Чудесные куклы барышни-попаданки

­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­

Восемь месяцев назад

«Я превратилась в куклу!»

Жуткая мысль вытеснила все остальные, повергнув меня в шок. И это спасло меня от разоблачения. Лекарь, прибывший, чтобы меня осмотреть, принял мое состояние за последствие болезни. Слабые попытки выяснить, где я нахожусь, расценили, как временную амнезию.

— Такое бывает, — объяснял лекарь горничной за неимением других людей в комнате. — Барышня несколько дней в беспамятстве провела. Ее исцеление — чудо. А память вернется.

К его появлению кукла, похожая на меня, исчезла из комнаты.

Лихоманка? Занимаясь изготовлением кукол, я интересовалась и историей. Таких кукол предки делали для защиты от болезней. Но это же… колдовство?

А лекарь тем временем поманил горничную из комнаты, велев мне отдыхать, пить лекарства, хорошо питаться и не спешить вставать.

К слову, если белый передник горничной не показался мне странным, то костюм лекаря заставил задуматься, в своем ли я уме.

Все же горничных в передниках вполне можно встретить в богатых особняках, например. Как и мебель, стилизованную под старину. Но…

Узкие брюки, длинный пиджак с высокой застежкой и широкими плечами. Под ним — жилет. Часы в нагрудном кармашке, на золотой цепочке. Костюм из хорошей шерсти — серый, в светлую полоску. Высокий воротник накрахмаленной рубашки и шейный платок вместо галстука. И ботинки — узкие, лаковые, с пуговицами. Пенсне. Шляпа и трость, что лекарь отдал горничной, едва войдя в комнату.

В одежде я разбиралась. Я шила ее для кукол и старалась, чтобы она соответствовала моде того или иного исторического периода.

Лекарь был одет так, как одевались мужчины в начале двадцатого века.

И какой в этом смысл?

Хорошо, пусть врач — чудак. Называет себя лекарем, носит старинную одежду, пенсне и часы на цепочке. Но в комплекте с горничной, комнатой и куклой…

Если это не сон, то я сошла с ума. Других разумных вариантов в голову не приходило.

И что делать? Подыграть? Возмутиться?

Я села, свесив с кровати ноги, но коснуться пола не удалось. Лежала я, как оказалось, не на матрасе, а на перине. На трех перинах. Я не поленилась заглянуть под простыню и пересчитать их.

— Барышня! Марьяна Ильинична! — всплеснула руками горничная, вернувшись в комнату. — Сказано же, лежать надо! Куда это вы собрались?

— Туда, куда короли ногами ходят, — пошутила я.

Как оказалось, неудачно. Лицо горничной вытянулось от изумления. Пришлось объяснять прямо:

— По нужде.

Подумалось, что если сейчас из-под кровати достанут ночную вазу, я не удивлюсь.

— А, так я провожу. — Горничная подставила плечо. — Или, может…

— Проводи, — твердо перебила ее я.

Уборная оставила двоякое впечатление: с одной стороны — фаянсовый унитаз с подведенной водой, плитка на стенах, с другой — умывальник системы «мойдодыр» с резными деревянными шкафчиками, а на плитках и унитазе — роспись под хохлому. И кран… из золота.

Содержимое шкафчиков подробно рассмотреть не удалось, беспокойная горничная постучала в дверь.

— Марьяна Ильинична, все в порядке?

Я успела открыть лишь одну коробочку, там оказался зубной порошок.

— В порядке, — заверила я ее, выходя из уборной. — Кстати, как тебя зовут?

Что ж, попробую сыграть по местным правилам. В конце концов, кто сказал, что сходить с ума нужно в мрачном и подавленном настроении? Обстановка вполне располагает… к некоторому веселью. Я же хотела оказаться на месте куклы-барышни? Мечты сбываются! И пока я не очнулась на больничной койке, пристегнутая к ней ремнями, можно насладиться жизнью… хм… кого именно?

После свадебного ритуала я очнулась в сарае, на стоге сена. Меня не связали, но тело затекло, и я замерзла. Сильно болела голова, во рту пересохло. И очень хотелось есть. Похоже, провалялась я тут долго.

В сарае, кроме сена, ничего не было. Сквозь щели в дощатой стене проникал свет. Еле-еле доковыляв до двери, я обнаружила, что она заперта.

— Есть тут кто? — крикнула я.

Вернее, хотела крикнуть, но голос сел, и я закашлялась. И заколотила кулаками в дверь.

— А вы кто? — поинтересовался вдруг кто-то за дверью. — И что тут делаете?

Голос мужской, незнакомый. Но отчего-то я обрадовалась. Ведь тот, кто запер меня в сарае, не стал бы спрашивать, кто я! Значит, есть шанс на спасение.

[1] Колдунья.

Глава 5

Глава пятая, в которой Влад терпит неудачу

Влад

Восстановить память не удалось.

Влад уверен, что все сделал правильно: ингредиенты зелья отмерил в должных пропорциях, руны воспроизвел точно, ключевые узлы ведовской силой напитал достаточно. И… ничего. Как в клуб завалились — помнит. А дальше — пустота. И пробуждение.

Такое возможно. Тот, кто Влада опоил и в храм Лады доставил, мог и блок на воспоминания поставить. И, значит, придется действовать иначе.

Опять же, день давно перевалил за середину, и можно надеяться, что Ромашка пришел в себя после вчерашней пьянки.

Добрыня Ромашкин, закадычный Владов друг, прозвище имел сообразно фамилии. Походил он, скорее, на медведя, чем на полевой цветок. На рыжего медведя, ибо шевелюру имел огненную. Да и остальной волосяной покров, в чем Влад убедился, не единожды побывав с Ромашкой в бане, отливал всеми оттенками рыжего цвета.

Высокий, широкоплечий, круглолицый, неуклюжий и шумный, он сильно отличался от сверстников с самого детства. Как и Влад. Правда, Влад по иной причине, но…

У Ромашкиных матушка остановилась погостить по дороге в Минеральные Воды. Поместье располагалось на берегу широкой реки. С тех времен Влад запомнил огромный белокаменный дом, стоявший на высоком холме. С балкона второго этажа и открывался чудесный вид на реку. В саду, окружавшем дом, цвели деревья. От малейшего движения ветерка начиналась цветочная метель. Это завораживало. Как и насыщенный приторно-сладким ароматом воздух.

Матушка Влада приятельствовала с Аглаей Кузьминичной Ромашкиной, в девичестве Ленской, с юных лет. Они вместе обучались в пансионе для благородных девиц, а когда Аглая вышла замуж и переехала в поместье к мужу — переписывались и навещали друг друга. Аглая никогда не чуралась дружбы с любовницей Великого Князя и, по словам матушки, никогда не пользовалась привилегиями, что эта дружба давала.