Чудо в аббатстве
Шрифт:
— Да, и я не знаю, сколько буду отсутствовать. Может быть, несколько недель, может быть, больше.
— Куда ты едешь, Бруно?
— Во Францию, возможно, во Фландрию. Тебе не о чем беспокоиться. У нас полно слуг.
— За себя я не беспокоюсь, — ответила я. — Речь не об этом. Зачем ты едешь?
— Есть дела, которыми я должен заняться.
— Дела Аббатства?
Моя настойчивость явно вызывала у него раздражение.
— Моя дорогая Дамаск, приведение усадьбы в порядок — дело дорогостоящее. Если мы хотим его продолжить, мы должны подумать о прибыли. Например, есть корнеплоды, широко известные на континенте, очень вкусные
Это казалось разумным, но я вспомнила о его ночной прогулке и задумалась о том, зачем ему понадобилось рядиться в одежды монаха. Должно быть, он хотел, чтобы его приняли за безликий призрак. Это означало, что он не только не хотел быть узнанным теми, кто его увидит, но и хотел напугать увидевших его.
Я была заинтригована. Если бы со мной не было Хани, я бы не смогла сдержать свое любопытство и попросила объяснений. Но момент был неподходящим.
Позже я размышляла об этом. Чем больше я узнавала Бруно, тем яснее понимала, что не знаю его. Временами он казался мне незнакомым человеком. Он дал понять, что его возмущает мое любопытство, и отношения между нами ухудшались.
Через несколько дней он уехал.
В один из дней во время отсутствия Бруно в Аббатство приехал Руперт. Я позвала слугу взять у него лошадь, провела Руперта в комнату на верхнем этаже и послала за вином. Вошла Хани. Руперт подхватил ее и покачал на руках. Они тотчас же подружились.
— Все ли хорошо? — обеспокоенно спросил он меня. Я ответила, что все в порядке. Он отведал приготовленного Юджином вина и сказал, что оно отличное. Я рассказала ему, что Юджин поступил к нам на службу после того, как покинул Кейсман-корт.
— Ну вот, как будто Аббатство возродилось, — сказал Руперт.
— Все совсем по-иному, — быстро возразила я. — Это просто поместье, но, поскольку у нас много зданий и много земель, мы должны их использовать. Мы собираемся привести в порядок ферму. Нам это действительно необходимо, потому что мы хотим, чтобы имение приносило доход.
Руперт выразил желание объехать наши земли, и я ответила, что буду сопровождать его.
Я поинтересовалась, как его успехи, и он рассказал мне, что доволен своим владением. У него милый, хотя и небольшой дом. Все это подарил ему муж его сестры, которая, скорее всего, и выпросила ему это поместье.
— Конечно, усадьба не такая большая, как Кейсман-корт или аббатство Святого Бруно, но она хорошо мне служит.
Он задумчиво посмотрел на меня, и я весело сказала:
— Руперт, тебе следует жениться.
— Я не против, — ответил он.
— У тебя хорошие слуги?
— Конечно. Они мне преданы.
— Тогда, вероятно, это не так срочно. Но ты ведь хотел бы иметь детей. Из тебя получился бы хороший отец… и хороший муж тоже, я в этом не сомневаюсь.
— Я думаю, — ответил он, пристально глядя на меня, — что я до конца своей жизни останусь холостяком.
Я не могла встретиться с ним взглядом. Я понимала, что он намекает на то, что, поскольку я отклонила его предложение, он не женится ни на ком другом.
Он изменит свое решение, пообещала я себе. Когда он станет старше, то женится. Я хотела этого. Мне очень нравился Руперт, а поскольку мне предстояло счастье иметь своих детей,
я хотела, чтобы и он познал его.После того как он отведал испеченного Клементом пирога с пижмой, я взобралась на лошадь и мы вместе поехали осматривать земли нашего поместья.
— В Аббатстве всюду хорошая земля, — сказал Руперт, — через несколько лет ваше имение будет процветать.
Я рассказала ему, что Бруно отправился на континент за столовыми корнеплодами, которые можно выращивать в Англии. Он тоже слышал о них и сказал, что надеется развести их у себя. Теперь англичане наслаждаются блюдом под названием «салат», которое популярно на континенте уже несколько лет. Королева Екатерина Арагонская очень любила салаты и всегда посылала за овощами для них в Голландию. Теперь мы сможем выращивать их здесь, и если следующая жена короля полюбит салат, то приготовить его можно будет из овощей, выращенных на английских огородах.
Когда мы убедились, что нас не могут подслушать, Руперт подъехал поближе ко мне и тихо произнес:
— Я немного обеспокоен, Дамаск.
— Что так? — спросила я.
— Это все из-за того, что сказал Саймон Кейсман.
— Я всегда не доверяла ему. Что он сказал?
— Он зовет твоего мужа аббатом и говорит, что между нынешним Аббатством и тем, что было десять лет назад, разница небольшая.
— Что он имеет в виду?
— Как я понимаю, некоторые монахи вернулись.
— Они работают на ферме, на мельнице и по хозяйству.
— Это может быть опасно, Дамаск.
— Мы не делаем ничего противозаконного.
— Я уверен, что не делаете, но из-за того, что некоторые монахи вернулись и работают здесь, пошли слухи.
— Но мы не делаем ничего дурного, — настаивала я.
— Вы должны не только придерживаться королевских законов, но все в округе должны знать, что вы их соблюдаете. Мне не нравится то, что говорит Саймон Кейсман.
— Он зол, потому что сам хотел получить Аббатство.
— Дамаск, в любое время, когда я тебе понадоблюсь, я буду рядом.
— Спасибо, Руперт. Ты всегда был добр ко мне. После его отъезда я продолжала думать о нем. Если бы я любила его, а не Бруно, жизнь могла бы быть много проще. Но зачастую мы поступаем неблагоразумно, ведь любовь и благоразумие не сочетаются.
— Я не жалею, — уверяла я себя. Но мне было приятно знать, что у меня есть верный друг.
Наконец-то наступил июнь. Бруно вернулся с континента. Он не много рассказывал о своей поездке, а я оказалась не слишком любопытной, так как приближались роды.
Матушка приходила почти каждый день. Когда она была удовлетворена моим состоянием и у нее не было никаких причин для беспокойства, она обращала свое внимание на маленький садик, который устроил для меня Джеймс. Ему было лет тридцать. Я никогда не спрашивала, был ли он монахом или мирянином, работавшим в общине. Я чувствовала, что лучше не проявлять любопытства. Однако его знания растений были полезны, и мои цветы соперничали с розами моей матери.
Мы сидели с ней в саду и говорили о детях. Она вспоминала о моих детских привязанностях, но в основном говорила о Питере и Поле. Разговаривая, она вязала шаль для моего ребенка, и пальцы ее деловито двигались. Мне пришло в голову, что сейчас она гораздо более довольна жизнью, чем раньше, и меня это удивляло. Казалось странным, что кто-то может считать Саймона Кейсмана более подходящим мужем, чем моего отца, но для нее дело обстояло именно так.