Чудесная миниатюра

Он сделал шаг навстречу и, стряхнув с себя наваждение, удостоверился, что она реально существует, стоит чуть поодаль от него, а ее губы плотно сжаты.

— Спокойной ночи, — попрощался с ней маркиз, чувствуя себя не в силах повернуться и уйти.

Затем, не в силах сдержаться, он положил ей палец на подбородок, наклонил голову и прикоснулся своими губами к ее.

Это был очень легкий, совершенно лишенный страсти поцелуй, так мужчина мог бы поцеловать ребенка. Но их губы встретились, и оба замерли, затаив дыхание.

Маркиз поднял голову.

— Спокойной ночи, Ванесса, — повторил он.

Теперь его голос прозвучал отрывисто и громко. Он, не глядя на девушку, двинулся к двери и прошел к себе в спальню.

Маркиз услыхал, как за ним закрылась дверь, и Ванесса заперла ее на ключ.

Он медленно побрел к креслу, стоявшему у камина, сел и стал смотреть на языки пламени.

Глава вторая

Маркиз Рэкфорд вошел в Карлтон-хауз, по привычке окинув одобрительным взглядом его величественный фасад с прекрасным коринфским портиком.

Всякий раз, приходя к принцу Уэльскому, он не мог удержаться от восхищения не только самим дворцом, до неузнаваемости перестроенным Холландом, но и его внутренним убранством.

Слуги принца в темно-синих ливреях, искусно расшитых золотой нитью, сначала провели его по великолепному залу с колоннами из коричневого сиенского мрамора, а потом вверх по двойной лестнице в приемные покои принца.

Маркиз миновал музыкальный салон и гостиную, украшенную китайской мебелью и картинами. Этот стиль вошел в моду с 1750-х годов, и в высшем свете у него имелось немало поклонников.

Он двигался неторопливо, с достоинством и выглядел на редкость элегантно. Его прекрасно сшитый костюм производил особое впечатление прежде всего потому, что маркиз не любил ничего яркого и пестрого. Это выгодно отличало его от большинства светских львов и денди.

Он следовал неписаным правилам законодателя мужской моды Бруммела, утверждавшего, что безупречный костюм должен оставаться незаметным.

Однако не заметить маркиза было просто невозможно. Что-то в его облике сразу приковывало к себе внимание, и привыкшие к самым разнообразным посетителям слуги с уважением поглядывали на него.

Лакеи с почтением смотрели на его широкие плечи, зная, что при желании маркиз Рэкфорд способен свалить с ног даже профессионального боксера, и такое случалось не раз.

Маркиз словно не сознавал, какой интерес он вызывает у окружающих. Он разглядывал картины и мебель и обнаружил несколько незнакомых ему вещей, видимо, приобретенных принцем совсем недавно, пока маркиз был в отъезде.

Он вспомнил, как леди Сара Спенсер говорила ему:

— Принц очень часто меняет обстановку. Не успеет кто-нибудь привыкнуть к той или иной ее детали, как на ее месте появляется новая.

Впрочем, восхитительное полотно Ван Дейка, которое принц приобрел не так давно, было хорошо известно маркизу. Он хорошо помнил и пейзажи голландских мастеров. Принц купил их, несмотря на то, что голландские живописцы в настоящее время считались немодными.

По мнению маркиза, обстановка Карлтон-хауза не имела цены, потому что принц приобрел после революции настоящие сокровища, бездумно выброшенные из Версаля и других знаменитых дворцов Франции.

Бесспорно, у принца была лучшая коллекция французских произведений искусства. Подобной не мог похвалиться ни один английский монарх.

Когда они добрались до китайской гостиной, лакей, распахнув резные двери, торжественно объявил о его приходе. Маркиза хорошо знали в Карлтон-хаузе.

— Маркиз Рэкфорд, ваше королевское высочество.

Интонации лакея напоминали торжественный тон архиепископа, выступающего с проповедью.

— Рэкфорд! Я даже не подозревал, что вы вернулись. Рад вас видеть, мой дорогой друг. Ну и каковы результаты вашей поездки?

— Об этом я и хочу рассказать вам, сир, — ответил маркиз.

— Садитесь, — предложил принц, — и выпейте бокал вина.

Как бы предвидя это желание принца, в дверях появились дворецкий и двое лакеев. Они внесли в гостиную большой серебряный поднос с тяжелыми графинами и хрустальными бокалами, на которых были выгравированы королевские монограммы.

Маркиз взял бокал вина, принц предпочел бренди.

— Вы купили мне Тициана? — поинтересовался принц, когда слуги, обслужив джентльменов, удалились.

Он говорил с воодушевлением мальчика, которому пообещали дорогую игрушку, и, казалось, не мог больше ждать ни минуты, предвкушая радость обладания заветной вещью.

Маркиз покачал головой:

— Боюсь, что огорчу вас, сир. Лорд Харгрейв очень расстроился, когда я был вынужден сообщить ему, что это копия.

Принц рассмеялся:

— Убежден, что Харгрейв просто рвал и метал. Хотелось бы мне видеть эту сцену. Он с таким пылом говорил со мной о картине и ни минуты не сомневался, что я ее куплю.

— Я бы не советовал вам это делать, сир.

— Вы прекрасно знаете, что я последую вашему совету, — отозвался принц. — Подумать только, копия! — Он снова засмеялся. — Хотел бы я видеть Харгрейва в ту злосчастную минуту, — повторил принц.

— Он немного утешился, сир, когда я отыскал в дальнем переходе между залами отличного Яна Ван Гойена. Картина висела в темном углу долгие годы, и никто не обращал на нее внимания.

— Ван Гойен! — Глаза принца засветились от возбуждения. — Вы купили ее мне? — нетерпеливо воскликнул он.

— Да, сир. Надеюсь, она украсит вашу коллекцию голландских мастеров.

— На что она похожа? Каков ее стиль? Опишите ее мне, — принялся допытываться принц.

— Эго весьма традиционный голландский пейзаж. Сельский уголок после дождя. В воздухе чувствуется влажность, а серые небеса отражаются в водах канала. Так умел писать только Ван Гойен.

— Я хочу поскорее увидеть эту картину. Просто жду не дождусь! — воскликнул принц. Рассказ маркиза явно улучшил ему настроение. — Она, надеюсь, с вами?

— Я оставил ее в Рэкфорд-хаузе, сир. Если вы позволите, я хотел бы ее привести в порядок, подобрать к ней подходящую раму и уж потом привезти в Карлтон-хауз.