Чудо пылающего креста

— Дальше рассказывать особенно нечего. Из Адрианополя мы выехали, делая вид, что едем на север, а сами по полям выбрались на Эгнатиеву дорогу. В Италии поехали в Неаполь, и нам повезло: там стояла военная галера, уже готовая отплыть в Лугдун.

— Вы поступили благоразумно, не поехав в Рим, — согласился Констанций. — Север оповещает обо всем прежде всего Галерия, потом уж меня, и Максенций не питает к вам никакого расположения.

— Была и еще причина, чтобы поехать в Неаполь, — признался Константин. — Я надеялся встретиться с Фаустой.

— С Фаустой? — Констанций нахмурился. — Младшей дочерью Максимиана? Не знал даже, что ты знаком с ней.

— Мы познакомились в Риме на Виценналии и полюбили друг друга.

— Она ведь еще довольно молода?

— Но вполне созревшая для своего возраста.

— Теперь вспоминаю ее. В прошлом году она гостила в Треверах. Ты, конечно, знаешь, что моя жена, Феодора, приходится ей сводной сестрой? Она хорошенькая, не так ли?

— И очень решительная. Она поведала мне такое, что могло бы заинтересовать и тебя.

— Вот как?

Константин вкратце передал ему свой разговор с Фаустой, опустив ту его часть, где речь шла о том, что он должен стать цезарем Британии и в дальнейшем провозгласить себя августом.

— Все это в общем для меня не такая уж новость, — сказал Констанций, когда он закончил. — Феодора не жалует своего отчима и частенько получает из дома сведения о том, что там делается. Знаю, что Максимиан надеется еще раз облечься в пурпурную мантию и что Максенций не уступает ему в честолюбии. Но я преподам тебе важный урок… Нет, пусть лучше вместо меня это сделает Даций. В конце концов, он является твоим наставником с тех пор, как я уехал с Востока.

— В чьих руках армия, тот правит и страной, — быстро проговорил Даций. — А одна армия в Галлии стоит двух других в остальной части империи.

— Верно, мой старый боевой товарищ. Я бы выразился точно так же, — тепло сказал Констанций. — Ты был хорошим учителем.

— У способного ученика.

— Вижу. Чем бы теперь хотел заняться, сынок?

— Переправиться с тобой в Британию и помочь в усмирении пиктов.

— В качестве моего заместителя? Давно уж пора.

Константин знал своего отца, поэтому не сомневался в искренности его предложения. Однако искушение принять его сразу же и в голову ему не приходило.

— Если я получу такое повышение в обход твоих регулярных командиров, это только вызовет недовольство, — заметил он. — Мне как трибуну положено командовать легионом. Дай мне его, и я испытаю себя.

Одобрение, вспыхнувшее в глазах отца и Дация, подсказало ему, что он сделал правильный выбор. Констанций позвонил в колокольчик на столе рядом с ним, и, почти тут же открылась дверь, впустив пухленького средних лет человека в мантии ученого.

— Это Эвмений, мой начальник канцелярии, — представил его Констанций. — Мой сын трибун Константин и центурион Даций.

— Я закажу благодарственную жертву Юпитеру за твое ^: благополучное прибытие, трибун, — тепло приветствовал его Эвмений. — И твое тоже, центурион. Мы вас ждали и, Надо сказать, немного беспокоились.

— Пусть сегодня выйдет приказ, Эвмений, назначить j моего сына командиром Двадцать второго легиона, — отдал указание секретарю Констанций и снова повернулся к сыну: — Тебе он понравится. В нем лучшая галльская кавалерия среди вспомогательного контингента. Помню, ты успешно справлялся с такими войсками в Августе Евфратене. Даций, разумеется, будет твоим заместителем.

— Пора отдыхать, август, — твердо сказал Эвмений. — Я найду жилье для нового командира Двадцать второго легиона и его помощника и вернусь, чтобы дать тебе лекарство.

— Хорошо, что ты здесь, Флавий, а то меня некому защитить от этого тирана, — пошутил Констанций, и по его тону стало видно, что он искренне любит своего пухленького секретаря. — Позже мы здесь поужинаем и поговорим о походе на пиктов.

— Насколько же серьезно болен мой отец? — спросил секретаря Константин, когда они вышли из комнаты.

Эвмений смерил его быстрым оценивающим взглядом.

— Два месяца назад у него был серьезный приступ, но теперь ему намного лучше. Вот почему экспедиция в Британию так запоздала.

— Но он поправится полностью?

— Твоему отцу пятьдесят пять лет, и эти годы, с тех пор как он приехал в Галлию, для него явились тяжелым бременем — тяжелым даже для сильного человека. Мне трудно сказать, что вызвало тот приступ несколько месяцев назад. Возможно, это был рецидив прежней лихорадки. Или заболевание печени — а это уж посерьезней. Теперь он поправляется, но ты, наверное, заметил, как сильно он исхудал.

— И цвет лица у него не такой здоровый, как, помню, был раньше.

— Заботы по поддержанию мира всегда обременительны, — вздохнул Эвмений. — Я рад, что появились сильные плечи, которые понесут их вместе с ним.

Едва они вышли и стали подниматься по улице, как Константин услышал, что его громко окликают по имени Он повернулся и тут же оказался в объятиях Крока, старого своего товарища по годам учебы в Никомедии. Галльский вождь, судя по внешности, вновь вернулся к обычаям своего народа. Его роскошные светлые волосы были зачесаны назад и из-под узкого обруча вокруг головы свисали почти до самых плеч. Здоровенные усищи завивались колечками по обоим концам верхней губы. Туника оказалась окрашена в полдюжину разных цветов, а штаны, оканчивающиеся кожаными сапожками, были расшиты цветочками, такими же яркими, как туника. С плеч свисал плащ на золотой цепочке, кисти рук украшались золотыми браслетами, а в ушах сверкали золотые сережки.

— Это вы, вождь? — Слова Эвмения мгновенно вернули Константина к действительности, и он впервые заметил, что серебряный обруч на голове у Крока — это вовсе и не обруч, а диадема с драгоценными камнями, а плащ, что висит на плечах, окрашен в пурпурный цвет.

— Ты уже царь! — воскликнул он удивленно.

— Всего лишь маленького царства, которое, умирая, оставил мне отец, — заверил его друг. — Август Констанций утвердил меня в этом сане, но моя настоящая работа — в армии и в галльской коннице.

— Стало быть, мое письмо…

— Открыло передо мной все двери после того, как Галерий — пусть его имя навеки звучит проклятием — отправил меня с позором на родину. Когда твой отец узнал, что я кое-что смыслю в лошадях и верховой езде…

— И являешься лучшим кавалеристом в империи…

— Нет, нет, дружище! Эта честь принадлежит тебе, — поправил его Крок, — Она завоевана на поле в Никомедии и, насколько я слышал, нашла подтверждение на берегах Евфрата.

— Вождь, — решительно прервал разговор Эвмений, — Императору пора принимать лекарство. Я вел трибуна и центуриона, чтобы найти им жилье.