокли и потемнели, и его волосы тоже блестели от влаги после умывания. Руки у Расмуса были жилистые, сухие, с длинными нервными пальцами.
Моя кухня вызвала у него интерес. Он с любопытством рассматривал столы, буфеты, фарфоровые тарелки на стенах и связки трав под потолком.
– Мило у вас, – заметил он. – Как в кукольном домике.
– Я старалась сделать свое убежище уютным.
– Вот чем вы считаете свою чайную и свой дом? – он отставил чашку и глянул на меня зорким взглядом полицейского. – Это ваше убежище от жестокого мира?
Я поерзала. Мне стало не по себе. Слишком уж его интонация походила на ту, что он использовал во время допроса.
– Да. Это мое зачарованное королевство. А сейчас его существование оказалось под угрозой.
– И на что вы готовы пойти, чтобы его защитить?
– Не на убийство и не на зловредное применение витамагии, если вы на это намекаете! – ответила я запальчиво.
Расмус поднял руку в примирительном жесте.
– Эрла, я сейчас сижу в вашей кухне не как полицейский, а как друг. Я вас не допрашиваю и не пытаюсь загнать вас в ловушку. Лишь хочу понять ваш образ мыслей, вашу жизнь.
– Моя жизнь не обернута в розовую вату, – огрызнулась я.
– Но вы бесконечно верите в добро. Прячетесь от зла в своем кукольном домике, в своей чудесной чайной.
– Имею право! Я хлебнула немало горя. Рано потеряла родителей. Потеряла бабушку и дедушку. Осталась сиротой без средств к существованию! Мне не хочется новых потрясений. Я не просто прячусь в свой чайной лавке. Я даю убежище всем, кому это нужно. Это место для тех, кому хочется забыть о горестях, прикоснуться к чудесному.
– Вы отправились одна на ночную прогулку в опасное место, наивно веря, что с вами не случится ничего плохого, – продолжал гнуть свое комиссар.