Чудесные занятия

Когда я выбрал именно эту трактовку (или она меня выбрала, поскольку мысль написать рассказ, точно соответствующий течению музыки, пришла мне в голову, пока я слушал), я решил — пусть пройдет время, ничто не должно торопить процесс сочинительства и кажущегося забывания — отвлечения, сны, разного рода случайности неуловимо ткут свой будущий ковер. Я отправлялся на пляж с фотокопией обложки пластинки, где Фредерик Йонс дает анализ основных частей «Музыкального приношения»; смутно начинал вырисовываться рассказ, который вначале казался мне слишком «от ума». Правила игры были рискованными: восемь инструментов должны быть представлены восемью персонажами, восемь звуковых рисунков, перекликающихся, чередующихся или противостоящих друг другу, должны соотноситься с чувствами, поведением и отношениями восьми человек. Изобразить литературный дубликат «Лондон харпсикорд ансамбля» мне показалось довольно глупым — ведь скрипач или флейтист не подчиняют свою частную жизнь музыкальным темам, которые исполняют; в то же время понятие общности, объединенности должно было каким-то образом присутствовать с самого начала. Стоило чуть расширить рамки рассказа, и восемь человек уже не составляли бы столь активную группу, если бы не были связаны между собой какими-то отношениями и контактами до того, как начался рассказ. Случайный разговор напомнил мне историю Карло Джезуальдо, гениального мадригалиста и убийцы своей жены; вмиг все прояснилось, и восемь инструментов представились мне восемью исполнителями вокального ансамбля; с первых слов должна быть очевидна связь между ними, все они должны знать друг друга, любить или ненавидеть до того и, кроме того, должны, разумеется, исполнять мадригалы Джезуальдо, положение обязывает. Вообразить драматическую ситуацию в таком контексте не составляло труда: последовательно наложить его соответствующим образом на «Музыкальное приношение» — это и содержало в себе вызов, то есть, я хотел сказать, удовольствие, о котором автор и свидетельствует прежде всего.

Такова литературная кухня в общих чертах; глубинные процессы выявятся в свое время — так бывает почти всегда. Итак, состав инструментов Миллисент Сильвер соответствует восьми певцам, а вокальный регистр каждого из них совпадает с музыкальным инструментом. Получилось следующее:

Флейта: Сандро, тенор.

Скрипка: Лючо, тенор.

Гобой: Франка, сопрано.

Английский рожок: Карен, меццо-сопрано.

Альт: Паола, контральто.

Виолончель: Роберто, баритон.

Фагот: Марио, бас.

Клавир: Лили, сопрано.

Персонажей своих я представил латиноамериканцами, в основном из Буэнос-Айреса, где у них должен быть последний сольный концерт после продолжительных гастролей в разных странах. Я представил их в начале кризиса, еще непонятного (скорее для меня, чем для них), единственное, что было ясно, — появилась трещина, разрушавшая тесную спаянность группы мадригалистов. Я написал первые абзацы на глазок, но менять ничего не стал, по-моему, я никогда не менял расплывчатого начала стольких своих рассказов, потому что чувствовал, что предам в себе что-то, и я понял невозможность воспроизведения «Музыкального приношения» средствами рассказа, если не знать точно, когда какие инструменты звучат, то есть какие персонажи в какой сцене действуют, до самого конца. И тогда с удивлением, которое, к счастью, я еще способен испытывать, когда пишу, я увидел, что в финале участвуют все персонажи, кроме одного. И этот один с первых уже написанных мною страниц должен явиться причиной, тогда еще неопределенной, той самой трещины, разрушающей единство, которое другой персонаж назовет клоном. В ту же секунду вынужденное отсутствие Франки и история Карло Джезуальдо, завладевшая моим воображением, стали мухой и паутиной в материи рассказа. Теперь я мог продолжать — все окончательно сложилось.

Что касается самого написания: фрагменты расположены в том порядке, в каком их дает трактовка «Музыкального приношения» Миллисент Сильвер; затем каждый пассаж должен совпадать с соответствующей музыкальной формой (канон, трио-соната, каноническая фуга и т. д.), а все персонажи, заменяющие собой инструменты, должны соответствовать им в суперстепени. Так что будет полезно (полезно для интересующихся, а все, что вызывает интерес, почти всегда полезно) указать здесь последовательность, как это делает Фредерик Йонс, и состав инструментов, выбранных госпожой Сильвер:

«Терцет»: скрипка, альт и виолончель.

«Бесконечный канон»: флейта, альт и фагот.

«Канон в унисон»: скрипка, гобой и виолончель.

«Канон в обращении»: флейта, скрипка и альт.

«Канон в увеличении и в обращении»: скрипка, альт и виолончель.

«Спиральный канон восходящей модуляции»: флейта, английский рожок, фагот, скрипка, альт и виолончель.

«Трио-соната»: флейта, скрипка и continuo (виолончель и клавир).

1. Largo

2. Allegro

3. Andante

4. Allegro

«Бесконечный канон»: флейта, скрипка и continue

«Канон ракоходный»: скрипка и альт.

«Канон загадочный».

a) Фагот и виолончель;

b) альт и фагот;

c) альт и виолончель;

d) альт и фагот.

«Канон четырехголосный»: скрипка, гобой, виолончель и фагот.

«Фуга каноническая»: флейта и клавир.

«Секстет»: флейта, английский рожок, фагот, скрипка, альт и виолончель, в сопровождении клавира.

(В финале, озаглавленном «Секстет», клавир, исполняющий continuo, является седьмым участником.)

Поскольку пояснения получились почти такими же пространными, как и рассказ, у меня нет сомнений, продолжать их или нет. Я абсолютно несведущ в вопросах вокальных ансамблей, так что у профессионалов будет масса поводов для ликования. В самом деле, почти все, что я знаю о музыке и музыкантах, я нашел на обложках пластинок, которые я прочитываю всегда с большим вниманием и пользой. Это относится также и к ссылкам на Джезуальдо, мадригалы которого я слушаю с давних времен. Что он убил жену — это точно; что до остального, других возможных совпадений у меня в тексте, — спросите у Марио.

[Пер. А.Борисовой]

Граффити [315]

Антонио Тапьесу [316]

Столько всего начинается, а может, и кончается шуткой; думаю, тебе приятно было увидеть рисунок рядом с твоим, ты объяснил это случайностью или чьим-то капризом и только во второй раз понял, что это было намеренно, и тогда ты потихоньку стал разглядывать его, даже вернулся попозже, чтобы посмотреть еще раз, приняв обычные меры предосторожности, — в момент, когда улица наиболее пустынна, на ближайших углах нет полицейских машин, приблизиться с видом полного безразличия и никогда не рассматривать граффити в лоб, лучше с противоположного тротуара или по диагонали, заинтересовавшись для виду стеклянной витриной, мимо которой идешь.

315

Граффити — в прямом значении слова: древние надписи или рисунки бытового либо культового содержания, нацарапанные на стенах зданий, сосудах и т. п.

316

Тапьес Антонио (р. 1923) — испанский художник. Для его работ характерны повышенная экспрессивность и драматизм.

Сам ты затеял эту игру со скуки, это не было настоящим протестом против существующего положения вещей в городе, против комендантского часа и грозного запрета расклеивать или писать воззвания на стенах. Ты просто развлекался, делая рисунки цветными мелками (тебе претил термин «граффити», слишком научный), и время от времени приходил посмотреть на них, тебе даже немного льстило, что это из-за тебя приезжала муниципальная машина и служащие стирали рисунки, ругаясь впустую. Им не важно было, что рисунки не политические, — запрещение касалось любых, и, если какой-нибудь ребенок осмеливался нарисовать дом или собаку, они все равно с оскорблениями и угрозами стирали это. Обстановка в городе создалась такая, что уже неизвестно было, откуда ждать опасности; возможно, поэтому тебе и нравилось утверждать себя, делая рисунки, каждый раз подыскивая для этого подходящее место и время.

Ты никогда не попадался, потому что умел выбрать момент: еще до появления машин, которые убирали улицы, тебе открывалось пространство настолько чистое, что оно вселяло надежду. Глядя издалека на свой рисунок, ты видел, как прохожие мельком смотрят на него, конечно, никто не задерживался, но никто и не проходил не взглянув, — это могла быть наскоро сделанная абстрактная композиция в двух цветах, или контуры птицы, или две соединенные фигуры. Только один раз ты написал черным мелом фразу: «Мне тоже больно». Не прошло и двух часов, как полиция, на этот раз лично, заставила ее исчезнуть. После случившегося ты продолжал делать только рисунки.

Когда рядом с одним из твоих появился чужой, ты почти испугался, ощущение опасности удвоилось — еще кому-то, как и тебе, нравилось развлекаться на краю пропасти или чего похуже, и этот кто-то, ко всему прочему, — женщина. Тебе так не сделать, тут было другое, лучшее, чем самые смелые твои попытки: линия, преобладание теплых тонов, воздух. Поскольку ты до сих пор действовал один, тебе это показалось вознаграждением; ты восхищался ею, тревожился за нее, боялся, не будет ли этот раз единственным, почти выдал себя, когда рядом с другим твоим рисунком она еще раз сделала свой, — тебе захотелось стоять перед ним и смеяться, как будто полицейские были слепыми или идиотами.

Началась другая жизнь, таинственная, прекрасная и полная опасности одновременно. То и дело ты сбегаешь с работы в надежде застать ее врасплох, выбираешь для рисунков улицы, которые можно обойти простым, коротким путем, возвращаешься на рассвете, в сумерках, в три часа утра. Это было время душевных мучений, разочарований, когда обнаруживаешь новый ее рисунок рядом со своим, а улица пуста и ты никого не нашел, от этого она кажется еще более пустой. Однажды вечером первый рисунок сделала она, ты увидел его: красными и голубыми мелками на воротах гаража, используя структуру изъеденного жучком дерева и шляпки гвоздей. В нем была вся она — манера, краски, — но, кроме того, это была просьба или вопрос, способ обратиться к тебе. Ты снова пришел на рассвете, когда патрули совсем редки — глухие ко всему, они уже проделали свой дренаж, — и на оставшемся месте на дверях бегло нарисовал пейзаж с парусами и дамбами; если не вглядываться, то можно было принять это за случайную игру линий, но она сумеет его увидеть. В тот вечер тебе едва удается удрать от полицейского патруля, у себя в комнате ты пьешь джин и разговариваешь сам с собой, говоришь что приходит на ум, все это похоже на звучащий рисунок, еще один порт с парусами, ты представляешь ее смуглой и молчаливой, придумываешь ей губы, грудь, немного хочешь ее.