Чудо из волшебного шара

– Джордж! Подожди!

Бабушка Фло мельком глянула через плечо.

– Ага! – осенила её догадка. – Ты, наверно, хочешь поговорить, моя радость? Я подожду тебя здесь.

Джордж повернул назад, с трудом протискиваясь сквозь приливную волну шапок с помпонами и покусанных морозом щёк. Подошла Бобби и протянула к нему руку. На затянутой в перчатку ладони лежал стеклянный шар.

– Старик не захотел его завернуть. Сказал, что торгует «диковинками», а не «глупостями». Большая разница, видимо, – пожала она плечами, глядя вниз на носки ботинок. – У меня было с собой только три фунта и двадцать два пенса, но старик сказал, что это стоит именно столько, и это, наверно, судьба. Прости, что я там так. Ты ведь не виноват, я знаю. С Рождеством, Джордж!

У Джорджа в горле будто кулак застрял.

– Спасибо, – кое-как выдавил он из себя.

– Знаешь, мама с папой всегда говорят, как им хочется, чтобы вы снова пришли к нам на Рождество. Как раньше. Может, придёте?

– Мы останемся дома в этом году, – поспешно ответил Джордж. – Но всё равно спасибо.

Бобби снова пожала плечами.

– Ты всё равно скажи папе. И бабушку Фло мы тоже все ждём. Только не Коко. Мелок её страшно боится.

Джордж улыбнулся:

– Да, я помню.

– Правда, Джордж? – спросила она тихонечко.

– БОББИ, ДАВАЙ БЫСТРЕЙ, Я ХОЧУ ПОМАДКУ!

Голос Клементины разлетелся над ярмаркой, оборвав разговор. Бобби вздрогнула и побежала назад. Джордж даже не успел ничего ответить. Только смотрел ей вслед. И вдруг он заметил тётю Алису. Она стояла с Клементиной и дядей Илаем у карусели и смотрела на него мамиными глазами. Большими и блестящими. Улыбка – такая же, как у мамы, – кривилась на губах.

Последний раз Джордж видел тётю Алису на костылях – левая нога упрятана в гипс выше колена, а лицо в свежих царапинах напоминало картину на стене. Она не могла даже поднять на него глаза. Она только трясла головой и повторяла: «Простите, простите, простите», – а отец Джорджа, с прямой спиной и побледневшим лицом, отбивал, словно битой, каждое слово: «Пожалуйста, перестань, Алиса. Пожалуйста, перестань».

Воспоминание пробежало по нему, словно дрожь, и он заморгал глазами, чтобы вернуться в настоящее. Он вдруг понял, что дядя Илай держит что-то в руках. Свёрток из одеяла.

Нет – это не свёрток. Это ребёнок.

Новый двоюродный брат или сестра.

Алиса подняла руку, но Джордж уже отвернулся. Слова, не успевая оформиться, застревали в горле.

«Какие-то люди должны оставаться в прошлом, Джордж. Они будут только напоминать нам о нашей утрате».

У Джорджа сдавило грудь, когда он пробирался сквозь толпы людей, прочь от своей семьи.

В автобусе по дороге домой они сбросили с себя Рождество, будто плащ, выбросили в мусор остатки сладостей и смахнули с капюшонов сахарную пудру. С тяжёлым протяжным вздохом автобус отъехал от ярмарки, и в это самое мгновение, будто чихание мотора окончательно развеяло всё волшебство от путешествия в страну чудес, у бабушки Фло зазвонил телефон. Звонок отзывался в воздухе, как сирена, а экран заполнило имя Хьюго Бишопа.

Джордж вжался в сиденье. Три долгих года прошло с тех пор, как его отец впервые отменил Рождество. И не только ёлку, но и рождественские чулки и подарки. Игры, индейку, и соус, и хоралы, и даже рекламу по телевизору. Стало нельзя даже говорить о Рождестве. Не только с кем-то ещё, но даже с самим собой.

С Рождеством покончено, Джордж. Оно не вернётся.

Праздновать больше нечего.

Джордж сунул руки в карманы. Через два дня наступит Рождество, а настроение у отца было как нельзя хуже. Джордж пробежал пальцами по новенькому стеклянному шару. На ощупь нечаянное чудо было прохладным.

Но волшебство старика Марли уже приходило в движение.

И Джордж, сам ещё не зная, захочет испить его до последней капли.

2. Скрудж у себя на кухне

Когда Джордж с бабушкой возвратились домой, Хьюго Бишоп сидел, дожидаясь их, за кухонным столом. В приглушённом свете кухни огонь из духовки погружал его в тень. В чёрном деловом костюме, с густыми бровями и бледным лицом, он казался призраком, неясно очерченным в темноте.

– И который, по-вашему, теперь час?

Джордж прошаркал на кухню впереди бабушки, которая не спускала тёплой руки с его плеча. День, скрашенный мишурой и возможностями, припустил в галоп и окончательно скрылся вдали. Лунный циферблат часов показывал 9:07 вечера.

– Привет, папа!

– Прости, что мы поздно, Хьюго. Я совершенно потеряла счёт времени, – беззаботно прощебетала бабушка Фло. – Ты же знаешь меня: я как белка – легко увлекаюсь всем. Ты ведь ещё не поел без нас?

– Я поел на работе, – отец показал на духовку позади себя, где под грилем разогревалась пицца. На столе рядом с плитой лежала разорванная упаковка. По ней сверху вниз бежали красные буквы: «Гавайский пир». – Думал вас угостить, – сказал он, почти не взглянув на сына.

– О, замороженная пицца! – радостно воскликнула бабушка Фло. – Просто праздник, Хьюго.

Привлечённая новыми голосами, из гостиной выплыла Коко и принялась тереться о ногу Джорджа, словно говоря: «Немедленно обрати на меня внимание!». Джордж наклонился и почесал ей за ушами, а тем временем бабушка Фло, подойдя к духовке, извлекала оттуда пиццу и что-то напевала себе под нос.

– Мама! – строго произнёс отец.

Она оборвала песню, и осторожные нотки «Весёлого Рождества вам!» улетучились вместе с дымом из духовки.

– Прости, моя радость. Я не подумала.

Она поставила пиццу на стол, и отец принялся нарезать её так, словно в руке у него был не нож, а топор, и вместе с пиццей он хотел разрезать ещё и тарелку.

– Для тебя взял, где побольше ананасов, – сказал он, подталкивая к Джорджу тарелку.

Джордж почесал нос, чтобы тот не сморщился:

– Здорово…

Удовлетворённый, отец откинулся на спинку стула. Он начал что-то пролистывать в телефоне – отражение экрана засветилось в глазах. Урчал холодильник, часы на стене тикали чересчур громко. Джордж, сковырнув со своего куска пиццы ананас, попытался скормить его Коко, но безуспешно – ананас не произвёл на неё никакого впечатления. И Джордж вдруг понял, что ему хочется вновь очутиться в хаосе магазинчика Марли, в неугомонном оживлении карнавала.

– Хм, – нахмурился, глядя в телефон, отец.