Чудо в аббатстве

— И обо всем этом донесли королю? Я была уверена, он ее очень любит, и если это действительно так, то простит королеве то, что она делала до замужества.

— Ты живешь в тиши, Дамаск, и не знаешь, что происходит. Разве ты не понимаешь, что страна расколота религиозным конфликтом? Разве ты никогда не слышала о человеке по имени Мартин Лютер?

— Конечно, слышала, — с жаром ответила я. — Я думаю, что мы с отцом за неделю вели больше бесед о теологии, чем ты за всю жизнь. Мы и с Бруно тоже говорим об этих вещах.

— Знаю я твои беседы. Ты станешь спорить с ним, что правильно и что не правильно. Я не это имела в виду. Дело в политике. В этой стране две быстрорастущие партии — те, кто поддерживает католическую церковь, и те, кто хочет ее реформировать. Знаешь ли ты, что Анна Болейн очень интересовалась идеями реформаторов? Это создало ей много врагов среди католиков. Сколь важную роль они сыграли, чтобы приблизить ее падение, мы не узнаем, но они сделали свое дело.

Наша маленькая королева Кэтрин не интересуется религией. Она просто хочет быть счастливой и веселой, чтобы и ее царственный супруг был таким же. Но она происходит из семьи Норфолков — герцог, ее дядя, лидер католической партии. Поэтому сторонники реформаторов решили ее погубить. Но она не занимается политикой. Ей ни к чему все это. И вот… они будут рыться в ее прошлом. Они обнаружат, что она спала с несколькими мужчинами, возможно, состояла в браке с одним из них. Нам предстоит стать свидетелями ужасных событий при дворе. Ты можешь быть в этом уверена, Дамаск.

— Мы должны молиться за нее.

— Не забудь, что партия реформаторов молится за то, чтобы ее погубить. Очень много молитв возносится и от католиков. И все молитвы одному и тому же Богу. Интересно, Дамаск, чьи молитвы он услышит?

Я сказала:

— Я буду молиться за человека, а не за веру. Она еще так молода, не моложе нас с тобой, Кейт. Это трагедия. Ведь она может лишиться головы.

— Партия реформаторов вне себя от беспокойства. Они боятся, что не смогут погубить королеву, потому что король слишком любит ее.

— Если это так, то король никогда не допустит этого.

— Мне говорили, что именно в это она и верит. Но против нее столько могучих умов. Говорят, ее допрашивал архиепископ Кранмер, а он не относится к числу ее лучших друзей.

После этого разговора я не могла отделаться от мыслей о бедной маленькой жене государя. Я представляла, как она боится разделить судьбу своей кузины Анны Болейн, а ведь у нее не было мудрости и душевных сил этой королевы. Бедная крошка Кэтрин Говард, которая имела несчастье быть достаточно привлекательной, чтобы удостоиться внимания монарха!

Но меня ожидало чудесное событие, и я перестала думать о королеве. Еще до того, как Кейт покинула нас, чтобы вернуться в замок Ремуса, я узнала, что жду ребенка.

Когда я рассказала об этом Бруно, он был вне себя от радости. Разногласия, возникшие между нами из-за появления Хани, были забыты. Именно об этом он и мечтал. О ребенке, о собственном сыне.

Отцовская гордость присуща человеку, и мне это нравилось. А какое удовольствие получали мы от разговоров о нашем будущем ребенке!

В это время я могла приводить Хани в наш маленький круг. Бруно редко заговаривал с нею, и его безразличие было обидным, но, по крайней мере, ей было позволено бывать в нашем обществе. Она смирилась с этим, и если Бруно не обращал на нее внимания, то она делала то же самое. Но я радовалась тому, что она больше не боится его и не стремится покрепче прижаться ко мне, когда он был поблизости.

Мы значительно увеличили штат прислуги. В течение нескольких недель после отъезда Кейт прибывали люди, предлагающие свои услуги для разнообразной работы на полях. У меня появилась экономка, госпожа Кримп, которая, к моему удовольствию, проявила большой интерес к Хани.

Я подозревала, что некоторые из приходивших наниматься к нам была знакомы с Аббатством и раньше уже работали здесь. Может быть они были мирскими братьями. Брать их на работу было небезопасно, но Бруно делал это, чтобы поддержать веру в себя. Я в это время была поглощена мыслями о ребенке и с нетерпением ждала его появления на свет.

Я любила и готова была защищать Хани, но знала, что ничто не может сравниться с теми чувствами, которые вызывал во мне собственный ребенок.

Я была замкнута в маленьком мирке. Иногда до меня доходили придворные сплетни. Бывших любовников королевы допрашивали в Тауэре. Иногда, бывая на реке, я бросала взгляд на серую крепость, и предо мной вдруг ярко вспыхивало видение забрызганной кровью камеры пыток. В прежнее время я, вероятно, предалась бы размышлениям и вспомнила бы об отце. Но восторженные мысли о появлении новой жизни отгоняли мрачные воспоминания.

Я говорила себе: «Но король любит ее. Он ведь не хочет избавиться от нее. Он не допустит, чтобы она умерла».

Путники частенько останавливались в Аббатстве и жили в странноприимном доме, который был открыт, как и в прежние времена. Они рассказывали, что король пережил сильное потрясение, когда узнал о скандалах, связанных с его женой. Оно оказалось тем сильнее, что незадолго перед тем, как он услышал эти истории, он поведал своему исповеднику, епископу Линкольнскому, что наконец обрел блаженство в семье, и просил епископа организовать благодарственный молебен Господу за то, что тот даровал ему такую любящую и добродетельную королеву.

Мы слышали также, что, когда бедной маленькой королеве рассказали, в чем ее обвиняют, от страха ею овладело безумие. Зная, что король молится в маленькой часовне в конце галереи в Хэмптон-корте, истерически крича, она бросилась туда. Слуги, которым было приказано ограничить ее свободу, схватили королеву и силой вернули в ее покои.

Чувствовалось, что скоро произойдет беда. Король был всемогущ. Он стоял над двумя партиями — папистов и антипапистов, и в его глазах и те и другие были предателями, которых следовало наказывать смертью. Он ясно дал понять, что ничего не изменилось, только главой церкви стал король, а не папа. Государь ненавидел папу не меньше, чем Мартина Лютера.

Но для меня не было ничего важнее моего будущего ребенка. Я закрывала глаза на то, что атмосфера в Аббатстве меняется с каждым днем и что с тех пор, как я забеременела, ко мне относились с благоговейным страхом и уважением, что, как я поняла, соответствовало пожеланию Бруно.

Когда матушка узнала о моем состоянии, она очень обрадовалась. Она пришла в Аббатство, принесла травы и некоторые из своих отваров. Я тоже стала навещать ее, и мы беседовали, как это обычно делают женщины, о детях. Теперь мы были ближе, чем когда-либо прежде.

Я обожала близнецов — Питера и Пола. Они были здоровыми и крепкими малышами. Матушка страстно их любила и старалась, чтобы они все время были у нее на виду. Она даже стала уделять меньше внимания своему саду. Она постоянно обсуждала их характеры, ум и красоту. Она перестала их пеленать, потому что они энергично протестовали, и любила смотреть, как они сучат ручками и ножками.

Я начала получать удовольствие от нашей болтовни. У нее было много советов для меня, и я знала, что это хорошие советы. Матушка считала, что повитуха, которая принимала у нее роды, была лучшей во всей округе, и настаивала, чтобы, когда придет время, она помогла и мне.